Конец лета (др. перевод) - Стил Даниэла

— Дина?

— Я здесь.

Он вошел в солярий и остановился в двери, осматриваясь вокруг и изредка бросая взгляды на жену.

— C'est jolie, non? [76] — Он заговорил чуть рассеянно, и она подняла свой взор на него. — Очаровательно.

Она кивнула.

— Я поняла, что ты сказал, Марк? — Она не хотела спрашивать, но она должна была это сделать. И она понимала, что он не обрадуется такому вопросу. — Как твоя подруга?

В течение долгого времени он хранил молчание.

— Я не знаю, о чем ты говоришь.

— Нет, ты знаешь. — Она ощутила прилив тошноты, стараясь встретить его взгляд. — Какое ты принял решение?

— Ты не считаешь, что сейчас неподходящее время для выяснения этого? Мы только что приехали.

Она посмотрела на него с улыбкой.

— Как это в стиле французов. Что у тебя на уме, дорогой? Чтобы мы провели выходные дни, мило общаясь, а затем обсудили эту проблему по пути домой в воскресенье вечером?

— Я привез тебя сюда не для этого. Нам обоим нужно было уехать оттуда.

Она снова кивнула, в глазах у нее появились слезы.

— Да, нужно было. — Мысленно она сразу же вернулась к Пилар. — Но нам нужно обсудить и это тоже. Ты знаешь, я подчас удивляюсь, почему мы еще женаты. — Она снова взглянула на него. Он прошел в глубь комнаты и медленно сел.

— Ты сошла с ума?

— Возможно, что так. — Она отыскала платок и высморкалась.

— Дина, пожалуйста. — Он посмотрел на нее и тотчас отвел взгляд.

— Что? Ты хочешь сделать вид, что ничего не случилось? Марк, это невозможно. — Слишком многое произошло в это лето. У нее появился Бен, и теперь она знала, что и у Марка был тоже кто-то. Только в его случае это, возможно, продолжалось уже годы.

— Но тебе не стоит так волноваться сейчас.

— Будет ли более подходящее время для этого? Нарыв стал таким большим, что его пора вскрывать. Если мы этого не сделаем, он будет продолжать расти, делаться все более болезненным, а мы будем притворяться, что его вовсе не существует.

— Ты уже так давно несчастлива?

Она медленно кивнула, стараясь смотреть в окно. Она думала о Бене.

— До этого лета я никогда не понимала, какой я была ужасно одинокой… как мало нас объединяло, как мало у нас общего. Ты почти не понимал мои желания.

— А чего же ты хочешь? — Его голос звучал тихо и мягко.

— Твоего внимания, времени. Смеха. Прогулок по пляжу… — Она произнесла последние слова неосознанно, а затем неожиданно повернулась к нему. — Я хочу, чтобы тебя интересовала моя работа, потому что она важна для меня. Я хочу быть с тобой, Марк. Не сидеть в одиночестве дома. Как ты думаешь, что будет теперь, когда Пилар больше нет? Ты будешь разъезжать месяцами, а что я буду делать? Сидеть и ждать? — Сама мысль о таком существовании привела ее в дрожь. — Я больше не могу так жить. И не хочу.

— А что ты предлагаешь тогда? — Он хотел, чтобы она сказала это, хотел, чтобы она заговорила о разводе.

— Я не знаю. Можно на этом поставить точку, или если мы решим сохранить свой статус, тогда все должно быть по-другому, особенно сейчас. — Иисус, что она делала? Если она останется с ним, у нее не будет Бена. Но Марк — ее муж, человек, с которым они прожили вместе восемнадцать лет.

— Ты хочешь сказать, что желаешь сопровождать меня и в поездках? — Вид у него был недовольный.

— Почему бы и нет? Она ездит с тобой, не так ли? — Дина вычислила это в конце концов. — Почему я не могу?

— Потому что… потому что это безрассудно. Несостоятельно. И — и дорого. — И потому что тогда он не сможет брать с собой Шантал.

— Дорого? — Дина приподняла бровь, слегка усмехнувшись. — Вот это да! Она сама оплачивает за себя?

— Дина! Я отказываюсь обсуждать это с тобой!

— Зачем тогда мы приехали сюда? — На ее продолговатом бледном лице неистово вспыхнули глаза.

— Мы приехали сюда отдохнуть. — Это были слова монарха, ее короля. Тема закрыта, он как бы давал понять.

