Искра вечного пламени - Коул Пенн

Моя мать.

В такой паутине мне запутываться не хотелось.

Опыт подсказывал, что нужно обойтись малой кровью и сдаться. Но уже когда я опускала голову и изображала на лице покаяние, глубоко внутри меня раздался настойчивый голос — зов моего огненного темперамента.

«Борись!»

— Спасибо! — проговорила я, постаравшись, чтобы прозвучало максимально виновато. — Я обыскалась его. — Я потянулась, чтобы выхватить пузырек, но отец перехватил мою руку и стиснул запястье.

— Дием, я должен понимать, что могу тебе доверять.

Противоборствующие волны стыда и раздражения рвались на волю. Я отвела взгляд, гася обе.

— Знаю, тебе приходится нелегко с тех пор, как твоя мать… — Отец осекся, и я поняла, что он лихорадочно подыскивает нужное слово. Исчезла? Сбежала? Была похищена?

Похороны ей мы так и не устроили. Даже так и не признали, что она, возможно, мертва.

От нежелания смириться с неизбежным, наивности или глупой, слепой надежды мы убедили себя, что ее просто временно нет дома. Она отправилась в путешествие, о котором забыла рассказать. Навещает больного, которому понадобилось больше помощи, чем она рассчитывала. Скоро мы получим от нее письмо с бесконечными извинениями и подробным объяснением случившегося. Вот-вот она вернется домой.

Первые несколько дней я в это почти верила. Но теперь, когда прошло столько недель…

Нет, мы не говорили об этом. Проглоченная месяцами тишины, правда стала слишком болезненной.

— Нам всем приходится нелегко в ее отсутствие, — сказал отец.

«Борись!»

Он зазвучал снова, тот терзавший меня голос. Резкий ответ сложился у меня в груди, зубы стиснулись, чтобы его сдержать.

Папино лицо смягчилось.

— Ты столько помогала мне дома, а Мора рассказывала, что твоя работа в Центре целителей совершенно неоценима. Я вижу, как ты стараешься, и очень это ценю.

Передо мной был командир в действии. Человек, способный заметить готового сорваться солдата и вразумить его добрым словом и похвалой.

Как правило, способность отца манипулировать чужим самолюбием вдохновляла. А сейчас ловкость, с которой он применил ее ко мне, пуще прежнего расшатала мне нервы.

— Милая, я лишь беспокоюсь о твоем здоровье. Если болезнь вернется…

— Я в порядке, — резко перебила я. — Извини. Я приму лекарство сегодня.

— Ты по какой-то причине перестала принимать огнекорень?

Мои мысли метнулись к черноглазой старухе в темном проулке.

— Я… Просто у меня голова шла кругом.

— Как тот пузырек оказался в моем ящике для рыбалки?

«Потому что, как только соберусь с духом, я планирую взять нашу лодку и утопить пузырек в Святом море».

— Я занесла ящик в дом на прошлой неделе. Наверное, тогда пузырек и упал в него. — Я заставила себя улыбнуться как ни в чем не бывало. — Мне правда пора идти, не то мы с Теллером опоздаем.

Тяжелый выдох отца ясно показывал, что эта байка его не убедила, но мою руку он выпустил.

Я почти дошла до двери, когда его голос зазвучал снова:

— Дием!

Я поморщилась и, вскинув брови, глянула через плечо.

— Я тебя люблю.

Моя раздражительность растворилась в его нежных словах. Этот чуткий, благородный мужчина, столько лет жертвовавший всем ради меня и моей матери, истинной причиной моей злости не был. Я отчаянно старалась об этом не забывать.

— Я тоже тебя люблю. — Я замолчала, потом, подмигнув, добавила: — Люблю вас, командир.

Отец громко хохотнул, потом махнул мне рукой: иди, мол. Я схватила сумку и выбежала за порог, пока он не передумал.

Наш дом — простое строение, спрятавшееся у болотистого залива, который петляет на запад от моря в центре атолла Эмарион. Отец построил его с нуля, мечтая о тихом пристанище в относительной дали от любопытных глаз. На то, чтобы избавиться от болотной растительности, ушли месяцы, но за то время отец с матерью создали идиллический оазис в его нынешнем виде, сияющий бриллиант в грязной луже.

