Почти любовь - "Алекс Д"

– Олеся! Давай быстрей, я сумки в машину отнесу. Вернусь, чтобы была готова, – поторапливает Страйк, громыхая где-то в области прихожей.

Сашкины родители в отпуск на неделю смылись, а он, пользуясь случаем, решил семейный особняк разнести. У него же сегодня великий день. Мальчик повзрослел еще на год. Целых двадцать восемь лет… Очень хочется добавить в рифму, но к имениннику сегодня особое отношение. Все-таки праздник, а я и так с утра отличилась. Подарила Страйку билет на благотворительный балет в доме престарелых в Химках, небольшой террариум с шипящими мадагаскарскими тараканами и сетку мандаринов. Саша, само собой, выпал в осадок от моих даров, а я же от души, от чистого сердца. Он мне сам на днях говорил, что хочет сходить на культурное мероприятие. Заказано? Сделано. Потом как-то жаловался, что ему надоело дрессировать моих тараканов. Так я ему других подогнала, раз с моими не справляется. Может, с этими быстрее найдет общий язык. А мандарины и как наш личный символ, и на праздничном столе пригодятся.

Вообще, я пришла к выводу, что Кравцову молиться на меня надо, а не глаза закатывать. Где он еще такую заботливую найдет?

– Ну что? Идем? Ты… ох, бля…, – застыв на пороге, Страйк бледнеет, потом краснеет, уставившись на меня, как на седьмое чудо света.

– Не нравится? – расстроено спрашиваю я, не понимая, что опять ему не так.

Красивое же платье. Настоящий винтаж, ручная работа, сшито в единственном экземпляре. В музее одежды его бы с руками оторвали, а он морщится, словно за раз килограмм лимонов сожрал.

– Круто выглядишь, малыш, – внаглую врет Кравцов, поняв, что дал маху с реакцией. – Я в восторге. Правда. Ты сегодня просто неподражаема с самого утра, но тормозни с сюрпризами. Ок? Мы же не на маскарад едем, – подходит ближе, приподняв мое лицо за подбородок. – Не обижайся, Лесь. Ладно? У нас баня, шашлыки по плану, а ты … в этом. Хочешь, завтра в театр пойдем? Там уместнее будет.

– Завтра ты не встанешь. Отсыпаться целый день будешь.

– Значит, в следующие выходные, – улыбается змей-искуситель и целует меня в кончик носа.

– В следующие у нас балет, – обиженно соплю я.

– В доме престарелых. Такое шоу пропустить никак нельзя. Оторвемся, малыш, – ухмыльнувшись, Саша гладит меня по голове, словно капризного ребенка. – У тебя же есть костюм с оленями. Самое то для тусовки на природе. Тепло и комфортно.

– Угу, – киваю я и выгоняю его из комнаты.

Как им эти шашлыки и баня не надоедают? Никакого воображения. Из раза в раз одно и тоже. Любой повод собраться компанией превращается в пьяный день сурка с дебильными шутками и анекдотами. Отупеть можно. Вроде врачи, интеллигенция… Хотя работа у них нервная, постоянный стресс, ответственность, понять можно.

Придумала! Подарю ему футболку с надписью: «Хочешь бездарно потратить время? Спроси меня как». Жаль, что к первому апреля не сообразила, но лучше поздно, чем никогда.

На место мы прибыли к полудню. Все сразу. Только Вадик Смоленский где-то задержался, но по нему никто особо не скучал. Кроме меня. Он из всех друзей Кравцова самый тихий, культурный, скромный, воспитанный и поэтому незаметный. Пьет мало и редко, всегда один, держится в стороне, наблюдает за всеми, изредка вставляет пару умных фраз. Интеллектуал, одним словом, но уж больно стеснительный. Тем не менее мне с ним общаться намного интереснее и приятнее, чем с Олегом и Максом. Саша в компании друзей тоже неуловимо меняется, и меня это слегка подбешивает. Дома он совсем другой, а как соберутся вместе, словно с цепи срывается, детство в одном месте играть начинает.

С Яной и Мариной – история отдельная. Вначале мы вроде отлично поладили. А потом они стали держаться особняком, хотя я ничем их ни разу не обидела. Саша, конечно, ничего подобного не замечает, считает, что я придираюсь и не умею расслабляться. А мне и учиться у них не хочется. Поэтому на совместных попойках мы с Вадиком свой тандем по интересам организовали. Садимся рядышком, как два синих чулка, и трындим обо всем на свете, пока остальные заправляются алкоголем и веселятся.

