Счастливая жизнь для осиротевших носочков - Варей Мари

Эта идея вызывала у Скарлетт море энтузиазма. Еще одно правило, которое можно нарушить, способ оживить и разнообразить рутину, развеять апатию, которая охватила Скарлетт с тех пор, как она достигла успеха. Скарлетт уговаривала меня и буквально не давала допить кофе, пока я не закатила глаза и не вздохнула:

– Ладно, я согласна. Но только при одном условии.

– Каком?

– Я хочу, чтобы ты завязала с алкоголем, транквилизаторами и прочей дрянью… Мне не нравится обстановка, в которой ты живешь. Я переживаю.

– Хорошо, обещаю.

Скарлетт отдала мне свой паспорт и свою одежду. Мы отправились в Сохо, в магазинчик маскарадных костюмов, и купили там ярко-розовый спрей. Потом со смехом сидели и красили друг другу волосы. Скарлетт – чтобы не выглядеть на интервью как девочка в день первого причастия, мне – чтобы выдать себя за нее в аэропорту.

Знаю, Брюс, ты считаешь это глупой затеей, но я уже предвкушаю, как удивится Оливер. Наверняка он будет рад, когда вместо Скарлетт к нему подсяду я. Да и вообще, что может пойти не так?..

* * *

Чай Анджелы, стоящий на кофейном столике, давно остыл. Я прерываю свой рассказ, чтобы собраться с силами, потому что самое сложное еще впереди. Впервые мне придется говорить вслух о том, что случилось. Я делаю глубокий вдох и перехожу к концу нашей с Алисой истории, к тому вечеру, что подвел под нашей жизнью финишную черту.

Когда я вернулась домой после интервью, Алиса уже уехала. Она оставила на кровати черное платье, пару сапог, пальто и паспорт, к которому был приклеен розовый стикер с наспех нарисованным сердечком. Я до сих пор ношу этот стикер с собой, куда бы ни пошла, бережно спрятанный в бумажнике.

Я приняла душ, потом, собирая вещи, обнаружила в изножье кровати толстый блокнот с бирюзовой обложкой в желтый горошек. На нем было написано: «Нет случая – есть только встречи. Поль Элюар». Открыв блокнот, я увидела, что его страницы исписаны ровным почерком Алисы. Это был ее дневник. Я не стала читать и положила его в чемодан, собираясь вернуть владелице на следующий день.

Около семи вечера мне пришло сообщение:

Алиса Смит-Ривьер

ОМГ, все получилось!

Меня приняли за тебя и перевели нас с Оливером в бизнес-класс!!!!

Я ответила поднятым вверх пальцем и улыбающимся смайликом. Алиса в свою очередь прислала мне смайлик-сердечко.

Его я тоже до сих пор храню в телефоне.

Спать я легла в десять вечера, что было для меня исключительным событием. Помню, как через некоторое время проснулась в поту. Сердце у меня колотилось, словно вот-вот выскочит из груди. Я кое-как встала, словно во сне выпила рюмку водки с таблеткой успокоительным. Вскоре сердце успокоилось, и я снова заснула.

Рейс Нью-Йорк – Хитроу потерпел крушение в Атлантическом океане в 23:56. Причина крушения самолета по сей день остается невыясненной. Единственное, что меня утешает – это мысль о том, что Алиса была с Оливером, единственным мужчиной, которого она когда-либо любила, несмотря на все взлеты и падения. Они ушли вместе, рука об руку. Тел не нашли. На следующий день во всех газетах появился список пропавших пассажиров. Вместо имени моей сестры в нем стояло мое имя.

Таким образом, согласно официальной версии, я умерла в двадцать семь лет – совсем как Дженис Джоплин, Джими Хендрикс, Джим Моррисон и Курт Кобейн. Просто потому, что оказалась не в том месте, не в то время. Это стало тем самым взмахом крыльев бабочки, о котором грезил Гарри. Газеты ухватились за эту историю. Трагическая гибель, еще и тогда, когда я практически ухватила мечту за хвост, не могла не превратить меня в легенду. Что, собственно, и произошло. Сразу после моей «смерти» сингл «Сестры» вышел на первое место по продажам, а в последующие месяцы я получила четыре «Грэмми», заработала миллионы и стал рок-легендой. И все это – посмертно.

Иронично, как пела Аланис Мориссетт.

