Матабар IV (СИ) - Клеванский Кирилл Сергеевич "Дрой"

— Я могу идти?

— Думаю, вы как минимум можете попробовать встать с казенной койки, капрал. А еще можете не тратить мое время. А еще можете…

— Я понял, — прогудел Ардан и, откидывая тонкое, шерстяное одеяло, поднялся на ноги. Тело дрожало и каждое движение отзывалось в голове звоном колокола.

Оглядевшись по сторонам, юноша не обнаружил своей одежды, а лишь сложенную на стуле пирамиду стереотипного обмундирования Второй Канцелярии.

Черные, лакированные, остроносые туфли; черный костюм с жилеткой с низким воротником; прямой, совершенно немодный и многими даже порицаемый галстук узкого кроя; серебренная ременная бляха с гербом Империи; серебренные пуговицы, белоснежная сорочка и пиджак, висящий на спинке.

Наметанный глаз сына портной тут же опознал в вещах свои мерки. Видимо причитающиеся ему от Дагдага и отдела снабжения костюмы, наконец, добрались до своего адресата. Пусть и при таких весьма своеобразных обстоятельствах.

Ну, хоть какие-то позитивные новости, потому как те костюмы, что он забрал у Орочьих Пиджаков, уже тоже заканчивались.

Спящие Духи…

Кто бы мог подумать, что второй статьей его расходов после занятий Звездной Магией станет не совместная жизнь с Тесс (наверное, стоило уже себе честно признаться, что они действительно, де-факто, жили вместе), а верхняя одежда.

Ардан оделся и уже собрался было на выход, как Гарлакин его окликнул:

— Постарайтесь воздерживаться от алкоголя, капрал, — произнес доктор, попутно прикладываясь к собственной фляге. — Вопреки расхожему мнению в ученых кругах, что алкоголь в средних дозах позитивно влияет на либидо, кожу и пищеварение, мое мнение, что он оказывает исключительно деградирующее воздействие на организм в целом. В вашем же случае он может сократить ваши, в среднем, пятьдесят-шестьдесят лет доброй памяти до… До той степени, в которую вы погрузитесь в бутылку.

— Я не пью.

— Сколько вы служите?

Ардан задумался ненадолго.

— Заканчивается пятый месяц.

— Пятый месяц… и за это время даже до меня уже доносились слухи о капрале Эгобаре и капитане Пневе… — безрадостно хмыкнул Гарлакин. — Учитывая то, как усердно вы работаете, то бутылка или что-то иное лишь вопрос времени. В конечном счете все мы находим себе какое-то пристанище, в котором можем спрятаться от… Ведьмин Взгляд. Вечные Ангелы, капрал. Если вы погибнете на службе, я специально постараюсь быть тем, кто вас вскроет. Сугубо ради научного прогресса.

Ардан пару раз хлопнул глазами. Гарлакин чем-то напоминал Паарлакса… и Аверского… и Ковертского. Ученого, смотрящего на мир в основном через призму своего научного интереса.

Может именно об этом в начале учебного года рассказывала Велена Эмергольд?

Впрочем, данные нюансы, как и откровения о спящей внутри Ардана заразе, мысли завтрашнего дня. Он воспользуется тем, что сказала на берегу океана Тесс.

Пятьдесят лет — это почти три срока уже прожитой ему жизни. Совсем не то, учитывая все прочие обстоятельства, о чем стоит сейчас задумываться.

Арди вышел в коридор, ничем не отличающийся от такого же в больнице Слез Мучениц, где выздоравливал Борис. Встретил по дороге несколько врачей в белых халатах и чепчиках. Те что-то обсуждали, обмениваясь записями.

Ардан спустился по вымытой лестнице в холл, где, на диванчике напротив окна, застал своего напарника. Милар Пнев, попивая горячий чай из фарфоровой чашки, читал газету. Правой рукой он целиком, всеми пятью пальцами, обхватил ушко чашка, а левой листал страницы. На одной из них заголовок рассказывал о странном задымлении газами кислоты Маранжа старой книжной фабрики в районе Тендари.

По правую руку, за стойкой, несколько медсестер оформляли документы господ в такой же одежде, что и у Арди.

Интересно, на что Полковник рассчитывал, когда определял Ардана именно в эту клинику? Хотя, логика прослеживалась. Если уж полукровке Матабар, со всеми особенностями крови горных охотников, потребовалась медицинская помощь, то лучше пусть её окажут в госпитале Второй Канцелярии. И оттуда сразу, после оказания помощи (а может и вместо неё) отвезут на беседу в Черный Дом.

