Книга Холмов (СИ) - Карелин Антон

Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 81

  - Удобнее, - кивнул Дик, спрыгнув с броневагона и распрягая коней, чтобы привязать их прямо здесь. - Гостеприимством земляков мы сыты по горло.

  Прискорбно кивнув, замученный староста махнул рукой и заковылял к себе. После всех этих страхований надо бы и поспать часка два-три. Перед тем, как на мясной привоз к рассвету подниматься.

  Оставшись одни, Лисы разлеглись наверху. Как же здесь пахло, словно не мягкие горки сена, а живой ковер и ласковая родная кровать. Да и чертовы крестьяне не подкрадутся, если вдруг что. Собаки спят чутко и будут с радостью привечать своих. А уж как их Лисы приветят, если чего...

  Сил не было, как хотелось спать. Но нельзя, сначала ветряная арфа. Слишком многое происходило в этом углу Древней земли, и даже вне ее, в Землеце. Слишком многое надо срочно доложить Вильяму Гвенту.

  - Так и скажем ему все? - зевнул Кел.

  - Так и скажем, - в три голоса отозвались Анна, Алейна и Винсент.

  Улыбнувшись, светловолосый подтянул большой, почти метровый в высоту футляр из дерева и дешевой кожи, но прошитый несносной нитью и едва заметно проклепанный железными зажимами да скрепами.

  - Свет.

  Алейна молча украсила пространство вокруг неярким, мягким освещением.

  Хитрый замок мелодично щелкнул, и взглядам Лисов явилась деревянная арфа, лежащая в синем бархате.

  Высокая и стройная, она была сделана из двух колковых рам красноватой ольхи, одна выгибалась вправо, другая влево, вместе по форме как кувшин. Верхние концы сходились друг к другу как два запястья, а из них шли деревянные ладони, повернутые друг к другу и образовавшие трепетный верх арфы. Мастер выточил их аккуратно и выразительно. Пальцы обеих рук тянулись друг к другу, но были расставлены так, чтобы к каждому крепилась струна и струны не смешивались между собой. Они выглядели точь-в-точь как руки мага при сотворении сложной магии, когда энергия исходит из ладоней, и от точной конфигурации пальцев зависит мощь и чистота получившегося заклинания.

  Девять струн тянулись снизу-вверх, от основания к выгнутым пальцам, и эти струны были прозрачные, как из застывшего стекла, но это было совсем не стекло. Сгущенные нити ветра, филигранно свернутые в натянутые струны: слева темный, северный ветер бури, пронизанный жилами мрака. Наверняка пойман где-то в Нордхейме, а может на бурном побережье Гаральда, где океан хлещет в изрезанные скалы, а сверху сверкают молнии - вот одна крошечная искра промелькнула в глубинах струны, озарив ее на краткий миг. Следующей шла струна затяжной непогоды, туч и дождя, вся мутная, серая; потом сизый, неопределенный, тепло-холодный ветер Холмов, насыщенный импульсами всевозможной магии, ставший для Лисов родным; следом остальные струны, слева-направо все более чистые и прозрачные. Предпоследней шла струна свободных ветряных фронтов с равнин Израима, странной земли, в которой море не покоится в вековечных берегах, а летает с места на место, гонимое ветрами. А последней светлела, выделяясь в здешнем воздухе, чистейшая струна: разреженный ледяной поток с прозрачной выси Та-Гарди, великого хребта, хребта самой земли, вознесшегося до самых небес. Вон эти горы, едва виднеются вдалеке, светлеют призраками древности, видны отовсюду на севере, хоть и стоят далеко, но уж очень высоки.

  Внизу обе рамы сходились в искусно переплетенную стойку, по центру которой сверкала хрустальная призма с голубым отблеском, сейчас она была темна. Кел поставил арфу перед собой и отщелкнул снизу зажим с синей бархатной нашивкой, державший струны прижатыми. Ветер сразу же заиграл струнами, перебирая их, звенящая мелодия разлилась в воздухе партитурой здешних сквозняков. Свет преломлялся в струнах и бросал ворох отсветов и бликов, плывущих вместе со звуком.

  Все расселись в один ряд, но перезвон не становился осмысленным, а блики и отсветы не складывались в образ собеседника, сидящего перед парной арфой в десятках лунн отсюда.

