Сокровища - Кингсли (Кингслей) Джоанна

Весь вечер она старалась представить его работы. Ей на самом деле хотелось увидеть их. И она подивилась сама себе, что не имеет ничего против снова встретиться с ним.

— С удовольствием.

— Прекрасно. Я зайду сюда и заберу тебя в шесть. — Он открыл дверь и повернулся, чтобы попрощаться. — Ты знаешь, ты действительно красивая, — сказал он. Потом опять повернулся и ушел.

Работы Чарли оказались на самом деле уникальны. Огромные полотна были покрыты пластиковыми соломинками для питья, коробками из-под гамбургеров из Макдональдса, бутылками от отбеливателя, расплющенными коробками из-под стирального порошка «Тайд». Другие были сделаны из яичной скорлупы, кофейных зерен, апельсиновой кожуры, спагетти и разломанных конфетных палочек, все расположено в причудливых, наподобие мозаики, узорах и покрыто прозрачной акриловой смолой.

«Мусорные стены» — как он называл их, были прихотливы или драматичны, но они всегда срабатывали, подумала Пит. Конечный результат вызывал какое-то чувство, когда смотришь на это. Они напоминали ей набор туалетных принадлежностей ее матери, набор, который она покрыла кусочками раковин, ленты и цветного стекла, стараясь воспроизвести витраж в Шартре.

Она неожиданно для себя рассказала ему о витраже, о том, как старалась воссоздать его красоту на обратной стороне дешевой пластмассовой щетки.

— Покажи мне, — решительно сказал он и вручил ей карандаш и блокнот рисовальной бумаги.

— Что?

— Покажи мне, что ты сделала. Нарисуй.

И она нарисовала по памяти.

— Неплохо, неплохо. Ты приступаешь к занятиям в Лиге на следующей неделе?

Она рассказала ему о своих планах изучать ювелирный дизайн в Студенческой художественной лиге.

— В следующем месяце.

— Начинай на следующей неделе. Тебе надо работать над рисунком.

Он оторвал взгляд от рисунка.

— Что ты принесла нам поесть?

— Как, черт побери, я скажу ему, что не собираюсь возвращаться в колледж? — спросила Пит Джесс во время ставшего уже ритуальным позднего завтрака в Вилладже. Поступление в колледж стало поворотным пунктом для Джесс, потому что, вкусив самостоятельности, возврата к прежнему не могло быть. Она отвязалась от привязи насовсем. Джесс дала понять родителям и врачам, что больше не будет сторожевых псов — ни Уильяма, ни шофера, ни Мэри, ее служанки, ни родителей. Она знала, как позаботиться о себе.

Но ее вновь обретенная свобода не охладила ее привязанности к Пит. Они проводили вместе столько времени, сколько могли, несмотря на то, что обе работали — Пит в ювелирном квартале, а Джесс неполный рабочий день в книжном магазине, имея дело с тем, что она любила больше всего — с книгами.

— Ему надо сказать, — заметила Джесс. — Скоро сентябрь. Он, вероятно, обратит внимание, что ты не отягощена биологией и не бежишь на какую-то лекцию.

— Знаю. Но он обидится. Драгоценности для него — это боль и потеря. Так было всегда. — Они отведали яиц «бенедикт». — Ешь салат из шпината. Он тебе полезен.

— Послушай, ты только что сказала мне, что не собираешься стать врачом, поэтому хватит! Ненавижу шпинатный салат. Не знаю, зачем заказала его. — Она повозила листом-другим в салатнице. — Может, Анна сможет помочь. Она знает подход к твоему отцу и понимает искусство и необходимость творчества.

— Конечно, лучше любого другого, кого я знаю.

— И в чем же дело? Попроси ее. И закажи мне омлет. Желе.

— Я закажу тебе один простой. Я поговорю с Анной.

Анна посоветовала:

— Приходи на обед. Ты все расскажешь ему за копченой говядиной, а остальное я беру на себя.

— Ты уверена?

— В этом ты можешь положиться на меня.

Они сидели в квартире, ставшей для Пит чем-то вроде второго дома.

— Папа, я бросаю колледж, — неожиданно объявила она.

Он в замешательстве нахмурился, словно она говорила по-русски.

— Что ты имеешь в виду?

