Призраки и духи (СИ) - Антарио Александра

— Тоже верно.

Начало недели у ир Вильоса выдалось напряженным, впрочем, глупо было ожидать иного с тремя полигонными практиками за два дня. Второй курс, уже наученный горьким опытом и осторожничающий, как и положено гонял нежить исключительно некромантией. С первым было сложнее. Кузен подкинул очередных проблем, став первым, кто из первокурсников использовал взаимодействие. Хотя предупреждали ведь! И ладно бы просто расход скакнул, как было у первокурсников в прошлом году. Нет, он как-то умудрился разворотить небольшой курган, разбудив мирно спавшую там не одно десятилетие нежить, а в процессе её упокоения размотать резерв, разбудить всю окрестную спящую нежить и в завершении уронить на ир Ледэ сосну. Благо ещё менталист был менталкой… А все потому что решил опробовать показанную приятелем с боевой некромантии схему, но не смог сразу её вспомнить и использовал схему памяти.

В итоге пришлось поднимать боевых некромантов зачищать полигон (хорошо ещё не самый большой) и спешно переигрывать распределение практик по полигонам, разбираться с обессиленным кузеном, объясняться с примчавшейся кузиной, у которой, оказывается, тоже был настроенный на брата артефакт… И все это хорошо за полночь, поскольку пара стояла пятой. В общем домой проректор пришёл уже наутро. А с утра ещё и пришлось объяснять показавшему Тео схему оболтусу, оказавшемуся уже знакомым проректору Тормундом ир Триксом, почему схемы боевой некромантии не рекомендуется показывать представителям других специальностей, даже если те потомственные некроманты, а если уж показываешь, то и об ограничениях и особенностях говорить. У этой в числе таковых было воздействие на неживое. Тор вздыхал, но переживал, похоже, больше из-за того, что приятель загремел в лазарет, чем из-за того, что по вине того они на полгода минимум лишились полигона.

В общем до дел академии ир Вильос добрался только к обеду среды, когда хотя бы пар у него не было. Разбор писем хорошего настроения не добавил: дополнительные проблемы традиционно подкрались оттуда, откуда проректор их не ждал. Хотя, зная порой возникающие инициативы чиновников, стоило бы.

— Какая ещё инспекция? — едва ли не за сердце схватилась госпожа Ройделл.

— Из департамента культуры, — поморщился ир Вильос, как раз занятый изучением перечня требований к музеям. — Для оценки возможности включения нашего музея в общий перечень музеев.

— И зачем нам это?

— Понятия не имею. Нам просто прислали информацию, что пришлют инспекцию и список требований.

— Можно? — главбух, вообще-то зашедшая к нему за совсем другим (видимо, очень нужным, раз она даже не поленилась подняться в башню), протянула руку.

— Конечно, — Чарльз даже испытал облегчение. Заковыристые формулировки чиновников он недолюбливал.

Госпожа Ройделл изучила перечень, все больше хмурясь, и сообщила:

— Наверняка потребуют перечень экспонатов.

— А у нас его нет?

— Есть, но устаревший. Года на три.

Что это значит, некромант понял быстро. Кажется, их ждали как минимум перепроверки чернового журнала экспонатов, а как максимум и вовсе инвентаризация. Дело всегда хлопотное, а в музее ещё и трудоёмкое. Впрочем, если поручить это Тесле…

Через два часа ир Вильос мрачно разглядывал коробку с номером. И все бы ничего, но внутри коробки были другие коробки. И тоже с номерами… В этом наверняка была какая-то система, но проректор к своему стыду её не понимал. В те времена, когда с музеем плотно работал он сам, ничего такого здесь не было. Поэтому как именно в этом случае следует поступать, он понятия не имел, а главбух отправила с ним новенького бухгалтера, который не только в музее прежде ни разу не был, а потому тоже не знал ни где искать журналы, ни на какой номер вообще смотреть, но и как вообще проводится инвентаризация. Наверняка знала Тесла, но она, как оказалось, как раз сегодня улетала в командировку в диссовет и была занята поспешными сборами.

— Почему так срочно? — нахмурился ир Вильос, когда она ему об этом сообщила.

