Без памяти. К себе - Романова Наталия

На всякий случай я прошлась по всем местам, где могут дать работу, безрезультатно. Место технички в школе – и то оказалось занято.

Большинство женщин в Сапчигуре работали вахтами, сменами в городе почти за сто километров, преодолевая расстояние на рейсовом автобусе или на электричке, сначала пройдя несколько километров пешком до полустанка, где вокзала даже не было, одна деревянная платформа у первого вагона.

Думала отправиться на поиски удачи в тот же город или Москву, но врач настоятельно рекомендовал держаться места, которое мне уже знакомо, где знают меня, и я кого-то знаю.

Неизвестно, чем была вызвана амнезия, травмой, сильным психологическим потрясением или ещё чем-то, гарантировать, что не случится рецидива, невозможно.

И что тогда делать?..

В Сапчигуре, если повторится амнезия, мне расскажут кто я, откуда, а в Москве некому.

Временно я смирилась с тем, что на неопределённый срок останусь в селе Забайкальского края, тем более на мой счёт упала приличная сумма, происхождение которой выяснить не удалось – перевод от юридического лица, условного «Рога и Копыта».

Может, я действительно компьютерщик, и оказывала услуги фирме-однодневке.

– Куда идти? Далеко? – вернулась к насущному вопросу сбора ягод.

Правда, я не представляла, зачем они мне нужны, не стану же я, в самом деле, варить варенье, хотя… чем-то заниматься нужно, чтобы окончательно не свихнуться.

Достаточно того, что память отшибло, не хватало душевную болезнь заиметь. Шизофрению, например, на этом мои познания в сфере психиатрии бесславно заканчивались.

– Рядышком, – довольно кивнул Николай. – Сначала вниз по реке, с километр, не больше. Русло повернёт, лес начнётся, вон, отсюда видать, – указал на видневшуюся сине-зелёную полосу. – Так вдоль леса и иди, река рядом, не заблудишься, по ней вернёшься, мимо Сапчигура не пройдёшь.

– Понятно, – кивнула я, всё ещё раздумывая, идти ли…

Лес вызывал у меня безотчётный страх, необъяснимый какой-то, будто я понятия не имела, что это.

Привыкла бродить средь пейзажных садов, и настоящий лес, тем более тайга, вызывали первобытный ужас.

– Вглубь не заходи, только если совсем немного, если брусники захочешь, там как раз болото начинается, – крякнул Николай.

– Ладно, – кивнула я.

Николай, щедро поделившийся ягодами, сел в Ниву и уехал.

Я осталась во дворе, не зная, чем себя занять. От скуки я уже перебрала и изучила всё, что нашла в доме деда Петра. Ни одна вещь не вызвала никаких ассоциаций, не мелькнуло проблеска воспоминаний, зато теперь я знала, что имеется в моём скудном хозяйстве.

Например, ручная мясорубка, деревянное корыто и сечка для рубки капусты, кадки разного размера, пельменница и позница.

Наследство пришлось опознавать с помощью интернета, все эти предметы не вызывали в моей ударенной голове ничего, кроме недоумения.

Невозможно так существовать…

А если вся моя жизнь теперь будет состоять из таких никчёмных, заполненных пустотой и беспамятством дней?

Жалко стало себя невыносимо, до слёз. Сама не заметила, как щёки покрылись горячей влагой, глаза защипало, губы скривились в обиженной гримасе.

Вытерла лицо, шмыгнула носом, как маленький ребёнок, решительно направилась в дом.

Переоделась в тёплые тренировочные штаны, худи, ветровку и трекинговые ботинки. Схватила висящую на крючке корзину, закрыла дом на навесной замок и отправилась в сторону реки и леса.

Пойду, наберу ягод, наварю варенья, компотов, сделаю мочёную бруснику, что бы это ни значило, капусты заквашу, не зря же нашлась сечка!

И… и… и не знаю, что ещё.

Грибов соберу и засушу, чтобы на всю зиму хватило.

Вот!

Проходя мимо дома Мирона, невольно покосилась на тёмные окна, лишь в одном горел тусклый свет, и из трубы бани вдали двора шёл дым.

Сосед вызывал у меня необъяснимый интерес.

Он не был интересен мне как мужчина, скорее наоборот, провоцировал какую-то оторопь, желание замереть, напрячься всем телом – и это несмотря на то, что ничего плохого не сделал.

