Яромира. Украденная княжна (СИ) - Богачева Виктория

Переборов тошноту, Яромира вышла из-за валуна, за которым они скрывались, и поежилась от ветра, мгновенно пробравшего ее до костей. Теперь, когда все вокруг не плыло перед глазами из-за усталости и холода, она впервые смогла внимательно осмотреться. И если накануне ей помстилось, что волны выбросили их на самый край света, где нет ничего, кроме мерзлой земли, снежной поземки и камней, то на утро все оказалось иначе.

Прищурившись, Яромира увидела очертания леса, о котором накануне ей рассказал Харальд. Темные макушки уходили далеко за горизонт. С тихим шипением волны выплескивались на берег, обволакивая валуны. Дымка над морем рассеялась, и темная гладь отражала тусклый солнечный свет.

Боги сохранили Харальда. И ее саму.

Если бы не окутавший драккар туман, они бы не выжили. Ивар ни по чем бы не выкинул конунга в море так близко к берегу. Ни по чем бы не позволил им обоим до того берега доплыть.

Не зная, чем себя занять, Яромира побродила по камням и собрала еще хвороста для костра. Она хотела зайти подальше в лес, поискать ручей, но побоялась заплутать. Уже возвращаясь к их нехитрому лагерю, она столкнулась с Харальдом. Конунг нес тушку зайца и выглядел довольным. Княжна даже шаг замедлила, присмотревшись. Она и не помнила, видела ли хоть раз его таким?..

Поравнявшись с ней, Харальд протянул тяжелый бурдюк с водой.

— Пей вдоволь. Я отыскал ручей.

Чувствуя себя бесполезной, Яромира хотела заняться зайцем, но конунг не позволил.

— Я умею! — настаивала она. — Меня учила Чеслава.

— Ты дроттнинг, — отрезал Харальд. — Оставь это мне.

— А ты конунг! — бессильно огрызнулась Яромира, ведая, что, коли тот уперся, то и спорить с ним было тщетно.

Так и нынче. Он хмыкнул, пожал плечами, взялся за кинжал и потянулся к тушке.

— Что станем делать? — спросила немного погодя, жадно наблюдая за отточенными, скупыми движениями конунга.

— Пойдем вдоль берега, — Харальд указал подбородком себе за спину. — Пока не набредем на поселение.

— А дальше?

— Дальше… — задумчиво пожал плечами. — Дальше в Гардарики следует мой второй драккар. Хорошо бы с ним встретиться.

Яромира задержала взгляд на его вмиг ожесточившемся лице.

— А… А Ивар? — пересилив себя, все же спросила шепотом. Боялась, что конунг осерчает, а промолчать не смогла.

Но Харальд лишь усмехнулся и искоса на нее посмотрел.

— А Ивара я убью, когда повстречаю.

Он пошевелил угли, раскидав их по сторонам, чтобы тушка не обгорела, и установил две рогатины. Поверх них положил несколько обструганных, заостренных веточек, на которых нанизал зайца. Яромира следила за ним, словно завороженная, и не только потому, что была страшно голодна.

Покончив с этим, Харальд сходил на берег, смыл в ледяной воде кровь с ладоней. Вернувшись, расслабленно выдохнул и устроился на еловых ветках, вытянув ноги поближе к огню.

— Дроттнинг, ты хочешь чего? А то дырку на мне прожжешь?

Услышав насмешливый вопрос, Яромира подпрыгнула на месте. Следовало подумать загодя, что от конунга, который привык смотреть во все стороны и остерегаться удара в спину, ее настойчивый взгляд не укроется.

Она сделала глубокий вдох и приготовилась шагнуть в бездну.

Потому что мочи не было больше терпеть.

Долгие седмицы Яромира себя уговаривала.

Она княжеская дочь, ей негоже. Она девка, которую учили сызмальства блюсти себя и свою честь, потому что по ней станут судить и отца, и матушка, и младшую сестренку Гориславу, и весь княжеский род на Ладоге. Девкам не положено раскрывать рта, пока не спросят, не положено говорить с мужами на равных. Да в мужицких портах и рубахе расхаживать. И нечёсаной косой трясти.

Многое им не положено, да только все это давно Яромира попрала. Вольно али невольно. Может, однажды вымолит у Макоши прощения за свою беспутную жизнь.