— У них там какая-то защита отменилась, а совет уже собрался, так что есть время меня послушать, — девушка явно нервничала.

— Понятно. Тогда удачи.

— Спасибо. А вы что-то хотели? — спохватилась теоретик, когда он уже собирался выйти.

— Сам разберусь, — ответил он тогда. А вот сейчас в этом был уже не так уверен. Впрочем, должность он занимал не первый год и выходить из таких ситуаций умел. — Знаешь что, Римус?

— Что? — парень из-за своего незнания явно переживал.

— Сходи-ка за госпожой Ройделл, а я найду кого-нибудь из ответственных за музей. Если память мне не изменяет, у фундаменталистов тоже кто-то такой был.

Стоило сразу это сделать, но он понадеялся, что со времен его работы лаборантом глобально ничего не менялось, а значит журналы со списком хранящегося должны лежать в музее. Проводить полноценную инвентаризацию у проректора не было ни желания, ни времени, а вот разобраться в списке имеющегося он считал себя способным. Вот только то ли те переложили, то ли вовсе перестали вести, надеясь на те, что были у бухгалтерии. Принцип оформления инвентарных номеров с тех времен тоже, похоже, несколько видоизменился (или проректор успел ту позабыть), так что проверка коробок с вроде как последними номерами показала, что экспонаты там старше ир Вильоса. В общем разбираться в этом самим было чревато.

Ответственные у фундаменталистов нашлись. И, разумеется, в восторг от перспектив перепроверять не только свои, но и теоретиков списки не пришли, но деваться им было некуда. То, что проректор пообещал прислать к ним кого-нибудь из боевиков и прикладников, ответственных за свои части музея, несколько их с ситуацией примирило.

Куда они дели журналы с уточненным списком хранящегося, лаборанты ответить не смогли, о существовании таковых они вообще, похоже, впервые слышали. Именно тогда ир Вильос окончательно понял, что отделаться малой кровью, как он надеялся, похоже, не выйдет.

— Насколько было проще, когда у нас был хранитель коллекции! — тяжело вздохнул магистр.

— А он был? — удивилась госпожа Ройделл. В МАН она работала уже лет пятнадцать, но ни о каком хранителе прежде не слышала.

— Был, правда, ещё в те времена, когда я был студентом. Но потом крючкотворы из одного из подчиненных Совету подразделений — то ли кадров, то ли финансов, то ли и вовсе безопасники — уперлись, что работником не может быть дух. И, пока ректор и архимаг с ними разбирались, кто-то из этих умников прямо заявил хранителю, что, раз он не живой и у него из всех документов свидетельство о смерти, то не может быть сотрудником академии. А он возьми и поверь.

— И что дальше? — не удержался от вопроса новенький бухгалтер.

— Дух потерял цель, которая его, оказывается, и держала, и ушёл. Ну а раз ушёл, вызывать его целенаправленно уже не стали.

— Жаль, — вздохнула главбух.

— Может, и хорошо, что ушёл, — возразил лаборант-фундаменталист. — Обрел покой и возможность переродиться, это тоже важно.

— Это, конечно, но с ним тут был порядок, а не как сейчас, — магистр жестом обвел довольно-таки заваленное помещение.

— Разберемся, — заверила его госпожа Ройделл.

Прозвучало с угрозой, но проректор предпочел её «не заметить», хотя прекрасно понимал, что закрывать глаза на отсутствие чего-либо она не будет. Впрочем, и правильно. А между тем бухгалтер желала видеть абсолютно все подотчетные скелеты разнообразной живности и нечисти, а тем более всю нежить, у которой в документах стояла более высокая стоимость. И спорить с ней, тем более при проректоре, фундаменталисты не решились, отправились на поиски недостачи.

— Похоже, за один день мы тут не управимся, — оглядела немаленькую аудиторию, которую занимал музей, бухгалтер.

— Ещё подсобка, — робко заметил тот лаборант, что остался с ними. — И не одна. То, что из аномалий летом привезли, отдельно сложили. Чтобы мало ли колыхнет фон, так хоть не весь музей подняло.