Женщины Цезаря - Маккалоу Колин

Ознакомительная версия. Доступно 44 страниц из 217

Поразмыслив, Катон решил, что злая выходка Сервилии имела под собой основания. Атилия изменилась. Во-первых, она теперь редко улыбалась и позволяла себе заговаривать первой, не дожидаясь, когда к ней обратятся. Во-вторых, ее груди налились, и это странным образом оскорбляло его. Прошло целых три дня с тех пор, как Катон прибыл в Рим, но он еще не посетил ее спальню (предпочитая занимать спальню хозяина один), чтобы утолить то, что даже его глубокоуважаемый прадед Катон Цензор считал естественной потребностью, вполне дозволенной между мужем и женой (или рабыней и хозяином). Воистину восхитительной потребностью.

О, какой дорогой, добрый, великодушный бог помешал ему? А ведь он мог воспользоваться ею, не зная, что она уже побывала в чьих-то руках! При этой мысли Катон содрогнулся и постарался подавить в себе отвращение. Цезарь. Гай Юлий Цезарь, худший из этой испорченной и развращенной компании аристократов. Что он нашел в Атилии, которую сам Катон выбрал только потому, что она была абсолютной противоположностью хорошо сложенной, смуглой, прелестной Эмилии Лепиде? Катон знал, что он немного туповат, потому что это вдалбливали ему с детства, но ему не пришлось долго отгадывать причину поступка Цезаря. Будучи патрицием, тот собирался сделаться демагогом, еще одним Гаем Марием. Сколько жен доблестных приверженцев традиций он соблазнил? Слухов ходило много. А он, Марк Порций Катон, еще даже не достиг сенаторского возраста… и все же его считают достойным противником. Это хорошо! Это говорит о том, что он, Марк Порций Катон, обладает силой и волей и может впоследствии приобрести большое влияние на Форуме и в Сенате. Цезарь наставил ему рога! Ни на секунду не приходило Катону в голову, что причиной этого послужила Сервилия, потому что он не знал о ее интимных отношениях с Цезарем.

То, что начала смерть Цепиона, завершило предательство Атилии. Никогда не любить! Никогда, никогда не любить. Любовь означает бесконечную боль.

Катон не стал говорить с Атилией. Он просто позвал в свой кабинет управляющего и велел ему собрать вещи бывшей жены и выкинуть ее из дома, отослав обратно к брату. Несколько наскоро нацарапанных слов — и все. Атилия была разведена. И Катон не вернет ни сестерция из приданого распутницы. Сидя в кабинете, Катон слышал ее голос, вопли, рыдания, отчаянный зов детей, и все это время голос управляющего перекрывал все прочие звуки — от горестных криков до беготни рабов, торопящихся выполнить приказание хозяина. Наконец хлопнула входная дверь. После этого управляющий постучал в дверь кабинета.

— Госпожа Атилия ушла, господин.

— Пришли ко мне детей.

Ждать пришлось недолго, они вошли, сбитые с толку суматохой, не зная, что произошло. Оба ребенка были рождены от Катона. Он не мог отрицать этого даже теперь, когда его грызли сомнения. Порции исполнилось шесть лет. Высокая, худенькая, угловатая, с каштановыми волосами, густыми и вьющимися. У девочки были отцовские серые, широко расставленные глаза, его длинная шея, его нос, только поменьше. Катону-младшему — четыре года. Тощий мальчик, он всегда напоминал отцу, каким он сам был в те дни, когда этот выскочка марс Силон высунул его из окна и грозился бросить на острые скалы. Только Катон-младший был скорее застенчивым, чем смелым, его легко довести до слез. И, увы, уже сейчас было видно, что Порция умна. Она рождена маленьким оратором и философом. Бесполезные способности для девочки.

— Дети, я развелся с вашей матерью по причине ее неверности, — сказал Катон своим обычным жестким немелодичным голосом. — Она вела себя непристойно, доказав, что не может быть ни женой, ни матерью. Я запретил ей приходить в этот дом и вам не разрешаю видеться с ней.

Маленький мальчик едва ли понимал все эти взрослые слова, он почувствовал только, что случилось что-то ужасное и это касается мамы. Его большие серые глаза наполнились слезами, губы задрожали. Он не разрыдался только потому, что сестра вдруг крепко схватила его за руку — сигнал, что он должен контролировать себя. А она, маленький стоик, готовая умереть, лишь бы доставить удовольствие отцу, стояла перед ним — преданная, несгибаемая, ни слезинки в глазах.

