Голос - Индридасон Арнальд

Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 62

— Родишь ты наконец? — набросился Эрленд на Сигурда Оли, не скрывая своего нетерпения. Он слушал повествование коллеги, сидя у стола в номере отеля.

— Я пытаюсь рассказать как можно подробнее, — объяснил Сигурд Оли и взглянул на часы. Он уже на сорок пять минут опаздывал домой к Бергторе.

— Да-да, давай, не тяни.

— Гудлауг вам когда-нибудь рассказывал о том времени, когда был звездой? — спросил Сигурд Оли, поставив чашку и протянув руку за печеньем.

— Он сказал, что потерял голос, — ответил Бальд.

— Гудлауг переживал из-за этого?

— Ужасно! Все произошло в самый неподходящий момент, но он не хотел вдаваться в подробности. Говорил, что над ним издевались в школе из-за его славы и он переживал по этому поводу. Впрочем, он не употреблял слово «слава». Вообще не считал себя знаменитостью. Отец хотел его таким видеть и чуть было не добился своего. Но Гудлауг чувствовал себя прескверно, а тут еще стали проявляться гомосексуальные пристрастия. Он неохотно вспоминал о том времени и о своей семье почти ничего не рассказывал. Возьмите еще печеньице.

— Нет, спасибо, — отказался Сигурд Оли. — Нет ли у вас идей, кто бы мог желать его смерти, напакостить ему?

— Боже мой! Понятия не имею. Гудлауг был душка, по-моему, он и мухи не мог обидеть. Даже и не знаю, у кого поднялась бы рука его убить. Несчастный, такой конец! У вас есть какие-то предположения?

— Ничего, — ответил Сигурд Оли. — Вы слышали записи его пения? Может быть, у вас есть пластинки?

— Точно, — ответил Бальд. — Гудлауг был великолепен. Потрясающий голос. Пожалуй, я никогда не слышал лучшего детского исполнения.

— Он гордился своим даром, будучи взрослым? В тот период, когда вы познакомились с ним?

— Гудлауг никогда не слушал свои пластинки. Никогда! Несмотря на мои уговоры.

— Почему?

— Невозможно было склонить его к этому. Он не объяснял причин, просто отказывался наотрез.

Бальд поднялся, подошел к шкафу в гостиной, отыскал две пластинки Гудлауга и положил их на стол перед Сигурдом Оли.

— Он подарил их мне после того, как я помог ему с переездом.

— С переездом?

— Гудлауг должен был освободить комнату в Западном квартале и попросил меня помочь ему с переездом. Он снял другое жилье и перетащил все свое добро туда. На самом деле у него ничего и не было, кроме этих пластинок.

— А их у него было много?

— Да, целая куча.

— Но что-нибудь он все-таки слушал? — спросил Сигурд Оли из чистого любопытства.

— Нет. Понимаете, это были одни и те же пластинки. — Бальд указал на два экземпляра на столе. — У Гудлауга таких было навалом. Он говорил, что забрал весь оставшийся тираж.

— У него был целый ящик пластинок? — присвистнул Сигурд Оли, не скрывая возбуждения.

— Даже два.

— Вы не знаете, что с ними стало?

— Я? Не имею ни малейшего представления. Эти пластинки что-то значат сегодня?

— Я знаком с одним англичанином, вот он готов убить за записи Гудлауга, — сказал Сигурд Оли и увидел, как на лице Бальда отразилось недоумение.

— Что вы имеете в виду?

— Да так, ничего. — Сигурд Оли посмотрел на часы. — Мне пора. Возможно, нам потребуется связаться с вами, если я упустил какие-нибудь детали. Если вспомните еще что-нибудь, позвоните мне, пожалуйста, какой бы малозначительной вам ни показалась информация.

— По правде сказать, в то время выбор партнеров был невелик, — сказал Бальд. — Не то что сейчас, когда каждый второй мужчина — гомосексуалист или хочет быть таковым.

Он улыбнулся Сигурду Оли, который поперхнулся чаем.

— Прошу прощения, — извинился полицейский.

— Кажется, чересчур крепко получилось.

Сигурд Оли встал, и Бальд последовал его примеру. Он проводил инспектора до двери.

— Нам известно, что в школе Гудлауг подвергался насмешкам, — сказал Сигурд Оли, уже прощаясь. — Ему дали прозвище. Вы не помните, упоминал ли он что-нибудь в этом роде?

