Не по чину - Красницкий Евгений Сергеевич

Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 85

– Раз я сам вас назвал ближниками и советниками и пока не разжаловал, – Мишка подчеркнул голосом это «пока», увидел, как пацаны удивленно вскинули головы, и слегка развел руками, как бы извиняясь за такой недосмотр, – то сейчас вашего совета и спрашиваю. Сами напортачили – сами и наказание себе теперь выбирайте, по вине.

Сомнений, что сотник измыслит нечто доселе невиданное, отроки не испытывали, лишь обреченно приготовились выслушать ужасный приговор, а посему, услышав вердикт боярича, ошарашенно замерли – Роська так и вообще с приоткрытым ртом. Не то что придумать что-нибудь вразумительное, но даже более-менее осмыслить сказанное им вряд ли бы сейчас удалось – Мишка в этом не сомневался, но сочувствия к страданиям воспитуемых не испытывал, и его иезуитское предложение являлось всего-навсего частью воспитательного процесса.

Первым всякую надежду справиться со столь сложным поручением оставил поручик Василий. Сглотнув, он выдавил из себя вполне логичное признание:

– Нету такого наказания…

– Что?! – грозно сдвинул брови сотник. – Как отвечать положено?!

С видом христианского мученика, влекомого на растерзание львам, Роська привычно вытянулся и отчеканил:

– Никак нет, господин сотник! Ничем нельзя искупить!

– Смертью только… – неожиданно брякнул Мотька; спохватившись, тоже вытянулся как на плацу и отрапортовал не менее браво: – За то, что на брата руку поднял, – смерть!

– Готовы искупить! Сами… – подхватил Роська, обретая уверенность от подсказки.

Протяни ему сотник кинжал или меч, поручик Василий и впрямь наплевал бы на спасение души и все заповеди отца Михаила, ибо честь воина превыше всего. Как у самураев, о которых он и слыхом не слыхивал, но родство с которыми ощутил. И Мотька туда же, с ним вместе – и рука не дрогнет что у язычника, что у христианина.

«Довольны, сэр Майкл? Вы им про наказание, а они вам про искупление… Твою ж мать, они и в самом деле готовы! Вы ЭТОГО хотели? Вот они – ваши пассионарии, вашими руками слепленные! Придурок! Управленец гребаный! Они же не просто так – они ЗА ТЕБЯ сейчас готовы умереть, а Роська, хоть и верит искренне, как тебе никогда не уверовать, служение тебе поставил превыше спасения души.

Именно сейчас они по своей воле отдали свою жизнь в твои руки и признали твое право вершить их судьбы. Вот они – та сила, которая все сметет по твоему знаку, но только с такими и можно мир переделывать или завоевывать. Вот уж в самом деле «Вперед, вас ждут великие дела!». Теперь никуда не денешься, ибо крепче любой клятвы связан по рукам и ногам запредельной верой своих соратников. И будь добр этой вере соответствовать!»

– Чего?! – взвился со своего места Егор, но тут же скривился и сплюнул: – Придурки, вашу мать! Головой ушиблись?!

– Так ты их и ушиб, Егорушка, – развел руками Илья, снова усаживаясь на лавку, с которой его сдернули слова мальчишек.

– Вот и я думаю, может, с другой стороны приложиться для равномерности? – Егор задумчиво посмотрел на свой кулак. – А-а, ладно, нужники почистят – в головах и просветлеет…

«Ну ничего за тысячу лет не изменилось! Что сейчас, что через десять веков лучшее средство от помутнения в мозгах – в ухо и нужники чистить. Только это ж они мне сейчас всю малину – в смысле воспитательный процесс поломают! Или Егор специально для меня встрял? С него станется…»

Специально или нет встрял десятник со своей репликой, Мишке было недосуг разбирать, но именно его вмешательство помогло прийти в себя от накрывшего осознания новой, неподъемной ответственности за этих мальчишек, ставших сейчас – именно сейчас! – той самой дружиной, с которой он пойдет дальше. Такую преданность и такое доверие не купишь, они в ответ требуют точно такой же полной самоотдачи, без отпусков и выходных, без пенсии в отдаленной перспективе – на всю оставшуюся жизнь.

«О высоком потом станете размышлять, сэр Майкл, сейчас парней надо к нормальному бою приводить. И чем скорее, тем лучше».