— Маму выслали, — сказала она.

— Можно и так сказать.

— Она еще гражданка? — спросила Порция неприятным голосом, очень похожим на голос отца.

— Я не могу лишить ее этого, Порция, да и не хочу. Я только лишил ее участия в нашей жизни, ибо она не заслуживает этого. Ваша мать — плохая женщина. Проститутка, шлюха, распутница, прелюбодейка. Она общалась с человеком по имени Гай Юлий Цезарь. Он — воплощение всего, что дорого патрициату: продажный, аморальный, старомодный.

— И мы никогда больше не увидим маму?

— Не увидите, пока вы живете под моей крышей.

Смысл взрослых слов наконец дошел до детей. И четырехлетний Катон-младший неутешно зарыдал.

— Я хочу мою маму! Я хочу мою маму! Я хочу мою маму!

— Плакать нехорошо, — сказал отец, — когда слезы льют по недостойному поводу. Ты будешь вести себя как настоящий стоик и перестанешь плакать. Это не по-мужски. Ты не должен видеть маму. Порция, уведи его. В следующий раз, когда я его увижу, я хочу видеть мужчину, а не глупого сопливого мальчишку.

— Я объясню ему, — сказала Порция, глядя на отца со слепым обожанием. — Раз мы с тобой, папа, значит, все хорошо. Мы больше любим тебя, чем маму.

Катон застыл.

— Никогда не любите! — крикнул он. — Никогда, никогда не любите! Стоик не любит! Стоик не хочет, чтобы его любили!

— Не думаю, чтобы Зенон запретил любовь, он запретил только неправильные поступки, — возразила дочь. — Разве неправильно любить все хорошее? Ты — хороший, папа. Я должна тебя любить. Зенон говорит, что это правильно.

Что же ответить на такое?

— В таком случае сдерживайся и никогда не допускай, чтобы любовь управляла тобой, — сказал он. — Ничто из того, что затуманивает ум, не должно управлять тобой. А эмоции затуманивают ум.

Когда дети удалились, Катон покинул комнату. Совсем недалеко, если пройти по колоннаде, его ждали Афинодор Кордилион, бутыль вина, несколько хороших книг и беседа. Отныне вино, книги и беседы должны заполнить образовавшуюся пустоту.

Да, Катону дорого стоила встреча с блестящим курульным эдилом, тем более что он так превосходно справлялся со своими обязанностями. И с таким вкусом!

— Он ведет себя так, словно он — царь Рима, — поделился Катон с Бибулом.

— Думаю, он и сам считает себя царем Рима, раздавая зерно и устраивая цирковые представления. И все грандиозно, от легкости, с какой он общается с простыми людьми, до высокомерия в Сенате.

— Он — мой заклятый враг.

— Он — враг каждого, кто стоит за соблюдение mos maiorum: никто ни на йоту не должен быть выше представителей своего класса, — сказал Бибул. — Я буду бороться с ним, пока жив.

— Он — новый Гай Марий, — произнес Катон.

— Марий? Нет, Катон, нет! Гай Марий знал, что он никогда не станет царем Рима, ведь он был простым землевладельцем из Арпина, как и его сельский родственник Цицерон. Цезарь — не Марий, поверь мне. Цезарь — еще один Сулла. И это хуже, намного хуже.

В квинтилии того года Марк Порций Катон был выбран квестором и вытащил жребий старшего из троих городских квесторов. Двумя его коллегами оказались влиятельный плебей Марк Клавдий Марцелл и некий Лоллий из той пиценской семьи, которую Помпей Великий успешно забросил в самое сердце римского господства — Сенат и комиции.

За несколько месяцев до вступления в должность, когда ему позволено будет войти в Сенат, Катон занялся изучением торгового дела и соответствующих законов. Он нанял ушедшего в отставку бухгалтера казначейства, чтобы тот объяснил ему, каким именно образом tribuni aerarii, которые возглавляли эту сферу, ведут свои счета. Он зубрил эту науку до тех пор, пока не стал знать о государственных финансах столько, сколько знал Цезарь. Однако Катон совершенно не осознавал того факта, что премудрости, запомнить которые ему стоило огромного труда, Цезарь схватывал на лету.

Ознакомительная версия. Доступно 44 страниц из 217