За минувшую седмицу она дважды уже попрощалась с белым светом. Впервые, когда набросился на драккар лютый шторм. И второй раз накануне, когда Ивар скинул связанного Харальда в море. А она, и мгновения не поразмыслив, птицей слетела за ним следом, не побоявшись ни холода, ни черной глубины, ни смерти.

А сегодня поутру терпение у Яромиры иссякло. В груди отчаянно билось горячее, любящее сердце, и она решилась.

Или нынче. Или никогда.

— Я сперва мыслила, что мне приснился сон, — заговорила она тихо, смотря на свои руки.

Лишь однажды сверкнула взглядом на Харальда. И по тому, как окаменело его лицо, поняла, что ударила точно в цель.

— Но это был не сон, — онемевшие губы едва шевелились, пока Яромира выталкивала из себя трудное, тяжелое признание. — Я знаю, что это был ты.

Харальд взвился на ноги прежде, чем отзвучало ее последнее слово. Опалил таким взглядом, что, будь она потрусливее, забилась бы под еловые ветки и не казала бы носу до следующего утра. Смотреть в его глаза было больно. Внутри все переворачивалось, сжималось и разбивалось в мелкую крошку.

Но Яромира себя заставила. Подняла лицо и не отвела спокойного, ясного взгляда.

Если и мучили ее прежде сомнения, то теперь они развеялись. Лютые глаза Харальда говорили куда лучше слов. Она вспомнила невесомые прикосновения тяжелых ладоней. Вновь почувствовала щекой тепло.

Она сидела, а Харальд стоял перед ней, словно не знал, куда себя деть. И сбежать не мог, и подле нее на землю опуститься — тоже. Страшился пламени, которое разгоралось внутри дроттнинг.

— Зачем? — чуть устало спросила Яромира.

Немало требовалось ей сил, чтобы выдерживать его взгляд. Чтобы говорить, когда все внутри велело молчать. Когда молчать велели его глаза.

Конунг криво усмехнулся на одну сторону и рухнул на еловые ветки, словно подкошенный.

— Зачем спрашиваешь, коли ведаешь? — спросил сурово.

— Скажи, — непреклонно велела княжна.

И Харальд, который не слушал никого с двенадцати зим, как извергся из отцовского рода; Харальд, который никому не кланялся, не гнул спину и не склонял головы; Харальд, который был готов шагнуть на меч, лишь бы не целоваться чужой сапог, отвел взгляд.

И повесил голову, коснувшись подбородком груди.

Сцепив зубы, выдохнул тихо и горько.

— Люба ты мне.

Щеки у нее все же зарделись. Яромира выдохнула рвано и схватилась ладонью за горло, чувствуя, как бешено бьется под пальцами жилка.

Услышав ее судорожный вздох, больше похожий на всхлип, Харальд резко вскинул голову и впился злым, колючим взглядом. Он рассердился на девку, которая сперва душу наизнанку ему вывернула; сорвала с губ нечаянное признание, которое он намеревался унести с собой на погребальный костер, а нынче, бесстыжая, всхлипывала да жадно хватала воздух алыми губами, словно это он ее приневолил!

Но когда Яромира заговорила вновь, подняв сперва ладонь, чтобы заставить конунга замолчать, то сердце его вывернулось наизнанку вновь.

— Так коли люба. Отчего же ты молчал?

Харальд невольным жестом потер грудь, где глубоко под кожей что-то кололось и свербело. Яромира смотрела на него ясным, открытым взором, и он знал себя набедокурившим юнцом. Он уже и не помнил, когда чувствовал себя так…

Горечь и желчь клокотали в горле, грозясь вот-вот излиться, но Харальд их обуздал.

— У меня уже была жена. И я ее погубил. Не уберег. Больше, — и он поднял на нее страшные, больные глаза, — этого не будет.

— Человек не может прожить жизнь, все время оглядываясь…

— Я не оглядываюсь! — Харальд свирепо тряхнул головой. — Но и тебя за собой не утащу. Ты видела моих людей на драккаре, ты видела, как половина хирда предала меня. Ты слышала разговоры о себе в моем доме. Это Север, Ярлфрид, и он жесток. И не прощает слабости. Ивар хотел тебя для себя… почуял, сучонок, мою слабость.

Сотня увещеваний вертелась у Яромиры на кончике языка, но она проглотила их все. В бессильной злобе сжала кулаки, чувствуя, что уговорить конунга ей не удастся. Не был Харальд похож на человека, который откажется от того, во что верит.