Сахар на обветренных губах - Тата Кит

– Сахарницу купила?

– Купила, – ответила я сухо.

– Молодец, – выронила она вяло и тоже, держась за стену, поплелась в комнату, в которой уже храпел на всю квартиру отчим.

Они уснули.

Придя в себя, я вышла из квартиры и занесла домой брошенные на лестничной площадке пакеты с продуктами. Занесла их в кухню, оставила у холодильника и только после этого пошла в свою комнату, где оставила Катю.

Сестра уже не плакала, но сидела с зареванным лицом. Красными глазами смотрела на меня, не мигая.

– Папа тебя тоже бил? – спросила она, отрывисто дыша после недавней истерики. – У тебя шея красная.

– Не бил, котёнок. Это мама так за шею мою держалась, пока я её поднимала с пола, – я с трудом натянула на губы улыбку. Присела перед сестрой на корточки, стянула яркую зеленую резинку с кончиков её волос и по новой заплела пучок на макушке. – Голодная?

– Я хотела покушать, но папа начал бить маму…

– Что приготовим? – отвлекла я её от разговора, вновь вызвавшего у неё слёзы.

– Бутерброды в микроволновке.

– Хорошо, – кивнула я. – Ты посиди пока здесь. Я уберусь на кухне, и мы с тобой приготовим бутерброды.

– Я с тобой хочу, – встала тут же Катя с постели и воинственно утёрла остатки соплей в носу тыльной стороной ладони.

– Хорошо, – согласилась я, понимая, что одной в комнате ей теперь будет страшно. – Вместе уберемся и вместе приготовим.

В прихожей я сняла ботинки и куртку. Заглянула в комнату родителей. Они спали и, судя по всему, проспят до утра в таком состоянии.

Закатав рукава толстовки, я зашла в кухню, где Катя уже начала уборку, скидывая грязную посуду в раковину.

– Кать, раскидай продукты из пакетов в холодильник и по ящикам. А я посуду уберу.

– Ладно, – сестра присела к пакетам и начала разбирать шуршащие упаковки, пока я убирала со стола остатки закусок в виде стрёмного сала, банки соленых огурцов, шпротов и черного хлеба.

Всё это беспощадно полетело в мусорное ведро, ибо доедать это было противно.

Пустые бутылки туда же. А вот недопитую в холодильник на дверцу.

Опыт со сломанной рукой в двенадцать лет теперь не позволяет мне выливать алкоголь в раковину или унитаз. Удивительная способность алкашей – даже в самом убитом состоянии помнить наутро, сколько у них осталось выпивки.

Я помыла посуду, протёрла полы на кухне и в коридоре до самой комнаты родителей, избавляя квартиру от кровавых следов. И вылила из кастрюли сваренный матерью в пьяном угаре суп с макаронами, которые разварились настолько, что превратили суп в кашу с луково-морковной зажаркой.

Катя в это время нарезала колбасу, сыр и помидоры кубиками, а я затем смешала всё это с майонезом и кетчупом, и, положив, на ломтики хлеба, отправила в микроволновку на несколько минут.

– Ты пришла со школы, они уже…? – спросила я тихо, имея в виду родителей, пока мы с Катей ужинали в моей комнате.

– Ага, – кивнула она. Доела свой последний бутерброд и посмотрела на оставшийся мой.

– Кушай-кушай, – придвинула я к ней тарелку. – Я на работе недавно перекусила. Не голодная. – Разумеется, на работе я ничего не ела. А после случившегося и есть-то не хотелось. – Ты уроки сделала?

– Математика только осталась. Я сама не смогла, а мама помочь не захотела.

Я мельком глянула на часы. Уже почти полночь.

– Давай, я тебе помогу, и будем спать.

– Можно я у тебя останусь, Алён?

– Конечно, можно. Доставай учебник, попробуем что-нибудь сообразить.

За двадцать минут мы с Катей справились с её домашним заданием. Проверили, что она готова к завтрашним урокам, и только после этого, приняв душ, Катя легла спать в моей комнате.

Подождав, когда она уснёт, я выбралась из кровати и села на пол рядом с ней с ноутбуком, который купила в прошлом году сама и теперь прятала от отчима, чтобы он его специально не сломал. Как предыдущий.