— Совершенно очевидно, что над Гудлаугом издевались, потому что он пел в хоре, обладал чудесным голосом, не умел играть в футбол и во многом был, так сказать, похож на девочку. Мне он казался очень неуверенным в себе, когда завязывал отношения с другими людьми. Именно этим он объяснял свои неприятности, из-за этого, дескать, его и дразнили. Но я не припоминаю, чтобы он говорил мне о каком-то особом прозвище…

Бальд на мгновение задумался.

— Да? — подстегнул его Сигурд Оли.

— Вот когда мы были вместе, ну, вы понимаете?..

Сигурд Оли машинально кивнул.

— В постели…

— И?..

— Ну так вот, Гудлауг хотел, чтобы я называл его своей маленькой принцессой, — сказал Бальд и чуть заметно улыбнулся.

Эрленд уставился на Сигурда Оли:

— Маленькой принцессой?

— Он так сказал, этот Бальд, — ответил Сигурд Оли, вставая с кровати Эрленда. — А теперь я, пожалуй, пойду. Бергтора устроит скандал. Так ты Рождество будешь отмечать дома?

— А что, кстати, сталось с пластинками в ящиках? — спросил Эрленд. — Куда они делись?

— Бальд не имеет ни малейшего представления об этом.

— «Маленькая принцесса»?! Как фильм с Ширли Темпл? Каким образом это связано? Этот тип дал тебе какие-либо объяснения?

— Нет, он не знает, что это означало.

— Может, и ничего особенного, — пробормотал себе под нос Эрленд. — Что-нибудь из лексики геев, чего никто не понимает. Может, тут и нет ничего странного. Так он презирал себя?

— Был не уверен в себе, со слов его приятеля, все время терзался сомнениями.

— Насчет своей сексуальной ориентации или из-за чего-то другого?

— Не могу сказать точно.

— Ты не спросил?

— Мы можем поговорить с этим Бальдом еще раз, но, похоже, он не так уж много знает о Гудлауге.

— Как и мы, — заключил Эрленд печально. — Если двадцать или тридцать лет назад Гудлауг скрывал, что он гей, вряд ли бы он стал кричать об этом на всех углах сейчас?

— Да, вот вопрос.

— Я еще ни разу не встречал человека, который бы представлялся как гей.

— Ну да. Ладно, я, во всяком случае, спешу откланяться, — сказал Сигурд Оли, направляясь к выходу. — Что-нибудь еще на сегодня?

— Нет, — ответил Эрленд. — На сегодня хватит. Спасибо за приглашение, и передай мое почтение Бергторе. Будь с ней поласковей!

— Всегда готов, — отозвался Сигурд Оли, вылетая из номера.

Эрленд посмотрел на часы и понял, что подошло время встречи с Вальгерд. Он вытащил последнюю кассету из видеомагнитофона и положил ее сверху на стопку пленок. И тут же заверещал его мобильник. Звонила Элинборг. Она переговорила с прокурором по поводу папаши, избившего сына.

— Сколько он получит, по их мнению? — поинтересовался Эрленд.

— Они думают, что эта тварь, скорее всего, сумеет выпутаться, — ответила Элинборг. — Его не осудят, если он будет стоять на своем. Вполне вероятно, что мерзавец и одной минуты не просидит в тюрьме.

— Но как же улики? Пятна на лестнице? Разбитая бутылка «Драмбуи»? Все указывает на…

— Я не знаю, к чему вообще наша работа. Вчера слушалось дело о нападении. Один человек пырнул ножом другого. Нападавший получил восемь месяцев заключения, из которых четыре — условно, то есть он отсидит всего два месяца. Где справедливость?

— Так папаша сможет забрать мальчика к себе?

— Наверняка. Единственный положительный момент, если можно так выразиться, это то, что мальчик, кажется, очень скучает по отцу. Я этого совсем не понимаю. Как он может тянуться к человеку, который издевается над ним? Уму непостижимо. Здесь чего-то не хватает, в этой истории. Что-то мы упустили. Поэтому и не клеится.

— Вернемся к этому позже, — пообещал Эрленд, еще раз взглянув на часы. Он опаздывал на свидание с Вальгерд. — Можешь кое-что сделать для меня? Стефания утверждает, что приходила на днях в отель, чтобы встретиться с подругой. Поговори, пожалуйста, с этой женщиной, проверь, правду ли она сказала.

Эрленд назвал имя подруги Стефании.

Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 62