Но пока Вадика нет, приходится примкнуть к девчонкам. Парни на нас благополучно повесили разбор пакетов, готовку и стол, а сами, как обычно, устроили мальчишник на улице. Пока они занимаются шашлыком и баней под мужские разговоры с вискариком, мы в шесть рук накрываем поляну в доме. Парни возвращаться не торопятся, им и без нас весело и задорно. Мясо жарится, алкоголь под рукой. Что еще нужно для полного счастья? В общем, затосковав, мы садимся за стол без своих загулявших мужчин.

– Олесь, давай хоть с тобой по коктейлю жахнем? – внезапно оживляется Яна, устав ковырять вилкой свой оливье. – Я отвертку сделаю. Будешь?

– Ты ей еще ерша предложи, – со скучающей физиономией вставляет Маринка. – Напоишь девчонку, а Сашка нам потом обеим головы открутит.

– Что она маленькая, что ли? – возмущается Яна, тряхнув рыжими волосами, и хитро мне улыбается. – Лесь, ну хоть шампусика бокал?

– Не хочу, Ян, – с улыбкой отказываюсь я. – Не из-за Саши, он мне не запрещает.

– А за здоровье любимого? – искушает она, откупоривая бутылку шампанского и наполняя два бокала. Один протягивает мне, хотя я была уверена, что он для Марины, но нет. Богданова сегодня с соком и без настроения. – Не могу я одна, выручай, – уговаривает Яна. – Видишь, подружка у меня в трезвенницы записалась. Мы с ней теперь не скоро вместе затусить сможем. Вся надежда на тебя.

– Ты заболела? – вопросительно смотрю на Марину.

– Беременность – это не болезнь, – Яна легонько толкает подругу плечом. – Как твой? Смирился?

– Говорит, что да, но все равно бесится. До сих пор думает, что я специально залетела, – жалуется Марина, с тоской поглядывая на шампанское в моем бокале. – Взял подработку, теперь по ночам дежурит. Вообще не видимся, а мне хоть на стенку по ночам лезь. Еще и токсикоз задрал.

– А ты как думала? Токсикоз, лишний вес, растяжки, давление еще и геморрой у особо везучих, – «подбадривает» подруга. – А потом еще роды, грудное вскармливание, бессонные ночи, колики, болячки. Все, подруга, юность кончилась. Начались суровые семейные будни, – Янка легкомысленно смеется, сочувственно обнимая Марину за плечи. – Крепись, Мариш. Господь терпел и нам велел.

– Я тебе то же самое скажу, когда твой черед придет, – раздражается Богданова. – Умеешь поддержать. Спасибо.

– Ладно, не бузи. Шучу я, – примирительно говорит Яна. – Все хорошо будет. Олег – парень ответственный, с головой. Не то, что мой. Самого еще нянчить надо.

Немного опешив, я молча таращу глаза на Богданову, слушая болтовню девчонок. Пытаюсь представить Марину в роли будущей матери и не могу. Может быть, потому что радости особой в глазах не вижу. Это же такое счастье! Жаль, что не все женщины способны его осознать в полной мере. Мне дико стыдно, но я ей жутко завидую и злюсь, что она сидит с кислым лицом, вместо того, чтобы радоваться шансу, который выпадает далеко не всем. Я бы все отдала, чтобы поменяться с ней местами, хотя в моем возрасте многие и не помышляют о детях. Мне же пришлось повзрослеть гораздо раньше, чем большинству сверстников. Во всех смыслах и против моей воли. Образ чудаковатой дурочки не мешает мне более серьезно и осознанно относиться ко многим жизненно-важным вещам. Особенно когда понимаешь, что они тебе недоступны.

– Олесь, ты чего зависла? – спрашивает Яна, махнув у меня перед лицом рукой. – Тебе об этом точно рано загоняться.

– А вот не факт, – неожиданно оспаривает Марина, взглянув на меня чуть ли не со злостью. – Судя по тому, как Кравцов Олегу мозги вправлял, он совсем даже не против. Два часа ему заливал про оптимальный возраст для рождения здоровых детей. По его мнению, мы слегка припозднились.

– Он это специально, чтобы Олег не кипишевал, – отмахивается Яна. – Сейчас чаще в сорок рожают, чем в двадцать пять.

– Кравцов у нас гинеколог. Ему лучше знать. – возражает Марина, по-прежнему сверля меня недобрым взглядом. А я почти не дышу, внутренности словно в узел скрутило. Они же не серьёзно? Прикалываются надо мной? – Вообще, он сказал, что двадцать восемь лет для мужика верхняя планка для рождения первого ребенка, а после тридцати пяти могут уже возникнуть проблемы.