Я открыла объявления с предложениями съемных квартир, которые просматривала уже сотню раз. Они были недорогими, но мне нужно было ещё немного накопить денег, чтобы снять одну из них и заплатить хотя бы за два месяца вперед, чтобы за это время можно было заработать и накопить деньги ещё на один съёмный месяц. Ещё же жить нужно на что-то. Нам с Катей. Разумеется, я планирую забрать её с собой из всего этого дерьма. Надеюсь, уже в следующем месяце у меня это получится.

Плевать, что мне придётся бросить универ, чтобы зарабатывать на нас двоих. Главное, чтобы нас никто не трогал. Да и Катя уже достаточно взрослая для того, чтобы понять, что там, где нет мамы и папы, – безопаснее.

А потом, когда Катя закончит текущий учебный год, я надеюсь уехать вместе с ней в другой город. Осталось только придумать, как сделать так, чтобы получить опеку над сестрой без риска, что её могут забрать в детский дом.

Глава 4

– Наказание и проклятие сразу – это пары у Одинцова два дня подряд. Кто, вообще, составлял для нас расписание на эту неделю? Сатана?

Вся группа находилась в аудитории и ждала Константина Михайловича.

Вика прижалась щекой к парте и устало вздыхала, испытывая на себе самое тяжелое испытание в виде нежеланной пары у нежеланного препода. А я в это время думала о том, как бы не забыться и не оттянуть воротник кашемирового свитера, в котором было ужасно жарко во всех аудиториях, в которых мы сегодня были. Потому что, стоит мне хоть немного приоткрыть шею, как кто-нибудь сможет заметить синяки на моей коже после вчерашней стычки с отчимом.

Я очень надеялась на то, что покраснения на коже просто исчезнут, но они превратились в неприятные глазу синяки. По ощущениям тоже, кстати, не очень – будто кто-то до сих пор касается моего горла.

По этой же причине пришлось оставить волосы распущенными. Ненавижу, когда они мне мешают. А распущенные волосы мешают всегда. Они лезут в глаза, щекочут лицо и шею, мешают обзору.

А ещё меня очень удобно поймать за любую из распущенных прядей и избить.

«Спасибо» отчиму, из-за которого я уже много лет не держу волосы распущенными. За пучок на макушке меня поймать сложнее, чтобы побить.

– Кстати, мне нравится, что ты распустила волосы. Сразу такая женственная стала. Лёгкая. Уж не связанно ли это с Колесниковым и его вчерашним предложением? – Вика хитро улыбнулась и поиграла бровями.

Из моей груди вырвался снисходительный смешок.

– Нисколько не связано, – помотала я головой и сосредоточилась на листе тетради, в котором ручкой на полях вырисовывала хаотичные узоры. – Просто настроение такое.

– Ну, да, – иронично хохотнула Вика и подложила под свою щеку руки. – Просто настроение становится лучше, когда на тебя обращает внимание сам Колесников.

Я молча закатила глаза, сделав вид, что смутилась. Пусть думает, как ей удобно. В конце концов, то, что происходит там, где я живу, не должно никого касаться. Для всех я обычная беззаботная студентка, мечтающая о любви и цацках, а не о том, как начать нормальную жизнь, далёкую от домашнего насилия.

– Зелёная толстовка, – услышала я знакомый голос и резко вскинула взгляд. В дверном проеме стоял Колесников в белой толстовке с цветными узорами. Привычно лохматый, привычно улыбающийся и ни о чем не задумывающийся. – Не передумала? – спросил он, глядя мне в глаза через всю аудиторию, чем привлёк внимание всех одногруппников ко мне.

– По поводу? – спросила я, крепче сжав пальцами ручку. От постороннего внимания начало подташнивать. Машинально проверила воротник свитера, чтобы убедиться, что никто не увидит синяков на шее.

– По поводу того, чтобы прокатиться со мной, – плутовски улыбнулся нахал и, зайдя в аудиторию, сел на край преподавательского стола. Он явно получал удовольствие от всеобщего внимания, чего не скажешь обо мне. – Прокатимся вечером? Я машину, кстати, помыл.

Я невольно усмехнулась и опустила взгляд на тетрадь, на поля в которой машинально внесла пару штрихов.

Чего не отнять у Колесникова, так это его особая улыбочка. Он умеет улыбаться глазами так, что кажется очень милым. И я бы считала его милым, не знай я, какой он на самом деле засранец.