В Калифорнии морозов не бывает - Волчок Ирина

Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66

А потом я уснул.

Проснулся рано, как всегда, ещё шести не было. В машине было холодно, но под одеялом из верблюжьей шерсти — очень тепло. Я тогда подумал: наверное, это потому, что она горячая, как утюг. Даже через её синюю куртку на белом меху я ощущал жар, как от печки. Я сначала испугался, что она заболела, и осторожно потрогал ладонью её лоб. Лоб был прохладным. Тогда я успокоился и вспомнил, что каждый раз, когда к ней прикасался, я удивлялся, какая у неё высокая температура. Наверное, это просто индивидуальное свойство организма, а не признак болезни. У некоторых людей всегда пониженная температура тела, а у некоторых — всегда повышенная.

Я сидел неподвижно и ждал, когда она проснётся. Больше часа так сидел и ждал. Даже снова стал дремать. И вдруг она сказала у меня над ухом совсем не сонным голосом:

— Не понимаю, как это получилось. Мне так стыдно. Много времени прошло?

Я сказал:

— С добрым утром.

Она зашевелилась, сбросила одеяло, высвободилась из моих рук и сказала:

— Утро? Это катастрофа. Мои, наверное, меня уже по больницам и моргам разыскивают. Я обещала вечером приехать.

Я знал, что её родители погибли больше месяца назад, муж — вот в этой больнице, и о ком она говорит «мои» — не понял. Но спрашивать не стал. Подумал, что она имеет в виду какую-нибудь родню. Я сказал:

— Сейчас я отвезу тебя домой, не беспокойся.

Она сказала:

— Спасибо. А как же вы? Вы где остановились? Нигде? Это плохо. Может быть, сначала заедем в гостиницу? У меня во всех гостиницах знакомые, так что в любую можно устроить.

Я подумал: она не помнит, а ведь вчера я ей говорил, что здесь — проездом. Я сказал:

— Я больше не могу задерживаться, я же в командировке. А здесь — проездом, просто потому заехал, что Марк просил передать тебе авторские экземпляры.

Она сказала:

— А… да, я забыла. Спасибо вам. Я сейчас к подруге. Здесь два шага, я могу сама дойти. А может быть, тоже зайдёте? Вас там хоть завтраком накормят.

Я сказал:

— Я тебя к подруге отвезу, а заходить не буду. Мне правда ехать пора. И время слишком раннее, чтоб по гостям ходить, к тому же — к незнакомым людям. И завтракать я не хочу, я никогда не завтракаю.

Она вздохнула и сказала:

— Ой, как нехорошо всё получилось. Столько времени потеряли из-за меня. И не выспались как следует. И опять за рулём. В таком состоянии — разве можно? Извините меня.

Я засмеялся, чтобы она не думала, что такие вещи имеют для меня какое-то значенье, и сказал:

— Вот выспался я как раз прекрасно. Никогда я так хорошо не спал.

Она посмотрела недоверчиво, но промолчала. Я свернул одеяло из верблюжьей шерсти, положил его в багажник, сел за руль и сказал:

— В какой стороне у нас подруга?

Подруга действительно жила совсем близко. Прямо за больницей начинался частный сектор, почти самая окраина. Я заметил, что приусадебные участки были очень большие, огороды — как настоящие плантации, сады — не четыре яблони и одна груша, как у меня на даче, а настоящие большие сады, деревья стояли рядами. И дома были большие, двухэтажных мало, но и одноэтажные — солидные, почти все — кирпичные, широкие и высокие. Я тогда подумал: под Москвой любой такой участок и любой такой дом стоили бы в пять раз дороже моей дачи.

Она сказала, что приехали, я остановился, она вышла из машины и спросила:

— Может быть, всё-таки зайдёте? Не беспокойтесь, не помешаете. Мои уже не спят, вон, во всех окнах свет горит.

В широких окнах большого кирпичного дома горел свет, через занавески было видно, как там кто-то ходит. Мне показалось, что ходит не один человек. Я сказал:

— Спасибо, не могу. Должен ехать. До свиданья.

Она сказала:

— До свиданья. Спасибо вам за всё.

Я сразу тронулся с места, на повороте притормозил и оглянулся. Из дома выскочила какая-то огромная баба, кинулась к ней, схватила в охапку и поволокла в дом, как куклу. Я хотел вернуться, узнать, что происходит, а потом подумал: да ничего не происходит. Подруга просто переволновалась, что её долго не было, вот потому так и встретила. Наверное, подруга очень импульсивна. И уехал.

Как прошла та командировка, я уже не помню. Помню, что хотел на обратном пути опять заехать к ней, но не заехал. Не было предлога: книги я отдал, а другого дела к ней я не мог придумать. И не заехал.

