Громче меча 2 (СИ) - Ибрагим Нариман Ерболулы "RedDetonator"

Ну и, по словам сразу четверых «барменов», клан Яньхой, возникший в незапамятные времена, накрылся пиздой что-то около пятисот лет назад, но не исчез полностью — до сих пор существуют его кланы-наследники, основанные бывшими яньхойцами.

По поводу того, могут ли «наследнички» убивать драконов, всё однозначно — хуй его знает.

Как только я завожу разговор к актуалочке, то есть, к ныне действующим кланам, как «бармены» сразу же скучнеют. Опасно это — болтать о таком в общественных местах…

Но, как я понял, практики Ци среди криминала есть и они должны быть сильными, ведь надо защищать предприятия по производству синего порошка от других преступных кланов, поэтому у кого практики сильнее, тот и всегда прав.

«Следующий квартал — Лаоши», — подумал я, идя по главной улице квартала. — «Как это по-нашему? Микрорайон Старотрупово?»

«Лаоши» — это «старый труп», если переводить с байхуа. Это официальное название кладбищенского квартала, где хоронят всяких состоятельных и, соответственно, уважаемых людей, которых как-то неудобно рубить топорами на куски и сбрасывать в селитряницу…

Посреди квартала располагается здоровенное кладбище, а вокруг размещаются тематические заведения типа храмов, моргов, ритуальных услуг, столяров, каменщиков и могильщиков. За ваши деньги — любой каприз.

Раньше, говорят, на кладбище постоянно находилось несколько юся, получавших зарплаты от муниципалитета, ну, чтобы валить призраков и ожившие трупы, если уж такое случится, но с тех пор технологии шагнули далеко вперёд и существуют ритуалы, исключающие подобное. Техники юся, касающиеся призраков и цзянши, давно освоены обычными людьми, поэтому всю работу по упокоению не упокоенного и умиротворению не умиротворённого выполняют могильщики с лопатами и кирками.

«Даже отсюда нас выжили, суки позорные…» — подумал я с сильнейшим неодобрением.

Иду мимо могильных камней с художественно выгравированными именами людей, умерших уже очень и очень давно.

Под ногами аккуратно подстриженная зелёная трава, никаких лишних камешков и мусора — за кладбищем заботливо ухаживают.

«Убиенных щадят, отпевают и балуют раем», — вспомнил я слова из песни Высоцкого. — «Не скажу про живых, но покойников мы бережём».

Метров через пятьсот натыкаюсь на похоронную процессию — судя по нарядности гроба, какой-то очень важный человек. Пропускаю скорбящих и иду дальше. Мне сказали, что где-то в центре есть иньчжай, то есть, «теневое жилище», в котором приносятся жертвы в память об усопших. И вот там тусуется дед, знающий обо всём происходящем в кладбищенском квартале.

В иньчжае было людно — богато одетые дяди и тёти ритуально жертвовали ничего не понимающего поросёнка. Бедная животинка была безжалостно зарезана, а затем женщина в белом халате воскликнула:

— Прими пищу, дух, и не тревожь живых! Успокойся в обители своей!

А-а-а, понятно. У семьи появилось основание считать, что дух усопшего злится, поэтому было решено задобрить его свининой. Перед этим ещё, небось, рисовую водку по четырём сторонам побрызгали, чтоб наверняка…

Только вот если дух реально зол, это поможет ненадолго — в радиоэфире, ну или где они там находятся, особо не пошикуешь, поэтому даже крохи Ци от поросёнка за деликатес. Но духу очень быстро становится мало и он начинает наведываться к родным, служащим ему якорем, всё чаще и чаще. А когда они перестают жертвовать ему, он начинает злиться по-настоящему и может сильно попортить кровь своим родным.

Единственная рабочая тактика — игнорить духа. У него, в конце концов, закончится посмертная Ци и он упокоится. Жестоко, но так уж получилось, что он уже умер и надо отпустить. Иначе эта история добром не закончится.

Но люди не умеют отпускать, иначе не объяснить появление у нас всех этих многоэтажных ритуальных процедур, поэтому сами создают себе проблемы.

Чисто по-человечески надеюсь, что этим людям просто показалось, а дух уже упокоился.

Ожидаю, пока пройдёт ритуал жертвоприношения и поглядываю по сторонам, чтобы найти искомого деда.

— Меня ищешь? — раздался за моей спиной старческий голос.

Оборачиваюсь и вижу скрюченного деда, страдающего от жёсткого псориаза.