Анджела внимательно слушала, не перебивая и не отпуская моих рук, которые судорожно сжимала. После того, как я умолкаю, повисает молчание.

– Мне очень жаль, – наконец говорит Анджела и без предупреждения обнимает меня. Тепло ее объятий, ее знакомый запах… чувствую, как на глаза наворачиваются слезы, и понимаю: это первый раз, когда кто-то выразил мне соболезнования по поводу смерти сестры.

– Ты никогда не думала о том, чтобы… – продолжает Анджела, – ну, не знаю, обратиться в полицию?

Пожимаю плечами и пытаюсь объяснить Анджеле всю абсурдность ситуации, в которой оказалась. Горе вязкой грязью проникло во все уголки моего мозга. Я потеряла человека, которого любила больше всех на свете. Больше ничего не имело значения. Я отсиживалась дома, целыми днями размышляя о том, что натворила, и выходила только за кормом для Дэвида и хлопьями, которые ела прямо из пачки, чтобы не умереть с голоду. Это я была во всем виновата. Моя сестра погибла из-за меня. Остальное – детали, не заслуживающие внимания. Такие, как неверное имя в списке пассажиров. Только увидев свое лицо на первой полосе какого-то таблоида, я вспомнила о другой не заслуживающей внимания детали: весь мир думает, что я мертва.

– Но… а как же твоя семья?

– Я пошла к маме. Она была вне себя от горя, она сказала… что…

Я тяжело сглатываю, пытаясь избавиться от кома в горле, который вот-вот меня задушит. Конечно же, на следующий день после катастрофы мама не полетела ни в какой Лондон. Она несколько дней пыталась дозвониться до Алисы, а потом на пороге появилась я. Разговор с мамой был самым трудным из всего, что мне приходилось пережить. Я видела, как облегчение от того, что я жива, сменилось ужасом, когда мама поняла, что это значит для Алисы. Я понимала, что мама предпочла бы, чтобы в том самолете была я, а не ее любимая дочь.

Едва слышно продолжаю:

– Мама сказала, что это я во всем виновата… что от меня всегда были только неприятности… и что не хочет меня больше видеть.

Если бы мое сердце не умерло вместе с Алисой, то мама бы уничтожила его в тот день. Глаза Анджелы наполняются слезами, и я вспоминаю, что они с Эбби очень любят своих детей: бесконечное терпение, объятия, ласка, сказки на ночь… Но Анджела не может понять того, что я осознала слишком рано: я постоянно напоминала маме о мужчине, которого она любила и который ушел из ее жизни, оставив только письмо на столе. «Погодок тянуть сложно, стресс разрушает отношения», – объясняла она своим подругам… Не нужно иметь степень Гарварда, чтобы понять смысл ее слов.

– А все люди, которых ты знала? Семья твоего зятя?

Пожимаю плечами:

– Я переехала, сменила номер телефона, закрыла аккаунт в соцсетях и со всеми разорвала отношения. Некоторые подруги Алисы долгое время поздравляли ее с днем рождения по электронной почте. Я никогда никому не отвечала, в итоге все сдались. Что касается сестер Оливера… они за несколько недель потеряли отца и брата. Думаю, они почувствовали облегчение из-за молчания Алисы. Одним горем меньше… К тому же я ждала, что меня разоблачат и правда выйдет наружу. Но время шло, ничего не происходило, и поскольку в глубине души мне не хотелось воскресать из мертвых, я стала жить под именем своей сестры.

– А потом?

– А потом я позвонила в Лондон и расторгла договор аренды квартиры, которую снимали Алиса и Оливер. По официальной версии я трагически потеряла мужа в нашумевшей авиакатастрофе. Владелец квартиры согласился прислать мне личные вещи сестры, а все остальное я сказала ему оставить себе. Я спрятала Феникса в картонную коробку и возненавидела музыку. Если бы не это дурацкое интервью, если бы не мои мечты о славе… Алиса бы не умерла.

– Потом ты занялась финансами… – заканчивает Анджела.

– Да… Заперлась дома и целый год только и делала, что изучала финансы. Как ни странно, именно это и спасло меня: строгость цифр, ясные формулы с предсказуемыми результатами. А потом я нашла работу и встретила тебя. С тех пор мне удалось поддерживать иллюзию нормальной жизни, основанной на этой абсурдной лжи.