– А на хрена мне ваша смерть? – Мишка окинул «самураев» с ног до головы оценивающе-презрительным взглядом. – Смыться захотели, засранцы?! Наворочали тут, а нам за вас расхлебывать? Не выйдет! Опять только о себе думаете! Не того от вас ждал.

Он разглядывал мальчишек, ошалевших от дополнительного обвинения в дезертирстве.

– Искупления, значит, хотите?! Так делом искупайте, а не дурью! Что натворили, то и исправляйте! Вдвоем! Как – не знаю, но завтра после чистки нужников себя в порядок приведете и пойдете оба к отцу Ананию. Хоть в ногах у него валяйтесь, а добейтесь, чтобы он взял вас к себе… – Мишка задумался и уточнил: – Ну в учение вряд ли, а вот в помощь… Проситесь помогать ему ухаживать за больными, пока мы отсюда домой не отправимся. Матвей должен узнать, что монаху в лекарском деле известно, чему и Настена не научит. Непременно есть что-то такое, раз их самих разные люди учили. Заодно о себе, а значит, и о всех нас мнение у святого отца исправите: не такие уж мы темные и дикие, раз учиться рвемся. Василий же, как более твердый и просвещенный в вере, поможет Матвею впросак не попасть и не допустить какой-нибудь глупости по незнанию. Ясно? Ну, значит, на том и порешим.

Никифор вышел с «судилища», пребывая в глубоких и не совсем понятных племяннику раздумьях. Психологические самокопания, каким-то образом связанные с только что произошедшим, у не склонного к тонким душевным терзаниям купца настораживали, поэтому Мишка поспешил следом за дядюшкой, прикидывая, как завести с ним разговор, чтобы выяснить, что его в эдакую задумчивость ввергло. Сеанс психоанализа, однако, пришлось отложить на неопределенное время – на дворе Никифора обнаружились гости.

Несколько купцов, из тех, чьи дети учились в Академии, горели желанием узнать, чему там их сыновей учат. Известное дело: когда деньгу выманивают, сладких песен напеть любой горазд, а в жизни потом по-всякому оборачивается. Мишка чуть за голову не схватился: за заботами последних недель напрочь забыл про свою тревогу о пропавших невесть где купеческих отроках. Впрочем, его, как выяснилось, никто ни спрашивать, ни слушать не собирался – купцы не обратили внимания на пацана-сотника, а все скопом насели на своего коллегу. Тот только руками развел:

– Да я-то что вам скажу! Сам только вернулся. Вон у Михайлы спрашивайте!

– Э-э-э, нет, Никифор! – даже не взглянув в сторону отрока, пробасил кряжистый, с окладистой рыжеватой бородой купчина. – Ты уж сам. Чего мне с сопляком разговаривать?

Обозный старшина, вышедший следом во двор из душной горницы, придержал Мишку за локоть, пока Никифор что-то пытался объяснить своим собеседникам:

– Ты, Михайла, того, не лезь лучше. Видишь же, мужи солидные – они же не знают, что ты у нас старшина. Я уж сам…

– Да ты-то что? – вздохнул с досадой Мишка. – Пропали отроки, и что с ними, неведомо…

– Ничего не пропали! – не разделил его скептицизма Илья. – Это просто вы с дядькой еще не успели узнать: Пашка, шалопай, на пристани не сообразил сказать. Посланец от Осьмы прибыл: давно в крепость все вернулись. Осьма, правда, ранен, но сразу как добрались, гонца сюда послал.

– Да что ж ты молчал! – У Мишки словно груз с плеч свалился.

– Так когда говорить было? – удивился Илья. – Ты как пришел, так тебя сразу в оборот взяли. Ладно, сейчас я с отцами…

И он направился к толпе, напиравшей на Никифора.

– Здравы будьте, люди добрые! – поклонился Илья со степенным уважением. – Не серчайте, что в разговор ваш встреваю, но чего ж вы на Никифора Палыча все разом напали? Он-то и впрямь не знает того, что вам надобно. А вот я про деток ваших все как есть расскажу, ибо я наставник их по обозному делу в Академии Архангела Михаила. – Он со значением вздел палец вверх.

– Вот! – Никифор обрадовался ему как родному. – Илью… хм… Фомича и спрашивайте! Наставник, чай. И не здесь, не на дворе же толкаться, в дом проходите. Сейчас стол накроем, посидим с дороги, как положено… – Его уже тянул за рукав знакомый Мишке приказчик, видимо, тот самый посыльный от Осьмы.

Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 85