— Понятно. Значит, все, что нам остается сделать, — дожить до конца выходных, быть вежливыми и вернуться обратно в Париж, делая вид, что ничего не произошло. Ты вернешься к своей подружке, через две недели мы вернемся в Штаты и будем продолжать как ни в чем не бывало. И как долго ты задержишься здесь на этот раз, Марк? На три недели? На месяц? На шесть недель? И потом ты снова уедешь неизвестно на сколько и с кем, а я буду сидеть одна в этом дурацком доме, похожем на музей, ожидая твоего возвращения. И снова, черт возьми, одна. Одна!

— Это неправда!

— Нет — правда, и ты знаешь это. И сейчас я тебе заявляю, что с меня достаточно. Что касается меня, такие дни ожидания окончились. — Она внезапно поднялась и хотела выйти из комнаты, но, встав на ноги, почувствовала головокружение. Дина на миг остановилась, глядя вниз и держась за кресло.

Он наблюдал за ней, не говоря ни слова, затем в глазах его появилось беспокойство.

— Тебе плохо?

— Нет. Ничего. — Она выпрямилась и пристально посмотрела на него издали. — Я просто очень устала.

— Тогда иди отдохни. Я покажу тебе твою комнату. — Он слегка поддержал ее за локоть, пока не убедился в том, что она твердо стоит на ногах, и повел через длинный коридор на другой конец дома. Они заняли спальню хозяев, великолепную комнату, отделанную шелком кремово-малинового цвета. — Почему бы тебе не прилечь ненадолго, Дина? — Она выглядела совсем неважно. — Я пройдусь.

— А что потом? — Она смотрела на него, сидя на кровати, таким несчастным взглядом. — Что мы будем делать потом? Я так больше не могу, Марк. Я не могу играть в эту игру.

Его подмывало спросить «В какую игру?», чтобы начисто отрицать все. Но он не сказал ни слова, и Дина продолжила, глядя ему прямо в лицо. Расширившиеся зрачки его глаз выдавали в нем явное беспокойство.

— Я хочу знать, что ты чувствуешь, что думаешь, что собираешься делать. Что изменится для меня теперь, кроме того, что у нас уже не будет Пилар. Я хочу знать, будешь ли ты и дальше видеться со своей любовницей. Я хочу знать обо всем, что ты полагаешь неприличным произносить вслух. Скажи мне об этом сейчас, Марк. Мне нужно знать.

Он тихо кивнул и подошел к окну на другой стороне комнаты, глядя на слегка приглаженные гряды холмов.

— Мне нелегко говорить о такого рода вещах.

— Я знаю. — Ее голос было еле слышно. — В течение первых девяти лет нашей совместной жизни я никогда не была уверена в том, что ты любил меня.

— Я всегда любил тебя. — Он говорил, не поворачиваясь, и она видела только его спину. — Я всегда буду любить тебя, Дина.

Она почувствовала, как слезы подступают к глазам.

— Почему? — Она с трудом произнесла слово. — Почему ты любишь меня? Потому что я твоя жена? По привычке? Или потому, что я действительно не безразлична тебе? — Но он не ответил, а только повернул к ней лицо, полное невыразимой боли.

— Неужели снова об этом? Теперь… так быстро после смерти Пилар? — Дрожь пробежала у него по лицу, когда он заговорил о Пилар. — Дина, я, я… просто не могу.

Не сказав больше ни слова, он вышел из комнаты, и она увидела, как он с опущенной головой ходил по парку. При виде этого глаза ее снова наполнились слезами. Последние дни показались ей как бы концом всей ее жизни. В тот момент она даже не вспомнила о Бене. В голове у нее был только Марк.

Он отсутствовал больше часа, а когда вернулся, то увидел, что она спала. Черные круги под глазами придавали ее лицу крайне изможденный вид. Впервые за многие годы на ней не было косметики, и по контрасту с малинового цвета покрывалом ее лицо казалось почти зеленым. Он побродил по коридору, пройдя через зал в кабинет, расположенный за ним. Некоторое время он сидел там, уставившись на телефон. А затем, как если бы в силу необходимости, стал набирать номер.

Она ответила после третьего телефонного звонка.

— Марк Эдуард?

— Oui [77]. — Он промолчал. — Как ты? — Что, если Дина проснулась? Зачем он ей позвонил?