— То, что в сентябре я не вернусь в колледж.

— И что ты собираешься делать? — поинтересовался он, со страхом догадываясь об ответе.

— Собираюсь стать внучкой своей бабушки, — ответила Пит и рассмеялась.

— Надеюсь, не полностью, — со смехом заметила Анна. — Ты очень красива, наша Пит, но я не представляю тебя куртизанкой.

— Нет, не это, — согласилась Пит. Стив по-прежнему молчал. — Но я хочу работать с драгоценностями.

— Каким образом? — спросил Стив. Пит уже почувствовала крайнее неодобрение в его голосе.

— Не ремесленником, не как дедушка. Я хочу… принести в мир больше красоты, как дизайнер. Знаю, для тебя это не важно. Но я чувствую, что именно это я могу делать хорошо. Возможно, лучше, чем что-то другое. — Он несколько обмяк на стуле. Неужели это генетический дефект, размышлял он, некая наследственная болезнь, этакое заразительное пристрастие к соблазну драгоценных камней, которым, кажется, суждено управлять жизнями их семьи?

— Пит, ты не знаешь…

— Нет, она знает, Стефан, — перебила его Анна. — Кто лучше Пит может знать, что для нее подходит? Ты? Я? Не думаю. — Потом она поднялась и оставила Пит с ощущением, что ее бросили в самый нужный момент.

Но, похоже, Анна знала, что делала.

— Ну, что ж, слава Богу за Анну, а? — произнес Стив. — Думаю, она права, и я должен это признать. Ты знаешь, из-за маминой болезни мне так долго приходилось одному решать твою судьбу. Поэтому я привык думать, что всегда прав. — Он обнял ее. — Но полагаю, ты лучше знаешь, что делать, Пит. Я молил Бога, чтобы ты не пошла по этому пути, но я на все сто процентов буду поддерживать тебя.

В глазах щипало от счастливых слез.

— Спасибо, папа. Я хочу, чтобы ты гордился мной.

— Ты уже добилась этого, бамбина.

Дружба — замечательная вещь, подумала Пит. Сначала была Джесс. Потом Анна. А теперь Чарли Бэррон. Его большое жилище в типографии стало еще одним раем для Пит. Ей нравился запах типографской краски, въевшийся в кирпичные стены старого здания. Ей нравился черный резиновый промышленный пол, покрытый циновками из сизаля, которые массировали ноги, когда по ним ходишь босиком, и ровный свет, проходящий через матовое стекло крыши, серо-белый днем, янтарно-розовый от уличных фонарей по ночам. Она любила тихую музыку в стиле «блюграсс», которая всегда звучала у Чарли на стерео. Ей даже нравился Ренальдо, нервный кот, живущий у Чарли. Больше всего ей нравилась дружба между мужчиной и женщиной, о существовании которой она и не подозревала.

Когда Пит обнаружила, что обычное содержимое холодильника Чарли состояло из баночки горчицы, бутылки уксуса, трех, наполовину опустошенных банок кошачьей еды, нескольких кусков китайских кушаний, обычно покрытых плесенью, и всей его сэкономленной наличности, она поставила себе целью пополнять его. Пару вечеров в неделю, когда, она знала, что он работал весь день, она появлялась со всем необходимым для телятины в вине или традиционного голландского жаркого.

Она готовила, он работал. За обедом они говорили о чем угодно и обо всем. Позже она сидела и делала наброски ювелирных украшений за чертежным столом Чарли, а он опять склонялся над своим огромным мольбертом.

Время от времени, пока она рисовала, Чарли подходил к ней и заглядывал через плечо, иногда что-то добавляя одним прикосновением карандаша, внося существенную разницу в высвечивание идеи.

Пит понравились ее занятия по рисунку и ювелирному делу в Студенческой художественной лиге. День она проводила с ювелирным молотком в руке, чеканя золото, серебро и медь. Она делала восковые формы для отливок. Она выманивала у деда крошечные осколки бриллиантов, рубинов и других камней, которые он гранил. Она делала набросок за наброском для ювелирных украшений — придавала форму, улучшала, и опять делала попытку за попыткой. Большая часть их оказывалась в мусорной корзине, но папка рисунков, которые стоило хранить, медленно начала расти.

Постепенно Пит овладевала своим ремеслом.