Охотник на демонов 2 (СИ) - Шимохин Дмитрий

— Продано! — молоточек ударил. — За девять миллионов!

Я проводил взглядом ассистента, уносящего ожерелье. Девять миллионов за то, чтобы «снимать нервное напряжение». Да уж, у этих людей были свои, очень специфические проблемы.

Аукционист откашлялся, снова привлекая всеобщее внимание. Атмосфера в зале изменилась, стала более напряженной.

— А теперь, господа… — его голос снова стал торжественным, — нечто особенное. Для тех, кто ценит не украшения, а силу! Лот номер десять: «Вольность»!

На сцену вынесли еще один меч. Но если «Клинок Полуночи», купленный Голицыным, был воплощением пафоса, то этот выглядел… рабочим. Утилитарным. Он был из тусклого, сероватого металла, который, казалось, впитывал приглушенный свет в зале. Простое навершие, обтянутая темной кожей рукоять. Никаких драгоценностей. Но от него веяло холодом и опасностью.

— Клинок «Вольность», — вещал аукционист, его голос обрел уважительные нотки. — Выкован из редчайшего сплава метеоритного железа и пыли «Поглотителя» — материала, известного своей способностью «заземлять» магическую энергию. Оружие, созданное специально для охоты на магов.

Я вцепился в подлокотники кресла так, что побелели костяшки. Вот оно .

— Начальная цена: Шесть миллионов рублей.

Торги шли вяло. Чистые маги, предпочитавшие не вступать в ближний бой, молчали. Силовики, которым магические щиты были не так страшны, как клыки демонов, тоже не спешили.

— Шесть миллионов сто тысяч, — нехотя поднял табличку кто-то из задних рядов.

— Шесть двести…

— Восемь миллионов, — спокойно произнес я, поднимая свою табличку.

— Девять миллионов, — раздался властный голос.

Я повернул голову. Князь Голицын. Он смотрел не на сцену, а на меня. Усмехался. Он не торговался за меч. Он торговался против меня. Он помнил мой дерзкий ответ. Он решил проучить «мальчишку».

— Десять, — я не дал аукционисту даже открыть рот.

Голицын, видя, что я не отступаю, явно вошел в азарт. Он решил не просто перебить ставку — он решил меня наказать, заставить потратить как можно больше.

— Двенадцать миллионов! — объявил он, лениво взмахнув табличкой.

Зал затих. Все поняли, что это уже не торг за артефакт. Это была публичная порка. Личный конфликт. Я чувствовал на себе десятки любопытных взглядов. Вольский смотрел с хищным интересом. Лиса напряглась, ее пальцы нервно сжались на бокале.

Я быстро прикинул в уме. Мой бюджет — двадцать два миллиона. Шесть я уже потратил на свиток. Осталось шестнадцать. Он играет. Он думает, что двенадцать — это мой предел. Он хочет, чтобы я спасовал.

Я посмотрел прямо в ледяные глаза Голицына. Он ждал. Он хотел увидеть мое унижение. Я медленно поднял табличку и четко, чтобы слышал весь зал, произнес:

— Пятнадцать миллионов.

Голицын побагровел. Улыбка мгновенно исчезла с его лица. Тратить шестнадцать миллионов на меч, который ему, по сути, был не нужен, просто чтобы унизить выскочку, — это было бы глупо. Он бросил на меня взгляд, полный чистой, концентрированной ненависти. Взгляд, обещавший, что это далеко не конец. И демонстративно, с презрением, покачал головой. Он вышел из торгов.

В зале кто-то нервно кашлянул.

— Пятнадцать миллионов… раз! — голос аукциониста дрожал от возбуждения. — Пятнадцать миллионов… два! Он ударил молоточком. — ПРОДАНО! Господину Звереву!

Молоток ударил с оглушительным треском. — Пятнадцать миллионов! ПРОДАНО! Господину Звереву!

Я медленно опустил табличку, заставив себя сохранить абсолютно невозмутимое выражение лица. Руки, лежавшие на коленях под столом, сжались в кулаки так, что ногти впились в ладони. Внутри все дрожало — не от страха, а от пьянящего, ледяного триумфа.

Зал загудел. Это был уже не просто шепот. «Кто он такой?» «Голицына… он умыл самого Голицына!»

Я чувствовал на себе десятки взглядов — завистливых, оценивающих, враждебных. Новичок, дерзнувший бросить вызов старой гвардии, только что сделал это дважды и дважды победил.