Когда вернулся на работу, Марк даже не спросил меня, как у неё дела, ведь он знал, что я к ней заеду, сам просил об этом. И я ему ничего рассказывать не стал. Подумал: он ей почти каждый день звонит, наверное, сам всё знает.

Я вернулся в ту же осень, в тот же бесконечный дождь. И опять стал ездить по выходным на дачу. Жил там с вечера пятницы до вечера воскресенья, а в остальные дни не жил, а ждал. Ждал пятницы, ждал зимы, ждал, что что-нибудь изменится. Ничего не менялось. Выходные были, зимы не было, дождь не прекращался, я сходил с ума. Мама очень волновалась.

Незадолго до Нового года вдруг позвонила Лилия, как ни в чем не бывало, спросила, где я собираюсь встречать Новый год. Я сказал, что ещё не думал. Лилия сказала, что у неё намечается такая компания, что я просто ахну. Назвала такие имена, что я бы ахнул, если бы мне не было всё это безразлично. Лилия сказала, что может мне устроить приглашение, так что надо быстро думать и решать. Я не хотел ни думать, ни решать, но Лилии сказал, что очень благодарен. Сказал, что если мама будет чувствовать себя хорошо, то я смогу принять это приглашение. Опять отбрехался болезнью мамы. Когда-нибудь я за это сильно поплачусь.

В последний рабочий день перед Новым годом наши, как всегда, устроили что-то вроде вечеринки на рабочем месте. Вечеринка получилась посреди рабочего дня, поэтому ответсек бегал и орал на всех за то, что празднуют, не сдав положенных строк в номер. Все были уже пьяные, никто особо не боялся ответсека, а Виталик даже заявил ему, что сейчас празднуют во всех трудовых коллективах по всему Советскому Союзу. Ответсек плюнул и убежал к себе, а наши продолжали праздновать.

Я тогда подумал: а ведь действительно, сейчас все празднуют, во всех трудовых коллективах. Какая работа за несколько часов до Нового года? Наверное, и в её редакции все празднуют. Надо позвонить ей на работу прямо сейчас, поздравить с наступающим Новым годом. Это хороший предлог, выглядит вполне логично и уместно. Возможно, ей будет даже приятно. А номер её рабочего телефона мне дал Марк ещё тогда, когда я взялся отвезти ей авторские экземпляры.

Я потихоньку вышел из комнаты художников, где шло веселье, и поднялся на свой этаж, своим ключом открыл кабинет Марка и позвонил ей на работу. Мне ответил незнакомый женский голос, я попросил пригласить её к телефону, и незнакомый женский голос мне сказал, что она сегодня ушла пораньше, потому что заболел ребёнок.

Я тогда подумал: и о её муже, и о её ребёнке Марк наверняка знал. А я об этом узнаю от посторонних, случайно и слишком поздно. Ведь только сегодня утром опять звонила Лилия, я ей сказал, что Новый год с ней в той компании не смогу встретить, буду встречать дома, с мамой.

Я оделся, выключил свет, закрыл своим ключом кабинет Марка и поехал домой. Мамы дома не было, она ещё накануне уехала к подруге в Нахабино. Мама собиралась вернуться только третьего числа. Я собирался вернуться второго, но на всякий случай написал записку: «Не волнуйся, я на даче». Потом взял бутылку коньяка, банку каких-то консервов и поехал на дачу. Опять на электричке. Я собирался пить коньяк, так что после этого за руль садиться не стоило.

Опять было всё то же: едва ли не последняя, почти пустая, но всё равно вонючая электричка, дорога по раскисшей глине в кромешной темноте, дежурный новогодний дождь, возня с замками… Наверное, и в доме всё было, как всегда. Я не помню. Я только помню, что пришёл в её комнату с бутылкой коньяка и с чайной чашкой, вытащил из пакета подушку с вышитым на ней тигром, открыл бутылку и наполнил чашку коньяком. Чашка была большая, в неё вошло половина содержимого бутылки. Потом я пил из этой чашки коньяк и думал, что надо бы чем-нибудь закусывать. Но консервы, которые я с собой привёз, остались внизу, в кухне, а я не хотел даже на минуту уходить из её комнаты. Я выпил весь коньяк из чашки, лёг на диван в обнимку с тигром на подушке, и вспомнил, что любила повторять Ираида Александровна, генеральская жена: «Утро вечера мудренее». Я тогда подумал: вот проснусь завтра утром — и всё будет по-другому. Каждый раз, засыпая в её комнате, я думал то же самое. Паранойя.

Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66