И весь ее джаз… - Гольман Иосиф Абрамович

Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 49

Вот и разрешил купить ей для себя лично кило икры с секретной карточки.

– Почему с секретной? – удивилась Маша.

– Чтоб мачеха не знала, – объяснила та. – Эсэмэски из банка папе не на телефон, а на служебный комп приходят. А у меня дубликат карточки.

– Такая жадная старуха? – удивилась Ежкова.

– Ужасно, – подтвердила Веруня. – Из-за любой копейки скандал. Так жалко папулю, она его до инфаркта доведет.

– Вот же тварь, – посочувствовала вслух Мария. А внутри – чуть не позлорадствовала. И совсем бы позлорадствовала – так им, мужикам козлиным, и надо, – если б это не был папа приятельницы. – Где он ее нашел?

– Я сама привела, – вздохнула Веруня. – Помнишь Таньку Симонову, с психфака?

– Да, – потрясенно выдохнула Ежкова. – Та еще змея. Зачем тебе это надо было?

– Она сказала, что поссорилась с парнем и с родителями, переночевать негде. Вот папулю и обаяла. Сама его не любит, везде хвостом вертит.

– А может, детектива нанять? – включила мозг Маша, детективная тема ей стала близка. – Сделает с ней и ее хахалями порноальбом, подаришь папе. Он все сразу сообразит.

– Он и так соображает, не маленький, – тихо сказала Веруня, а на ее глазах появились слезы. – Влюбился он, понимаешь?

– Понимаю, – вздохнула Машка, хотя по-настоящему не понимала, как можно влюбиться в шлюху, да еще и такую мерзкую, как Танечка Симонова с психфака. И, чтоб слегка утешить Евлагину, сообщила той о покупке корабля. Скоро в нем начнутся банкеты и концерты. И понятно, чьи вина будут там пить.

– А когда первый рейс? – обрадовалась Веруня.

– В следующем мае, – вынуждена была признаться Машка. И то про себя подумав, что только если удастся продать икру.

Пока же итоги были неутешительны.

Полдня тараканьих бегов по городу принесли продажу трех килограммов ста пятидесяти граммов продукта. Такими темпами – еще шестьдесят с лишним заходов. А список потенциальных покупателей уже почти иссяк.

Как оказалось – на килограмм продалось меньше.

Веруня, смущаясь и опуская глаза, предложила приятельнице сделку. Она отдаст ей половину денег за вышеозначенный килограмм, но забирать продукт не будет – с гемоглобином у нее все в порядке.

– Так за что половину? – удивилась Ежкова.

– За понимание, – вздохнула Веруня.

– Неужели все так плохо? – Машке стало ужасно обидно за подругу.

– Ну, как-то пока не очень. Папа хочет, чтобы я работала у него, а я не могу. Тут глупость, наверное, сделала. Взяла по-настоящему хорошее вино. Это ж тоже непросто, квоты жесткие. То, что мы с тобой сейчас пили (Машка смутилась, вспомнив свои мысли по поводу кислятины). А его не берут.

– Вообще не берут?

– Не-а. Один ценитель взял ящик. Но ценителей мало. Так что без рекламы ничего не продать. А на рекламу нет денег. Замкнутый круг.

– Разве ты этого не понимала?

– Понимала, – вздохнула Веруня. – Просто очень хотелось.

«Как мне с кораблем», – некстати подумала Мария. И суеверно постучала по дереву.

– Один вот тут собрался купить много. Для своего бутика, – продолжила Веруня печальное повествование. – Но сначала предложил продегустировать его вдвоем. У него на даче, в спальне.

– А ты что? – не утерпела Машка.

– Размышляю, – сделав крошечный глоток, и смакуя его во рту, сказала Веруня. – В конце концов, нам не по шестнадцать. Да и он не противный. Эстет, мать его, – неожиданно закончила Евлагина.

Короче, ушла Машка с неожиданной покупкой – ящиком этого самого винища. Слава богу, хорошие вина в ящик помещают не по двадцать бутылок, а только по шесть. Иначе бы денег, вырученных сегодня за икру, не хватило.

Веруня, заподозрив меценатство, сначала не хотела продавать. Однако Ежкова убедительно объяснила, что вечером – важный семейный ужин и дорогое вино будет кстати.

Прозвучало неплохо, даже притворяться не пришлось – у папы день рождения, так что все тип-топ.

