Пятый постулат - Орлова Анна

— И ты меня из толпы вытащишь? — догадалась Маша. — Или мне самой вызваться, когда ты попросишь какую-нибудь девушку тебе помочь? А если вперед меня кто-нибудь откликнется?

— Сомневаюсь, — хмыкнул Весьямиэль. — Но даже если и так… Отрежу дуре нос, за кровищу во время выступления втройне платят. Вот только в тюрьме сидеть очень не хочется, так что ты уж не мешкай. Ясно тебе?

— Да ясно, ясно… — пробурчала Маша, выискивая в сундуке голубое платье. Оно порядком поизмялось, но все еще выглядело вполне достойно. — Сто-ой… Стой, окаянная!..

Зорька замерла, недовольно перебирая ногами: только взяла разгон под горку, тут же остановили! Что за хозяева попались!

— Опять в кусты переодеваться полезешь? — с издевкой спросил Весьямиэль. — Я уж тебя во всяких видах видывал!

— Ты, может, и видывал, по причине житейской необходимости, — с достоинством отвечала Маша, сгребая одежду и отправляясь за кусты на обочине. — А остальным проезжающим на меня пялиться вовсе не обязательно!

— А может, дикой лесной женщиной оденешься? — глумливо проорал ей вслед мужчина. — Костюм-то твой вот он, целехонек! Физиономию глиной намажем, скажем, с дальних рубежей дикарка…

— Долго ты меня еще этим попрекать будешь?! — Маша показалась из кустов в одной сорочке, уперла руки в бока, гневно нахмурилась. — Ты сам меня этому… этому хомячку в доспехах продал! За сколько, а? За сколько ты общевистку гнусному феодалу запродал?!

— Какая разница. — Весьямиэль потрепал Разбоя по холке. — Все равно уже не осталось ничего. Но, считай, ты позволила нам подобраться почти к самой столице. Всего ничего осталось.

— Ты же умный, — пропыхтела Маша из кустов, — мог бы придумать, как твои золотые разменять!

— Мог бы, — согласился мужчина. — Но не хочу. Зачем, если можно заработать? Или тебе, общевистке, работать вера не позволяет?

— Общевисты обязаны трудиться! — вспылила девушка, аж листья над кустами взвились. — Но только на благо народа, а не затем, чтобы ты потом деньги пропивал и на непотребных девок тратил!

— А что, — спросил Весьямиэль с подвохом, — хозяева питейных заведений уже не народ?

— Народ, — осторожно ответила Маша.

— А девки эти от хорошей жизни по рукам пошли? — продолжал он. — Ты вот подумай головой своей рыжей: я им заработать позволяю, а так бы их хозяйка прибила за то, что без денег остались. Соображаешь? А я ведь щедрый…

— Да уж, очень! — не выдержала девушка. — Как заночевать, так «Маша, ты на конюшне спишь, а я по девкам, так дешевле!». Как еды купить, так «лошадям овса хватит, тебе вот луковка, сала шмат и хлеба полковриги, а я до трактира пройдусь, там вроде наливают…». Как-то ты очень уж избирательно щедр!

— Так ты соразмеряй потребности, — хмыкнул Весьямиэль, — кто ты — и кто я!

— Мы оба люди! — Маша вылезла из кустов, стряхнула с подола колючки. — А значит, и потребности у нас одинаковые!

— Да? — удивился мужчина. — Это какие же?

— Сперва потребности низшие — это голод, жажда, половое влечение и всякое такое, — начала перечислять Маша, упаковывая свои вещи в сундук, — потом другой уровень — это безопасность, постоянство условий жизни. Потом общение, связи, привязанности… дружба, в общем! Забота о других и внимание к себе. Затем самоуважение, уважение других, признание всякое, рост по работе. Ну и самовыражение, в труде, конечно! Ну что ты опять смеешься?!

— А то, — проговорил сквозь смех Весьямиэль, — что у меня-то все эти потребности удовлетворены… кроме тех, которые мне и даром не нужны, а ты даже с низшими никак не управишься!

— Но я… — произнесла девушка и тут же, видно, поняла, на что он намекает, потому что покраснела до ушей и больно стегнула ни в чем не повинную Зорьку вожжами. — Поехали уже! Ночью ты выступать собрался, что ли?

— А к вечеру даже и лучше, — хмыкнул Весьямиэль, нагоняя телегу. Разбой хоть и не шел ни в какое сравнение с его лучшими конями, но был совсем неплох. Теперь же, привыкнув к всаднику, он и вовсе слушался каждого движения. Хороший конек, быстрый, да и по росту ему, что немаловажно… — Никто наших рож не разглядит. О, кстати сказать…

Не придерживая коня, он вытащил ноги из стремян, перескочил в телегу. Маша только взглянула мрачно на такое лихачество.