Всегда здоровался, пусть в снисходительном тоне. Помогал, если я просила, иногда вызывался сам, заметив, что у меня чего-то не получается.

Растопил дедову баню, увидев, как я направляюсь к маленькой избушке на задах с охапкой дров. Показал, как открывается погреб, помог справиться со старым замком на сарае, иногда чистил двор от листьев, которые начали осыпаться с деревьев.

Всё это словно между делом, свысока, с налётом лёгкого раздражения, будто само моё существование нервирует его. За неимением других помощников я была рада и такому подспорью. Себе же признавалась, что лишний раз общаться со смурным, вечно недовольным соседом не хотелось.

И, тем не менее, постоянно ловила себя на том, что смотрю в сторону его дома, бросаю взгляд на окна, если там горит свет.

Особенно если горит… ведь там может мелькнуть хозяин.

Мирон словно загадка, которую необходимо разгадать… ключ к моему прошлому, но ведь он никак не мог быть связан со мной. Даже если я была знакома с ним, как почти с каждым жителем Сапчигура – о чём не помнила, конечно же, – он должен помнить меня, как помнили остальные.

Правильно?

А из коротких реплик соседа выходило, что родился он под Тобольском, откуда уехал в поисках лучшей доли, покатавшись по стране, осел здесь.

Душе здесь, видите ли, дышится легко.

В то время, когда я жила здесь с дедушкой, Мирон не знал о нашем селе. Обо мне, до нашего знакомства, ничего не слышал. Пустует дом напротив и пустует, не его ума дело. В Сапчигуре много пустого жилья, какое-то заселяются на лето, а какое-то годами разваливается.

Можно списать любопытство на то, что в округе не было мужчин подходящего для меня возраста. Либо старики, либо дети, либо женатые, некоторые из которых бросали заинтересованные взгляды, но держались в стороне, как и я от них. Только мужчины, именно как мужчины, меня совсем не интересовали.

Женский интерес совершенно не мелькал в моей ударенной голове, попросту не умещался под спудом миллиона других вопросов, начиная с главного: как вспомнить себя?!

И, всё равно, Мирон не выходил из моих мыслей, и мне это почему-то нравилось.

Протопав мимо соседского дома, я свернула к реке.

Прошла в нужную сторону примерно километр, дождалась, когда река свернёт, уткнулась в сплошную стену леса, начинающегося с короткого подлеска и опушек, ещё покрытых густой зеленью.

Пригляделась. А вот и первая удача.

На невысоких кустиках, стелющихся вдоль земли, висели тёмно-фиолетовые ягодки, покрытые светлым налётом – черника. Поодаль виднелась костяника. Действительно много, больше, чем я себе представляла.

Бабу Груша говорила, что сапчигурцы не успевают обрабатывать все дары леса. На продажу мало кто собирал: нужно добраться на автотрассу, местным без толку продавать, ехать же – нужна машина и бензин – затраты могут не окупиться.

Вот и росли ягоды и грибы щедро, любому вдоволь хватало.

Через полчаса у меня затекла спина и ноги, руки покрылись чернотой, казалось, несмываемой, корзина же оставалась полупустой. Ягода маленькая, ёмкость большая, умаешься, пока наберёшь полную.

Ничего, зато как следует устану, вернусь к вечеру, буду спать без задних ног и сновидений, которые всё чаще заставляли меня вскакивать в холодном поту от необъяснимого страха.

Вспомнить, что именно снилось, не получалось, но чувство, что всю ночь мне выворачивали руки и мозг, не покидало по полдня.

Я не отходила от края леса, держалась так, чтобы в просвет деревьев был виден блеск реки – мой ориентир. Углубляться совершенно не хотелось, несмотря на соблазн, наверняка там ягоды можно полными жменями собирать, и точно так же грибы. Уж подосиновик или подберёзовик я отличила бы от поганки… наверное.

Только лучше без жменей, чем заблудиться.

Опустились прозрачные сумерки. Мошкара с истеричным ожесточение зажужжала вокруг меня, грозя залезть в нос, рот, осесть толстым слоем на одежде и открытых участках кожи. Пока лишь кружила, отгоняемая репеллентом, но долго ли он будет действовать, неизвестно.