Прыжок тигра - Казанцев Кирилл

– Сынок ваш? – Он обернулся на голос. Соседка – пожилая полная женщина смотрела то на свернувшуюся в клубок Ваську, то на Максима.

– Что? А, да, мы к родственникам в гости едем, – соврал он.

– Похож как, – заулыбалась в ответ женщина, – прямо одно лицо.

– Спасибо, – Максим вытянулся на своей полке и закрыл глаза. Уснешь тут, как же – справа пьют, в конце вагона того гляди драка начнется, а слева ребенок орет. И долго уже орет, как только от вокзала отъехали, минут двадцать, не меньше. Ничего, устанет – замолчит. Но сначала устали и заткнулись справа – запасы пойла закончились, пополнить их было негде, и компания расползлась по полкам. Потом в дальнем конце вагона дело закончилось мировой, там начали петь, но тихо и даже благозвучно. А детеныш все не успокаивался, то слабо хныкал и подвывал на одной ноте, то снова начинал реветь в голос. Кто-то пытался его уговаривать, Максим слышал тихий женский голос, но ребенок его не слушал. Так прошло еще почти полчаса, соседка по купе ворочалась с боку на бок, поезд грохотал колесами и прыгал на стрелках. Максим приподнялся на локтях, прислушался – Васька вроде спит, надо бы и самому передохнуть, но вой за перегородкой не давал отключиться. Бабка с нижней полки не выдержала.

– Родители фиговы, – проворчала она, сползла с полки и вышла в проход.

– Ой, какие мы хорошенькие, какие мы маленькие! А почему мы плачем, что случилось?! – заворковала она и потянулась к своей кошелке. Сумка в целях безопасности была надежно спрятана под подушку, на которой бабка тщетно старалась заснуть.

– К бабушке хочет, – сообщил тихий женский голос, – а я его в Москву, в больницу увезла, на обследование.

– К бабушке! А вот бабушка тебе конфетку даст! – тетка порылась в своей сумке и в полумраке вагона зашуршала обертка.

– Ой, да не надо, ему нельзя, нам завтра анализы сдавать, – но «бабушка» протестов матери не услышала.

– Кушай, кушай, маленький, – пропела она, и рев тут же прекратился.

«Слава те господи», – Максим перевернулся на бок, – хоть засну, наконец». И, действительно, отключился, но ненадолго – с таким трудом восстановленную тишину разорвал надрывный кашель.

– Артем, Артем, что с тобой! – кричала женщина, добросердечная бабка попятилась к своей полке и выронила сумку из рук. Кашель сменился хрипом и сдавленным воем, потом на мгновение стало тихо, лишь на мгновение, кашель и хрип возобновились. Но к ним прибавились еще и женские крики, за стенкой что-то упало и покатилось по полу, и Максим услышал, как плещется вода. Он вскочил с полки, глянул мельком на Ваську – спит, закуталась от сквозняков в одеяло так, что виден только нос и светлая макушка. Максим дернул бабку за рукав кофты, заставил ее убраться с дороги и вышел в проход. На нижней полке соседнего купе задыхался ребенок – мальчишка лет пяти, толстый, с круглыми щеками и ангельскими кудряшками на голове. И с бледным, уже синеющим лицом, рот открыт, глаза закатились. Он не мог ни кричать, ни плакать, ни даже кашлять – не хватало сил. У мальчишки уже начинались судороги, он вздрагивал всем телом, руки и ноги подрагивали, словно их дергали за веревочки. Мать ребенка – тощая растрепанная женщина со злым бледным лицом глухо выла над сыном, закрыв ладонями лицо. Потом схватила его за плечи и затрясла с силой, но не удержала, и ребенок рухнул на полку. Сверху свесился кто-то любопытный и наблюдал за происходящим с безопасного расстояния. За спиной Максим услышал шаги и обернулся – его пытался обойти невысокий, давно не мытый мужичок, от него разило перегаром.

– Дай глянуть, чего там, – он попытался обойти Максима, – да отойди ты, встал на дороге…

– Я тебе сейчас гляну, – пообещал мужичонке Максим, – так гляну, что потом никакие очки не помогут, с палочкой для слепых ходить будешь. Или с собакой-поводырем.

Жажда зрелища у мужичка резко пропала, он попятился назад, наступая на ноги напиравшим любопытным, робко глянул на Максима снизу вверх и ускребся куда подальше. Максим шагнул к ребенку, приподнял ему голову за подбородок. Да, плохо дело, он задыхается, лицо синее, это видно даже в скудном свете тусклой лампочки под потолком. И дышать толком не может, из глотки вырываются только свист и шелест.