— Если ты — Бу Джанджи, то тебя, — кивнул я.

— Тогда ты меня нашёл, — улыбнулся седой дед, показав мне гнилые пеньки, оставшиеся от зубов. — Есть что-нибудь?

— А что тебя интересует? — спросил я.

— Выпить и закусить, — обозначил свой интерес старик.

— Выпить, — кивнул я и вытащил специально для этого купленную бутылку рисового вина.

Керамический сосуд перекочевал в руки деда, в глазах которого замерцали огоньки жизни.

— А это закусить, — вытащил я рисовую лепёшку.

— Вот это я понимаю начало разговора! — воскликнул дед и с гулким «чпок» откупорил бутылку. — Ах-хах… Сейчас мы тебя, дорогуша, приговорим…

Он сделал неожиданно мощный, для человека столь преклонного возраста, глоток и со счастливой улыбкой отрыгнул.

— Хорошо, — спокойным тоном констатировал он. — С чем пришёл?

— Узнать хочу, что да как в кладбищенском квартале, — ответил я.

— Я вижу, что ты юся, — осмотрел меня Джанджи. — А юся просто так не приходят… Нет-нет…

— Часто встречаешь юся? — заинтересовался я.

— Ты, на моей памяти, первый за последние двенадцать лет, — покачал головой кладбищенский старик. — Последнего звали как-то мудрёно… Кни… Кли… Клифтоф… А-а-а, чего это я? Надо выпить.

Он вновь приложился к бутылке, а затем откусил кусочек от относительной свежей лепёшки и начал медленно жевать его.

— Клифтоф… — произнёс я задумчиво. — Кристоф?

— Да, ага! — ткнул в мою сторону пальцем старик Джанджи. — Точно, как ты сказал!

— И чего он хотел от тебя? — спросил я.

— Спрашивал, не видел ли я высокого байгуя со шрамом через всё лицо, — пожал плечами дед. — А потом спросил, не видел ли я байгуя с длинными волосами, как у бабы. А напоследок спросил, не видел ли я байгуйку с короткими волосами, как у мужика, и железякой в носу. Я сказал, что не видел.

Если этот Кристоф пришёл сюда двенадцать лет назад, то пересечься мы с ним никак не могли — вероятно, он отправился в Поднебесную в период моего пребывания в Низших палатах…

— И ты сейчас спросишь, не видел ли я всяких юся! — вновь ткнул в меня пальцем старик Джанджи. — А я скажу, что ты не дружишь с башкой, потому что я только что сказал, что последнего юся видел двенадцать лет назад!

— М-хм… — хмыкнул я.

На самом деле, только что хотел спросить, не видел ли он здоровенного негра с дредами.

— Ещё какие-нибудь вопросы? — спросил старик. — Водка заканчивается, поэтому давай побыстрее.

— Странного тут ничего не видел? — задал я вопрос.

— Видел, — кивнул Джанджи. — Здоровенный байгуй пришёл ко мне и начал задавать какие-то непонятные вопросы.

— Дед, мне не до шуток, — поморщился я.

— Ну так задавай конкретные вопросы, а не непонятные! — выпучил глаза псориазник. — Что «странного» я видел⁈

— Да я не знаю! — развёл я руками. — Что-то, что не укладывается в обычный ход вещей на кладбище!

— А-а-а, я понял… — покивал дед. — Всё ещё надеешься, что именно тебе повезёт и ты сможешь заработать деньжат своей стезёй? Но лучше отбрось эту надежду, юся — чудовищ тут нет. Хотя, нет, одно есть… Ты! Ах-ха-ха-ха!

— Вот так ты благодаришь меня за бесплатную бутылку водки? — нахмурился я.

— Ты всё равно больше не придёшь, поэтому это неважно, — пожал плечами Джанджи.

«Типичный алконавт», — сделал я заключение.

— Но кое-что тебе скажу, юся, — посерьёзнел алкаш-псориазник. — Лучше не связывайся с кланами — ты можешь воображать, что уж ты-то сильный, уж ты-то непобедимый, но всегда есть кто-то сильнее. Того юся я знаешь где потом увидел?

— Где? — спросил я.

— Могильщики увозили его в селитряный квартал, — ответил Джанджи. — А на груди этого юся вырезали глаз дракона, чтобы все поняли, кто за этим стоит.

— Интересная информация, — кивнул я. — Что ещё ты знаешь о кланах?