Черный Дом…

Удивительно, как пять месяцев назад это словосочетание вселяло в Ардана едва ли не свирепый, жгучий ужас, а сейчас лишь скребущееся о спину чувство бытовой усталости.

Или у него просто лопатки чесались из-за того, как сильно накрахмалили его сорочку. Мерки, кстати, подошли. Разве что туфли жали.

— А обувь как добыл? — спросил Ардан, усаживаясь рядом и наливая себе чаю.

Крепкий, черный, с привкусом хвои. Такой часто пили дознаватели.

— Пришлось вспомнить Дагдагу старый должок, — не отрываясь от газеты, ответил Милар. И, точно так же, все еще читая статью вездесущей Таисии Шприц, добавил. — Рассказывай, — затем резко свернул газету, прищурился и закончил: — Нет, лучше по дороге. Терпеть не могу запах больниц.

Ардан с сожалением посмотрел на нетронутый чай в своей чашке, со вздохом поставил ту обратно на стол и, следом за напарником, вышел на улицу.

Ненадолго остановившись, Арди прикрыл глаза и задышал полной грудью. Столица приветствовала лето, как и предупреждал Март, сперва бурями и грозами, а затем быстрыми, хлесткими ветрами, несущими на своих невидимых крыльях запах соли. Тот душил, крутил и затягивал внутрь своих глубоких недр всю вонь дизеля, смога и уставших, натруженных тел горожан.

А еще расцветали цветы.

Весной и летом город, пусть ненадолго, на пару месяцев, местами превращался в сад. Особенно в Центральных районах, включая Тенд и Тендари.

На подоконниках фиолетовыми улыбками расцветали герани; в клумбах около скверов, розовыми и белоснежными вспышками зажигались бутоны гортензий; в садах, за кованными оградами, кокетливо подмигивали вишни; чуть грузно и неловко в своей напыщенности выглядели тяжелые бутоны малиновых пионов, склонившихся около витрин лавок и кафе; то и дело, куда не посмотри, увидишь букеты разноцветных анемонов, похожих на простые ромашки герберов и маргариток, стеснительно прислонившихся к старшим сестрам.

И ветер, явившийся из далеких восточных земель, задиристо срывал лепестки и гнал те среди Лей-кабелей, устилая коврами крыши и откосы, украшая набережные и тротуары, засыпая лавки и навесы. Впервые, за долгое время, Арди чувствовал не то, как горло заволакивал густой, вязкий запах угля, селитры и топлива, а нечто родное. Пришедшее из тех мест, что не знали ни асфальта, ни писка клаксона, ни треска завед…

— Садись уже, — прикрикнул Милар, заводя трещащий двигатель.

Ардан открыл глаза, стряхнул со своей ковбойской шляпы разноцветные лепестки и забрался в автомобиль напарника. Тот, опустив ручной тормоз, со скрежетом вдавил педаль сцепления и, дернув ручку коробки передач, покатился вдоль проспекта.

— Больше не используй это свое искусство Эан’Хане, — несколько отстраненно, постукивая пальцами по кожаной оплетке рулевого колеса, произнес Милар.

Они стояли в заторе около моста Мучениц. На той стороне трамвай вышел из строя. Причем в самом неподходящем месте. Прямо на съезде на Кривоводный канал, из-за чего движение оказалось заблокировано в обе стороны.

Уже подъехали машины городских служб, включая пожарных и теперь ждали лошадей, чтобы протащить трамвай дальше по путям.

— Если не можешь быть уверен, что в сложной ситуации не повторится та же самая история, как сложилась в «Брюсе», то этим своим, — капитан неопределенно помахал рукой в воздухе. — Эан’Хане, господин маг, ты дел можешь натворить. И причем сам об этом даже не узнать. Как говориться — о тебе останется дурная слава, но ты об этом уже никому не расскажешь. Мертвые ведь не говорят.

Арди мог бы возразить, что с точки зрения Тазидахиана, в котором сквозь пальцы смотрели на Эл’аль’Зафирский Международный пакт Звездной магии, мертвые вполне себе говорили. При помощи некромантии.

Да, если смотреть с научной точки зрения, то Лей-энергия лишь запускала базовые химические реакции в мозгу и теле трупа, что создавало некую иллюзию «воскрешения мертвого» — это шло вразрез учению Светлоликого и Спящих Духов о душе и прочем. С другой же стороны — существа, созданные некромантией, не обладали свободой воли и разумом в широком понимании данных определений. Они все еще могли выполнять приказы и даже иметь некий простор в том, как именно они их выполняли, но, по сути, оставались биологической разновидностью сложных механизмов.