  - Искажение, - кивнул Кел, - мы рядом с сильным истоком силы, даже тремя.

  На каждом пальце было по серебряному кольцу, он мягко потянул первое и повел его по струне, та неуверенно вибрировала, глухо тренькала, как вдруг издала на удивление мелодичный звон. Оставив кольцо висеть где-то посередине струны, светловолосый принялся искать идеальное положение и для остальных. Каждому ветру требовалась стабилизация в своей точке, чтобы настроиться на парную арфу и одолеть искажение от истоков.

  Довольно быстро все девять колец нашли свои места, но Келу еще пришлось повращать их, синхронизируя звон, и вот когда все пропели единым аккордом, хрустальная призма внизу разгорелась голубым светом, отсветы и блики сошлись все в нее, а звуки на секунду исчезли. Связь была установлена. Кел переполз на сторону остальных, и теперь взирал на арфу с таким же нервным ожиданием.

  Ветер заиграл струнами, но вместо звона послышался шорох ткани, шаркающие шаги, кто-то закряхтел и со скрипом опустился напротив Лисов. Свет из призмы сложился в худую фигуру старика, кажется, сидящего во множестве подушек на удобной софе.

  - Наконец-то, - кашлянул Вильям Гвент. - Докладывайте.

  Старику было больше семидесяти лет, и смотрелся он не то, чтобы хорошо. С одной стороны, у Гвента был доступ к почти любым средствам омоложения и, может, даже бессмертия. С другой, он родился в день, когда над миром властвовала Пепел, черная луна. Многим из рожденных в тот день она ниспослала свои дары, а вот Вильяму Гвенту досталось ее проклятие: магия жизни отторгалась им, и чем старше он становился, тем сильнее. В юности и молодости Гвент умирал шесть раз, и столько же, очевидно, был воскрешен. Конечно, это само по себе экстраординарно, но говорят, прагматичный холмовладелец относился к жизни и смерти как к еще одному способу вести дела, как к инструменту достижения новой, интересной цели.

  Но чем дальше, тем больше оживление для него становилось невозможным. В последние двадцать лет он не мог получить даже простое исцеление Милосердной или витаманта, выпить зелье исцеления болезни даже лучшей травницы Мэннивея, крикливой Ченги; не мог одеть амулет регенерации. Вернее, одеть-то мог, но бестолку. Великий искатель приключений, искусный комбинатор и лучший управитель в полувековой истории Мэннивея, а по совместительству самый богатый человек в этих землях, он не мог перенести себя в новое тело или даже стать нежитью - ведь и работа по сумраку, и ритуалы некромагов все равно требовали участия виталиса, а любое воздействие зеленой энергии уже давно отвергалось его телом. Так половину жизни ему и пришлось идти по узкой тропке неспособного к воскрешению и даже исцелению.

  Как же, наверное, это нечеловечески обидно - создать столько всего, владеть стольким, стоять на пороге еще больших открытий и достижений, но быть уже не в силах воплотить их. Владеть ресурсами, что могут позволить почти любое безрассудство, исполнить любой каприз, но не иметь возможности прожить еще тридцать или, если повезет, пятьдесят лет. Когда люди твоего ранга и куда как меньших талантов уже давно опять молоды и полны сил, а ты угасаешь, и дело твоей жизни уйдет вместе с тобой, будет разодрано кем попало... причем, не наследниками. Ведь из-за череды оживлений и проклятия Пепельной луны у тебя нет детей. Жизнь несправедлива.

  Вильям не мог даже выпить шипучий отвар чтобы справиться с головной болью, поэтому довольствовался лишь россыпью обычных народных средств. Наверное, он неплохо понимал сынов Канзора, обреченных на чистоту.

  - Подведем итоги, - сухо сказал Гвент, одернув халат. За время сбивчивого рассказа Лисов он перебил их раз пять, уточняя сказанное и медленно потягивая горячее вино со специями, греющее его жилистое, болезненно-холодное тело. Но ни разу не высказал оценки происходящего, не похвалил и не поругал ханту.

  В руках его появились маленькие счеты, деревянная рама, тонкие спицы и разноцветные камушки-минералы. Счеты были известные, друзья, враги и подчиненные Гвента называли их 'счеты судьбы'. На них Вильям взвешивал цену любых ситуаций и решений, а когда он отщелкнул баланс, назад дороги уже не было.

Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 81