— Как вы уживались с ним в эти дни?
Яркие, блестящие глаза Кандиды расширились от ужаса.
— Боже мой, неужели вы думаете, что я живу с ним? Я ушла из этого проклятого дома сразу же, как смогла. Джек остался там, конечно, — ее голос задрожал от горечи. — Он остался там, как будто ничего не случилось. Ноги моей не было в том месте в течение трех месяцев. Он звонит, конечно: «Как ты там, дорогая? Позволь мне повидать тебя, дорогая», — передразнила Кандида его озабоченный голос.
Роберт Балантайн наклонился к ней с кресла и, вопреки обыкновению, взял ее руку в свои. Он очень редко касался ее, предпочитая соблюдать профессиональную дистанцию.
— Кандида, я убежден, что если вы с Джеком придете ко мне вместе, это может помочь вам развязаться с вашей тяжелой утратой, это может помочь, если мы втроем...
— Нет! — вскрикнула она, в ужасе вскочив на ноги. — Нет! Никогда! Я больше не хочу с ним встречаться, никогда! Я не хочу его видеть, я не хочу его слышать, я даже не хочу слышать, как при мне упоминают его имя! Я хочу о нем слышать только одно — что он умер.
Кандида возобновила свое обычное блуждание по комнате, разъяренная, взбешенная, захваченная врасплох.
— Разве вы не видите, что у меня есть только один способ преодолеть это? Если я увижу его, я вспомню Томми. Я больше не хочу помнить Томми. Это слишком больно, — она обернулась, прислонившись к стене, и накинулась на терапевта, забыв про логику. — Вы думаете, я когда-нибудь смогу забыть Томми? Вы действительно считаете, что я смогу забыть собственного ребенка? Я родила его, Боже мой! Это больше, чем все, что сделал Джек за свою жизнь! Я дала ему жизнь, а Джек отнял ее. Я никогда не забуду Томми, лежащего в этом бассейне — я никогда не выброшу это из головы, слышите! Разве не достаточно, что я должна жить с образом моего ребенка, лежащего лицом вниз в купальном бассейне? Почему вы хотите, чтобы я виделась с ублюдком, убившим моего сына и разрушившим мою жизнь?
Кандида задохнулась от напряжения. Овладевшее ею бешенство прошло и истощило ее. Опустошенная, она опустилась в кресло и сгорбилась в нем, обхватив себя руками за плечи и медленно раскачивая головой.
— Простите, простите, простите. Простите, я не сдержалась. Со мной такого никогда не случалось. Знаете ли вы, как я изменилась? Ну конечно, не знаете. Я опять сказала глупость. Ведь вы же не знали меня до того, как это случилось. Мне кажется, что я засыхаю, медленно, день за днем. Мне даже стало трудно плакать. Временами я хочу выть на луну, как какая-нибудь дикая тварь, но не плачу. Слезы — это благословение, не так ли? Я хотела бы, хотела бы... — голос Кандиды иссяк, она отняла руки от плеч и взглянула прямо на терапевта, ее красивое лицо осунулось от горя, на щеках пылал яркий, лихорадочный румянец, глаза ввалились.
— Я хотела бы никогда не выходить замуж за Джека, — просто закончила она.
— Но тогда у вас не было бы Томми, вы никогда не знали бы его, пусть и недолго.
— Я знаю, но не хотела бы, вот и все, — Кандида зажгла другую сигарету. — Роберт, я больше не хочу говорить о Томми. Вы сказали, что я не смогу развязаться с моей утратой, но вы ошиблись. Я с ней развязываюсь. Это не значит, что я перестала желать, чтобы этого не случалось — я никогда не желала, чтобы это случилось, — но теперь все, кончено. Я смирилась с этим. Теперь я должна строить новую жизнь. Я хочу жизни, в которой нет ничего общего ни с Томми, ни с Джеком.
Она смахнула пепел в пепельницу длинным винно-красным ногтем, способом, который всегда казался Роберту Балантайну безумно изысканным и обольстительным. После долгих лет изучения психотерапии, использовав собственную квалификацию, Роберт Балантайн разобрался, почему его так привлекают роковые женщины, но это не помогло ему подавить влечение к ним. Кандида говорила спокойно, в полном самообладании, доверительным, размеренным голосом, полностью противоположным ее недавней вспышке.
— Вы говорили, что часть нашего соглашения предусматривает, что я могу выбирать, о чем мы будем разговаривать?
— В известном смысле, да.
— Итак, я приняла решение о том, чем займусь в будущем. Я открою свою фирму по охоте за головами. У меня это очень хорошо получится.
— Мне трудно представить, что это такое, Кандида. Полагаю, что вы не воткнете в нос кость и не отправитесь в дремучую Африку?
Доктор Балантайн был вознагражден смехом.
— Нет. Я начну отыскивать светлые головы в Сити и помещать их на новые высокооплачиваемые должности, забирая себе аппетитный кусочек от их изумительно высоких окладов. Знаете, я неплохо умею выслушивать людей. По иронии, я говорю вам это, когда вы, наверное, представляете меня как напыщенную невротичную куклу. Уверяю вас, я умею обходиться с людьми, я хорошо разбираюсь в характерах, у меня есть деловая хватка и множество контактов в Сити. Я понимаю этот бизнес — то же самое брокерство, только другие виды продукции.
— Я уверен, что вы преуспеете во всем, за что ни возьметесь — но Сити? Разве там вы не будете чаще контактировать с мужем? — осторожно намекнул терапевт.
— Нет. — Кандида умело погасила сигарету. — Сити — большое место, достаточно большое, чтобы мы могли сколько угодно избегать друг друга. К тому же, он больше мне не муж. Или перестанет им быть в ближайшие шесть недель. Разве я не говорила вам? Я развелась с ним. Судебное постановление пришло несколько дней назад. Остались только формальности.
— Какую причину вы указали для развода?
Кандида аккуратно уложила сигареты в сумочку.
— Душевная черствость, — коротко ответила она.
Второй вечер Тедди с Кристианом был в чем-то даже приятнее, чем первый. За одну лишь ночь освоившись друг с другом, они больше не нуждались в сдержанной интимности такого ресторана как «Лейт», чтобы чувствовать себя только вдвоем. Они поужинали в «Кенсингтон Плэйс», не желая забираться далеко от дома, и, несмотря на шум и столпотворение, чувствовали там себя так, будто были совершенно одни. Такая внезапная доверительность была редкой и приятной для Тедди. Было очень немного людей, с которыми она могла полностью расслабиться, обычно это были члены ее семьи или старые друзья, которых она знала годами, но теперь она чувствовала, что могла бы сказать Кристиану все что угодно, и он бы понял. Он казался гораздо взрослее Майка, гораздо утонченнее, он выглядел гораздо более впечатляющим.
Кристиан тоже расслабился, изысканная полировка его манер казалась потускневшей, настороженность ослабла — чуть-чуть. Увлекшись «Аленом Делоном», Тедди теперь открыла в нем подлинного человека, с теплотой, юмором, самообладанием под внешностью плейбоя.
Они отмечали завершение первого собеседования Кристиана. Тот сказал, что, по его мнению, переговоры прошли удовлетворительно. А Тедди подтвердила, что Пол Драйвер долго и громко восторгался им в телефонном разговоре с ней.
— Дело сделано, Кристиан, — радовалась Тедди. — Поверь мне. Они предложат тебе должность, вот увидишь.