— Сиди смирно, — велел Весьямиэль, нашел средства, которыми пользовался для превращения в госпожу Миэль, и присел на облучок рядом с Машей. — Башкой не крути! Кому говорю, не крути!..

С подведенными и подкрашенными глазами Маша сразу стала выглядеть иначе. Потом Весьямиэль подрумянил ей щеки, аккуратно, чтобы не пламенели, будто натертые бураком, просто подчеркнул скулы, подправил линию губ…

— Брови бы тебе еще выщипать, — заключил он, оглядев творение рук своих, — но тут такое не принято. Как раз наоборот… И так сойдет.

И он густо начернил Маше брови.

Девушка покорно сносила эти экзекуции, хотя была обижена на Веся. Уж верно, ему лучше знать, как выставиться актерами в этот раз!

— Красавица! — восхищенно цокнул языком встречный возчик.

Маша потребовала у Веся карманное зеркальце, взглянула в него и ужаснулась: на нее смотрела чернобровая краснощекая девица с губками бантиком. Длиннющие ресницы угрожающими стрелами метили в сердца местных кавалеров, а голубые глаза смотрели сурово… Решительно Маша ничего не понимала в местных канонах красоты!..

— Платье, платье пониже одерни. — Весь потянул лиф вниз, получил по рукам, захохотал и снова подсунул Маше зеркальце.

Она посмотрела и зарделась: охальник Весь выставил напоказ чуть не все ее девичье достояние!

— Ты меня со своими девками гулящими не перепутал? — спросила она гневно.

— Тебя перепутаешь! — Тот уже гарцевал на гнедом коньке, и по посадке сразу видно было — это не простой бродяга. — Те куда сговорчивее, и по рукам не бьют, если за титьки хватаешь, а цену называют…

— Ты… — Маша так разозлилась, что не сразу придумала достойный ответ. — У тебя столько золота не будет, вот!..

— Ох, да что ты говоришь… — пропел Весь, оглядываясь. — А и правда, вечереет уже. Поехали-ка, лошадей у коновязи оставим, а сами пойдем, хоть на ночлег зашибем. Ты поняла, что делать?

— Что? — переспросила Маша.

— Стой в толпе, как можно ближе к площадке, — проинструктировал мужчина. — Как только я начну искать партнершу для смертельного номера, высунься. Вроде из любопытства. Тут я тебя и подцеплю. Можешь краснеть и отнекиваться, но к стенке будь любезна встать, иначе без ужина останешься. Все ясно?

— Все… — Маше уготованная ей на сегодня роль вовсе не нравилась, но куда было деваться? Денег правда осталось в обрез, припасов и того меньше, а в лесу уже дичи не наловишь, она тут пуганая, в силки не идет!

— Ну так иди, — шлепнул ее Весь. Вроде в шутку, но довольно-таки чувствительно. — Погуляй, пока я публику разогрею, далеко только не уходи. Услышишь, как я начну с ножами работать, подходи. Ты девка крепкая, в первые ряды мигом проберешься! Ясно?

— Ясно, — мрачно ответила Маша и пошла прочь от телеги, даже Зорьку не погладила.

Конечно, далеко она не отходила, бродила поблизости, приценивалась даже кое к чему (предусмотрительный Весь повесил ей на локоть корзинку, тут все бабы так ходили, а где он ее раздобыл, неизвестно!), а потом отправилась в ряды, где артисты веселили народ.

Найти Веся труда не составило: именно там, где он пристроился, толпилось больше всего народу. Весь легко перенял стихотворный речитатив Маши, и теперь справлялся и без нее, завлекая людей. А если учесть, что делал он это, не прекращая кувыркаться, или вовсе завязывался узлом, то и интереса было куда больше!

Маша, как было велено, протолкалась в первые ряды и встала с краешку, глядя за выступлением Веся. Так естественно у него все выходило, так легко, что Маша вдруг поняла — да ведь он и вправду пляшет! Или… разминается так, что ли? Это ведь не танец, не пляска, а именно что разминка, Маша уже немного привыкла отличать, только толпе-то все едино. Оставалось только позавидовать такой гибкости да подумать, сколько труда в нее вложено! Вот только девушка чувствовала, что Весю до глубины души противно выставлять напоказ простолюдинам свои умения, как бы он ими ни гордился…