Этот дом всегда был моим островком безопасности, полным воспоминаний о том, как мы с мамой сидели на крыльце и готовили настойки; как мы с отцом выходили в море и рыбачили; как мы с Теллером носились по лесу, окружающему наше жилище, словно щит.

Но за последние несколько месяцев родные стены стали казаться пустыми. Лишенными сути.

— Так он наконец понял, что ты перестала пить порошок? Сколько уже ты не пьешь его, месяц?

Я шикнула на брата, нервно убедившись, что отец вне пределов слышимости.

— Не понимаю, о чем ты.

Теллер закатил глаза и зашагал по лесной тропе рядом со мной.

Я опасливо посмотрела на брата:

— Так ты знал?

— Конечно знал. Ты стала другим человеком с тех пор, как перестала его принимать.

— Неужели?

— Да, — ответил Теллер, и по его голосу стало ясно, что он еще преуменьшил. — Странно, что отец так долго не замечал.

Несколько минут мы шли молча, слушая, как под ногами хрустят упавшие ветки и мертвые осенние листья.

— Что значит, я стала другим человеком?

— Если скажу, обещаешь не злиться на меня за это?

— Нет.

Теллер фыркнул:

— Вот тебе отличный пример.

Я остановилась и, повернувшись к Теллеру, сердито на него посмотрела:

— Объясни.

— Ты злая. Унылая. Топаешь по дому, огрызаешься в ответ на простые вопросы, относишься ко всем как к врагам.

Теллер не ошибался. В последнее время гнев жег меня каленым железом, а фитиль моей вспыльчивости стал пугающе коротким.

Поначалу я приписывала это отсутствию мамы, но ведь она пропала несколько месяцев назад.

А мое состояние изменилось за несколько недель после отказа от огнекорня. Разум прояснился, ничто больше не притупляло остроту эмоций, и несправедливости мира теперь донимали меня так, что игнорировать их становилось все сложнее.

Ехидные замечания от одноклассников Теллера. Шушуканье горожан. Насилие и холодное бездушие стражи Потомков.

Всю жизнь я пыталась убедить себя, будто не переживаю из-за слов и действий других людей, но вот туман рассеялся, и я понемногу поняла, что очень даже переживаю. И что мне надоело изображать спокойствие.

Я нахмурилась, когда мы снова зашагали по исхоженной тропе.

— Собираешься меня отчитывать? Хочешь, чтобы я снова стала тихой, послушной Дием?

— Да ты в жизни ни тихой, ни послушной не была. — Теллер толкнул меня плечом. — И я доверяю твоему здравомыслию. Ты — одна из лучших целительниц королевства. Мать об этом позаботилась. Раз считаешь, что огнекорень тебе не нужен, значит, понимаешь, что делаешь.

В груди потеплело, но я проворчала:

— Хоть один член моей семьи мне доверяет.

— Отец доверяет тебе. Он просто беспокоится. Мы оба о тебе беспокоимся.

— Я в порядке, клянусь. Если симптомы вернутся, я снова начну принимать порошок. — Я вздохнула, взяла Теллера под руку и притянула к себе. — И ты прав. За последнее время я обозлилась. Только не знаю, из-за огнекорня это или… — Я неопределенно повела рукой, показывая на окружающий мир. — Из-за всего.

— Понимаю. — Голос Теллера стал тише. — Думаешь, мы еще ее увидим?

Мне хотелось сказать «да». Хотелось заверить братишку, что все будет хорошо и это лишь временная заминка в нашей скучной во всех иных отношениях жизни.

А еще больше мне хотелось верить в это самой.

Но у меня никогда не получалось врать Теллеру, даже если правда казалась невыносимой.

— Не знаю, — честно ответила я. — Я всегда думала, что почувствую сердцем, если ее не станет. И отец уверен, что она где-то рядом. Исчезнуть, не попрощавшись и не оставив письма… — Я зажмурилась, чтобы подавить страх, проникающий в мысли. — У мамы всегда были секреты, но такое необычно даже для нее.

— А твое расследование ни к чему не привело?

Я напряглась.

— Не сказать, что «ни к чему». Я выяснила, что за неделю до исчезновения она посещала дворец чаще обычного. Один из членов королевской семьи заболел, и ее вызывали почти каждый день. Теперь вместо мамы туда ходит Мора, но она клянется, что ничего странного не видела и не слышала.