Кроме главной цели забега.

Веруня расчувствовалась, загрузила ящик в свою машину и повезла Машку к ее «Астре», благо пробка по летнему времени заканчивалась рано.

В машине Машка молча размышляла о Веруниной ситуации, примеряя ее на себя. Вот если б кто дал ей четыре «лимона» – согласилась бы она на дегустацию в спальне? Или даже просто купил бы двести килограммов икры.

Однозначного ответа не получалось.

Если б это был ее Ромка или тот же Пашка Лохматов – почему нет? Коль природа все так интересно устроила. А если б какой-нибудь богатый говнюк?

В результате результат так и не родился.

Все зависит от обстоятельств, и, похоже, единого ответа вообще не существовало.

Ну и ладно.

Тут она не к месту вспомнила, что однажды уже пыталась рассчитаться подобным образом. Причем – по собственному почину.

Ситуация всплыла во всей красе, как будто не десять лет прошло, а вчера все случилось.

И тут же высверкнуло – вот к кому надо обратиться! Как же она сразу не подумала?

Ефим Аркадьевич Береславский.

Сейчас он, наверное, совсем лысый. Но наверняка такой же наглый и ехидный. И так же хитро посверкивают его очочки. И так же важно выпячивается вперед живот.

Он даже и не такой уж большой, его живот.

Просто сразу видно, что этот человек свой живот любит, холит и лелеет. И, может, немного им гордится.

А еще у него десять тысяч друзей и приятелей. Из них тысяч семь – не меньше – симпатичные бабы, возрастной категории 30+. И жена, которую, как ни странно, он сильно любит – Машка даже общалась с его Наташей, когда отдавала долг.

Точно.

Завтра с утра – к нему. А сегодня договориться о встрече.

Простилась с Веруней, сказала ей тихо на ушко: «Все будет о’кей». Та согласно кивнула. Есть еще романтизм в ее… пусть будет пороховнице, раз другого слова не нашлось.

А Мария направилась домой.

Вошла с ящиком – тяжеловат, зараза. Даже с шестью бутылками.

Папа бросился помогать.

Он всегда бросается помогать своим детям.

Вообще-то Машка – Эдуардовна, а не Ивановна. Биологический папа был Эдуардас. И есть, слава богу.

Он, кстати, от дочери не отказывался, даже алименты был готов платить. Просто, как говорится, узнав о беременности подруги, пережил минутную мужскую слабость.

Поэтому официально удочерить Машку папа не смог. Эдуардас слал деньги, папа не стал обижать его возвратом, а просто складывал их на ее счет – с них и пошел пушной бизнес. А в шестнадцать, получая паспорт, Машка стала вместо Эдуардовны Ивановной.

Отец ее отругал, но видно было, что ему приятно.

Эдуардас приехал в Москву, когда ей исполнилось восемнадцать. Машка не хотела с ним встречаться, папа заставил.

Вела себя как надутая дура, хорошо, что Эдуардас оказался умнее.

В общем, теперь у нее есть папа и есть очень хороший, генетически близкий… друг, что ли. По крайней мере, когда недавно Эдуардас заболел, Машка сгоняла в Латвию, в его деревню, привезла его сюда и очень удачно прооперировала у хороших врачей. Заодно познакомилась с братом и сестрой, которых раньше не видела. Хорошие ребята. Наверное. Потому что общего у них с Машкой не оказалось ничего – ни воспоминаний, ни родины, ни даже языка.

Кстати о родине.

Эдуардас помог ей оформить вид на жительство в Латвии. Родина у Машки только одна – Россия. Но вечная шенгенская виза, как выяснилось, тоже штука полезная.

Ладно.

Сели за стол, разлили Верунино вино.

– Господи, никогда такого не пил! – Папа реально был в восторге, он вообще врать не умеет. А Машка раньше всегда считала, что все винные марки наливают из одной бочки, после чего в бой идут рекламисты.

– Да, действительно вкусно, – сказала мама. Они точно не притворялись. Надо же, как удачно заехала к Евлагиной.

– А водка все равно лучше, – сказал Ведерников и крякнул, опустошая стопку.

Наш человек.

Кроме него, вино не понравилось Венику – он, с разбегу остановившись у стола, хватанул из рюмки хороший глоток «супертосканы» – сухого красного, урожая 2004 года.

Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 49