– Уйдите, не трогайте его! – накинулась на Максима почти потерявшая рассудок мать Артема, но под ноги ей подкатилась упавшая на пол бутылка с водой, женщина оступилась и свалилась между полками на пол. Максим рванул ее за руку, вышвырнул из купе на свободную боковую полку, сам сел рядом с мальчишкой, поднял его и положил животом себе на колено. Артем сипел и стонал еле слышно, несколько раз он дернулся, как в агонии. Максим перегнул мальчишку через колено, подложил одну руку ему под грудь, а другой, сложенной «лодочкой» ладонью ударил ребенка между лопаток. Мать ребенка вскрикнула, попыталась броситься ему на помощь, но женщину держала проводница и кто-то еще из пассажиров. Максим перекинул Артема на другую ногу, поменял руки и ударил его по спине еще раз. На пол изо рта мальчишки вылетел липкий комок желтого цвета и закатился под стол. Артем вдохнул судорожно, закашлялся и заорал в полный голос.

– Ну, все, все, не ори, – Максим перевернул Артема на спину, и вытер ему лицо первой подвернувшейся под руку тряпкой. Жуткая размытая синева исчезала на глазах, лицо мальчишки сначала побелело, а потом порозовели щеки. Максим отдал сопящего и дрожащего мальчишку зареванной матери, она пыталась проговорить что-то трясущимися губами, но Максим не стал ее слушать.

– Все, сейчас он проорется и заснет, воды ему дай. – Он поднялся на ноги и вышел в проход.

– Мать вашу, да вы что – сговорились? – Он ринулся вперед. Добросердечная «бабушка», так удачно накормившая «внучка» конфеткой, сидела на полу и методично билась головой о край нижней полки. Но пульс есть, и вроде дышит – это просто обморок. Максим бросился назад, глянул мельком на все еще пытавшегося откашляться Артема, поднял с пола бутылку и набрал в рот воды. «Душ» пришлось повторять дважды, пока «бабушка» не пришла в себя окончательно. Максим помог ей улечься на полку и заставил молчать:

– Тихо, бабка, все нормально, все живы и здоровы. А конфеты свои сама лопай, хотя тебе тоже вредно, от сладкого диабет бывает.

– Ой, да я их хоть сейчас выкину, – бабка потянулась к кошелке и сделала попытку подняться, – дура я старая, ребеночка чуть не убила…

– Никого ты не убила, успокойся. Утром все выкинешь, лежи, – приказал ей Максим и, не обращаясь ни к кому конкретно, произнес негромко, но отчетливо:

– Спать всем, завтра вставать рано. Достали.

Его услышали все, даже Артем. Он еще немного повозился за стенкой, поплакал тихонько и скоро замолк. А через четверть часа спал весь вагон и самым громким звуком в нем был чей-то бодрый храп. Максим еще раз проверил, как там Васька и улегся на свою полку, закрыл глаза. За день словно целую жизнь прожил, маленькую, но столько всего в ней произошло, что хватило бы и на две большие, настоящие. Ночью он еще несколько раз вскакивал, проверял, спит ли Васька, а растолкал ее только утром, когда поезд уже подходил к Ярославскому вокзалу. Они вышли в жаркую липкую духоту московского лета, Максим взял дочь за руку и повел к вокзалу. Она крутила головой во все стороны, то отставала, то забегала вперед и смотрела куда угодно, только не себе под ноги. Максим дважды ловил ее в полете, возвращал в исходное и тащил за собой дальше. В здании Ярославского вокзала на втором этаже нашлось небольшое кафе, и пока Васька ела горячий бутерброд, Максим быстро пролистал купленные в соседнем ларьке газеты и даже успел позвонить в пару мест. Сумму везде ему озвучили баснословную, но выбирать не приходилось, и выбор он сделал быстро.

– Наелась? – В ответ Васька кивнула с довольным видом.

– Тогда пошли. – Максим выпил остывший кофе и повел ее к метро. Через забитый людьми, баулами и сумками переход они протолкались к кассам, миновали турникеты и по эскалатору спустились на станцию. Васька глазела по сторонам, говорила что-то, но в шуме и грохоте поездов Максим ее почти не слышал. И сам посматривал вправо-влево, следил за всеми – кто стоял рядом или проходил мимо, особенно наверху, на балконах по обеим сторонам перрона. Черноволосые смуглые люди в черных спортивных костюмах висели на перилах, как бендерлоги на лианах, таращились сверху вниз на пассажиров, горланили что-то на тарабарском наречии. А рядом, у мраморной колонны Максим заметил тетку в длинном халате и резиновых тапках на босу ногу. Она волокла в обеих руках гигантские сумки в клетку, ее окликнули. Тетка остановилась, к ней подбежал бандерлог, что-то подал ей, и сделка состоялась. Торговка порылась в сине-белой «мечте оккупанта», протянула покупателю крохотный сверток и спокойно потопала дальше. Наблюдавший за этой сценой полицейский отвернулся и побрел в другую сторону. А что, все правильно, бандерлоги порядка не нарушают, не дерутся, не грабят, чего на них внимание обращать. Обычная картина обычного рабочего дня. «Комсомольская» радиальная – это смесь аула и кишлака, здесь русские только в час пик ходят и на станции разве что ишаки не стоят. А может, и стоят, да их просто не видно среди этого стада или не отличить…