Лавина чувств - Чедвик Элизабет

Он призывно протянул руку, и Линнет при тусклом свете огня подошла к мужу и обняла его.

ГЛАВА 25

Привлеченная радостным детским визгом, Линнет, оставив свое шитье, подошла к окну посмотреть, что происходит во дворе. Отсюда хорошо был виден участок между внутренним и внешним дворами. Джослин и Роберт играли в догонялки. Зрелище было незабываемым. Хохоча, Роберт пытался увильнуть от рук Джослина, который поддавался ему и выглядел неуклюжим и неповоротливым, что придавало их игре еще большую прелесть. Сердце Линнет наполнилось почти непереносимой любовью к ним обоим, такой сильной до боли, что даже слезы проступили у нее на глазах.

За стенами замка лес казался похожим на огромный океан, переливающийся всеми цветами радуги от осенних листьев, которые гонял резвый ветер. Молодой женщине нравилось смотреть на деревья в разноцветном осеннем убранстве. Джослин будет рядом с ней всю осень и долгую зиму. Никаких походов и разлук, все время вместе — их время, свободное от опасностей и потрясений, время, за которое они успеют получше узнать друг друга. Ее совсем не пугала мысль о коротких холодных днях и еще более холодных долгих-долгих ночах. Их комната выходила на юг, получая много солнечного света, здесь же стоял камин, и они всегда смогут укрыться меховой накидкой, если не хватит тепла их собственных тел. Она улыбнулась сама себе, почувствовав, как ей уже сейчас становится жарко.

Осторожное покашливание у нее за спиной заставило ее резко обернуться.

— Извините, что беспокою вас, мадам, — сказал Генри с порога, — но вы ведь помните Мэтью, торговца, которого видели вчера вечером. — Так вот, ему стало хуже, и я думаю, к нему нужно привести отца Грегори. Моя мать дала ему отвар на ивовой коре, как вы ей велели, но он весь его изрыгнул, и у него усилился жар.

— Ему действительно так плохо? — с тревогой спросила Линнет.

— Боюсь, что да, мадам. — Генри от страшного беспокойства дернул себя за мочку уха. — Мать заметила, у него на груди и на животе повсюду красные пятна размером с монету. Она думает, что это может быть тиф.

— Я сейчас же спущусь. И, пожалуй, действительно лучше послать за отцом Грегори. — Она поспешно направилась за слугой, и там вся ее радость рассеялась, как утренний туман.

При осмотре больного страх Линнет несколько прошел. Мэтью на самом деле лежал, словно при смерти. Его дыхание стало неровным и сиплым, на бледном лице совсем не осталось красок, кроме двух ярких болезненных полос на каждой скуле и грязных темных впадин глазниц. Взглянув внимательнее на пятна, о которых упоминал Генри, Линнет обнаружила, что они не такие, как обычно бывает в случае смертельной формы тифа. Если больные выздоравливали, то их кожа почти всегда оставалась испещренной и изрубцованной ими. Но у Мэтью пятнышки не нагноились и больше напоминали сыпь.

Его оставили в углу комнаты для челяди под легким одеялом, изолировав ото всех и убедив пить отвары из ивовой коры, чтобы сбить жар.

— Я должна предупредить Роберта, чтобы он не находился рядом с ним, — сказала она Генри, оставив разносчика духовной заботе отца Грегори. — Это наверняка очень опасно.

Генри закусил губу и отвел глаза, понимая, что, может быть, уже слишком поздно и эта предосторожность не будет иметь никакой пользы.

Жар у торговца не спадал, его легкие продолжали наполняться мокротой, и он умер на рассвете следующего дня. Слово «тиф» переходило из уст в уста. Женщины собирали и сушили травы, чтобы отразить удар болезни. Обеспокоенные посетители наводнили хижину мудрой знахарки, живущей в деревне недалеко от Рашклиффа. У отца Грегори тоже хватало работы. Признания во время исповеди так и сыпались на него. Священные амулеты и ароматические шарики против всякой заразы соперничали за место на ремнях людей с букетиками цветов. Мрачные истории о предыдущих эпидемиях пересказывались разными поколениями выживших.

В день, когда Мэтью похоронили на кладбище у церкви, прачка и ее дочь пожаловались, что чувствуют себя плохо, и уже к вечеру того же дня обе лежали на матрасах с высоким жаром и сильной головной болью. Пришла весть из Ньюарка, что там уже бушует эпидемия и в деревнях между городом и Рашклиффом уже умирают люди. Единственная хорошая новость заключалась в том, что большинство больных тем не менее поправлялись. Болезнь уносила лишь стариков и детей, а также тех, кто уже чем-нибудь болел. Мэтью страдал воспалением легких и лишь потом подхватил заразу, поэтому для него все и закончилось так печально, решила Линнет.

Чувствуя усталость и тревогу, она отослала Эллу спать и села на скамью в своей спальне, чтобы закончить узор на новой рубахе, которую шила для Джослина. Сам он был внизу и разговаривал о делах с Майлсом, Генри, Малькольмом и Конаном — людьми, очень много значившими сейчас в Рашклиффе. Конан отвечал за боевую готовность и следил за постами. Майлс исполнял обязанности главного управляющего, а Малькольм ему помогал, являясь его первым подручным, в то время как Генри следил за тем, чтобы все шло гладко в самом замке.

Не прошло и шести месяцев с тех пор, как Джослин взял бразды правления в свои руки, а в людях уже замечалась существенная перемена. Они ясно видели перед собою цель и знали, что, если хорошо выполнят свою работу, их хозяин будет гордиться ими и щедро наградит за это.

Мужчины ушли, и Джослин направился в спальню, подняв над головой руки, чтобы расслабить занемевшие мышцы.

— Моих братьев выкупили, — объявил он. — Похоже, их схватили в лесу недалеко от поля боя и держали у одного жителя деревни в погребе с яблоками под местной пивной. — Опустив руки, он подошел сзади к Линнет, обнял ее и поцеловал в щеку.

— И что теперь произойдет?

— Как обычно, — сказал он, и она почувствовала, как он пожал плечами, после чего, отпустив ее, сел на большую кровать. — Они будут рычать друг на друга, но громче всех станет рычать мой отец, и Рагнару придется уступить — по крайней мере на какое-то время. Как только он убедится, что отец чуть-чуть успокоился, он снова натворит бед, а Иво, как всегда, последует за ним.

Линнет зевнула и, отложив шитье, тоже подошла к кровати. Не переставая думать об отношениях Джослина с его отцом и братьями, она спросила:

— Почему ты убежал в Нормандию, когда тебе исполнилось пятнадцать?

Он, расшнуровывая сапог, ответил:

— Потому что, если бы не сбежал, я бы убил Рагнара или он убил бы меня. Наш отец тогда постоянно вмешивался в наши дела — он однажды посадил нас в темницу, в разные камеры, конечно, и оставил там на три дня. Но это лишь заставило нас возненавидеть его и еще больше — друг друга. Побег казался мне тогда единственным способом разорвать цепь. Я вернулся домой по своей воле, а не по воле отца, и к тому времени уже перерос Рагнара. — Стянув сапог, затем другой, он оперся локтями о колени. — А Рагнар до сих пор пытается разорвать этот порочный круг, но его попытки еще крепче связывают его.

— А если он все-таки вырвется? — спросила Линнет.

Джослин плотно сжал губы.

— Тогда да поможет нам всем Господь Бог, — ответил он, и, услышав шорох за шторкой, отделявшей маленькую кроватку Роберта от их кровати, насторожился.