Я позволил себе медленно обвести взглядом ключевые фигуры этого зала.

Вольский сидел, откинувшись в кресле, и его лицо… он был в восторге. На его губах играла широкая, искренняя, хищная улыбка. Он обожал такое шоу. Я был не просто клиентом, принесшим ему алмазы. Я был игроком, готовым к риску, готовым тратить безумные деньги и создавать драму. Я был его лучшим развлечением за вечер.

Мой взгляд метнулся к Лисе. Она сидела рядом с Вольским, бледная, как полотно. Ее пальцы мертвой хваткой вцепились в подлокотник кресла, а в зеленых глазах, устремленных на меня, был не просто шок. Она привела сюда напарника, новичка, которого опекала, а получила неуправляемого, непредсказуемого хищника, который только что сжег двадцать один миллион на инструменты для убийства, даже не моргнув.

И, наконец, он. Князь Голицын. Он не смотрел на меня. Он смотрел прямо перед собой. Его профиль был высечен из мрамора, но я видел, как ходили желваки на его скулах и как побелели костяшки пальцев, сжимающих табличку. Он проиграл. Публично. «Мальчишке».

Я повернул голову к своей спутнице. Лира медленно, почти незаметно, кивнула мне. Один раз. На ее губах играла едва заметная, одобрительная, почти гордая улыбка. Ее «ученик» превзошел ожидания.

Зал взорвался аплодисментами, когда аукционист, придя в себя, объявил следующий, уже совершенно не интересный мне лот. Я сидел неподвижно под этот гул, ожидая продолжения.

Глава 29

Глава 29

Аукционист, насладившись моментом, продолжил торги.

— А теперь, господа! Лот номер одиннадцать: «Библия Герцога Наварского»!

На сцену вынесли древний фолиант в тяжелом, инкрустированном драгоценными камнями окладе.

— Подлинник пятнадцатого века, — вещал аукционист. — По слухам, страницы этой книги были окроплены кровью святого и обладают слабыми защитными свойствами против низших демонов. Но, конечно, в первую очередь, это — реликвия. Символ статуса и благочестия.

Я откинулся на спинку кресла. Абсолютно неинтересно. Я наблюдал, как в борьбу за лот вступил тот самый морщинистый старик, что проиграл Голицыну меч, и какой-то неприметный человек в строгом костюме, в котором я с удивлением узнал одного из тех, кого видел в Храме перед тем как пройти в злополучную библиотеку. Представитель Церкви.

Торги были вязкими, упрямыми, полными тихой ненависти. Старик медленно поднимал цену, а церковник тут же перебивал. В итоге старик, злобно сверкнув глазами, поднял ставку до четырех миллионов. Церковник, поджав губы, отступил. Похоже, у него был строгий лимит. Лот ушел старику, и я услышал, как представитель церкви тихо, но грязно выругался себе под нос.

— А теперь, дамы и господа, — голос аукциониста дрогнул, срываясь на торжествующие ноты. — Наш финальный лот. Настоящая жемчужина этого вечера!

Свет в зале погас почти полностью. Остался лишь один-единственный луч, ударивший в центр сцены. Ассистенты вынесли не ларцы и не картины. Они выкатили массивную витрину из бронированного стекла, внутри которой на простой черной подушке лежал… обычный перстень. Простое кольцо из тусклого, почерневшего серебра с гладким черным камнем.

Но я напрягся.

— «Печать Шаха»! — объявил аукционист, и по залу прошел гул, на этот раз не восхищенный, а потрясенный. — Артефакт пространственной магии! Стабильный, персональный карманный мир объемом… — он сделал паузу, смакуя момент, — в половину кубического метра!

Я перестал дышать. Пол куба.

Моя рука инстинктивно коснулась браслета под манжетой рубашки. Я вспомнил тот тяжелый железный ящик с алмазами, который легко запихнул внутрь. Мой браслет… он был точно не меньше, а, судя по ощущениям, значительно больше . Я впился взглядом в сцену, забыв обо всем. Мне не нужно было кольцо. Мне нужно было знать его цену.

Я бросил взгляд на Лиру. Она не смотрела на сцену. Она смотрела на меня. В ее золотых глазах плясали откровенно насмешливые, ироничные искорки. Она заметила мою мертвенную хватку на подлокотнике. Она проследила мою мысль: ящик… браслет… кольцо. Она все поняла.