Чужие интересы. Окталогия (СИ) - Шебалин Дмитрий Васильевич

«Твое право. Лишь бы не было поздно», — ответил голос и замолчал.

Следующий час я потратил на попытки придумать хоть какой-то план. Заодно пробовал направить крохи силы в веревку. Но тщетно. Даже пробовал потихоньку тереть узел о бревно, но, получив смачный пинок от охранника, прекратил затею. Именно в такие минуты понимаешь, какую неоспоримую пользу дает изучение техник аспекта преобразования. Какой толк от того, как ты пуляешься сгустками силы, способными свалить хоть даже лошадь, если не можешь просто пережечь или превратить в труху тонкую веревку, что так крепко связала тебе руки? Кромвель вон по слухам выломал ворота замка Зеленого барона, сделав металлические петли хрупкими, словно им было с тысячу лет. Сколько же у него силы, страшно представить. Надо будет об этом обязательно подумать в будущем, если выберусь. Нет, когда выберусь. Нельзя опускать руки раньше времени. Тем более оставался последний шанс, о котором, впрочем, я предпочитал не думать пока есть хоть какая-то другая приемлемая альтернатива.

Время шло, а план так и не созрел. Охранники бдели неустанно, не давая возможности предпринять хоть что-то. Нужно решать, либо соглашаться на сомнительную сделку с таинственным голосом, либо пробовать сбежать уже от барона. Но проблема в том, что через полчаса карета превратится в тыкву. В смысле, я превращусь в овощ, израсходовав последние крупицы силы на этот чертов камушек.

Когда я уже хотел было начать торговаться с засевшим во мне искусителем, я неожиданно почувствовал острое жжение в районе запястьев. Словно к коже приложили тлеющий уголек. Стараясь не подать вида, я терпел с натянутым спокойствием на лице, превозмогая боль. Я уже уловил носом запах дыма, который пока в полумраке шатра еще был слабо заметен. Прожжённая веревка вдруг ослабла и бесшумно опала на землю. На улице же послышались какие-то возмущенные голоса и выкрики, к которым моя охрана невольно начала прислушиваться, все больше смещая фокус своего внимания с пленника на происходящие за пологом шатра. А там, судя по всему, зрел бунт.

*****************

— Еще раз говорю, те кто попал в список вольны принять предложение или же отказаться. В этом случае свой расчет по контракту вы получите в конторе, в которой подписывали бумаги. Ровно так же, как и те, кого в списке нет.

На все той же телеге, которая периодически выступала у Вепрей то трибуной, то эшафотом, ораторствовал первый сотник Рихтар. Собравшиеся же вокруг наемники с недоверием встречали его объявления.

— То есть, те кто согласятся вступить в дружину, получат деньги сразу, а те, кто нет, только в своих конторах? А кто нам даст гарантии, что деньги там будут? По слухам, нет больше Вепрей. Были, да кончились.

— Господин Бродрик сдержит свое слово. Все вы получите свои гонорары, как прибудете на место. Даже досрочно! Наниматель объявил, что контракт считается выполненным, и с завтрашнего дня вы свободны. Свирепые Вепри действительно будут распущены после завершения всех текущих контрактов и расчетов со своими бойцами.

— А трофеи то где? Помнится, право на них было объявлено, слова сказаны. Мы вчера все славно потрудились, но что-то невидно итогов работы трофейной команды.

— Учитывая обстоятельства, трофеи с последней битвы останутся в распоряжении господина Бродрика и госпожи Клен. Они будут распределены позже среди тех, кто примет решение присоединится к дружине.

— А с какого хера? — прозвучал чей-то весомый аргумент. — Мы что, меньше заслужили, раз рожей для дружины не вышли? Не согласен!

— Да срать я хотел на то, согласен ты или нет! — ответ Рихтара был не менее конструктивным. — Приказ Главы не обсуждается!

— А сам-то он где, «Глава» наш? — вставил свое слово Брок. — И где Кромвель? Что-то не верю, чтобы он такое одобрил.

Рихтиар нашел взглядом в толпе сотника.

— Брок, и ты туда же? Тебе-то оно нахрена? И причем тут Кромвель? Главой пока является Бродрик, и он в своем праве.

— Да при том, что если Глава идет против кодекса и полевого закона, то может и перестать быть Главой. Тем более, что ему, похоже, как и тебе уже насрать на Вепрей. Он же теперь без декады «князь».

— Вот именно, князь! И не тебе Брок рот разевать, коли о благородном говоришь. А то вздернут тебя несмотря на все твои предыдущие заслуги. И вас всех это тоже касается, — Рихтар обвел взглядом собравшихся людей. — Выбирайте уже, получить свои деньги и жить спокойно, или продолжать мутить воду и поплатиться жизнью!

Наемники притихли. Не такого они ждали, но и связываться с будущим князем никто не рисковал. Тем более, расклад был точно не в пользу недовольных. На службу будущего князя северных земель было приглашено 250 бойцов и половина обозников. И почти все из них согласились. Остальные же полторы сотни наемников, что еще оставались в строю, но по каким-то критериям не подошли будущему сюзерену в качестве гвардейцев, составляли откровенное меньшинство, особенно с учетом сил баронессы Клен, также перешедших под командование Бродрика.

— Расходитесь! Завтра обоз отправляется в Приозерье. К концу декады, вам нужно покинуть пределы Северного княжества.

*****************

Улучив момент, когда один из охранников все-таки вышел посмотреть, что же там стряслось и откуда шум, я решил не дожидаться, когда судьба предоставит другой шанс для бегства. Тем более оставшийся в палатке воин как-то подозрительно начал тереть глаза и мотать головой, словно его резко начало клонить в сон, и он пытался побороть эту внезапную слабость. Сделать это ему я не позволил. Как только он в очередной раз прикрыл глаза, я вскочил и, проведя захват, захлопнул замок на его шее и душил, что было сил, мысленно умоляя его хрипеть потише и не сучить так громко своими ногами по земляному полу. Секунд через 20 он обмяк, после чего я выпустил воина из своих объятий и вытащил из-за его пояса длинный нож. И вовремя, так как буквально через 5 секунд после этого вернулся второй охранник, которого я с нажимом полоснул по шее и уже хрипящего потащил на себя, чтобы быстрее задернуть полог шатра. После чего вогнал нож в его тело еще раз, чтобы остановить агонию.

Уж как-то слишком легко все вышло. Оба бойца пренебрегли полной экипировкой в лагере и не одели кольчужные капюшоны или бармицы, оставив свои шеи незащищенными. Халатность и самоуверенность — главные причины летальных исходов у охранников. Впрочем, вспоминая прожжённую веревку, и вовсе становилось очевидно, что без посторонней помощи тут не обошлось. И я знал только одного человека в лагере, который так ловко умел пользоваться техниками аспекта преобразования. Осталось понять, где он, и почему действует инкогнито.

Оставаться на месте было нельзя, неровен час кто-нибудь заглянет в палатку, или и вовсе с проверкой наведается Булиен. Нужно было уходить. Но в простой, не походной одежде, перемазанный кровью, я вряд ли смогу далеко пройти по лагерю незамеченным. Недолго думая, я решил рискнуть и начал стягивать кольчугу и одежду с задушенного охранника. Управившись за 10 минут, я переоделся и готов был выйти в свет. В лагере меня многие знали в лицо, потому я перемотал себе половину головы куском ткани, отрезанной от одежды, словно был ранен. Осторожно приоткрыв полог, оглядел пространство перед шатром. Заметив неподалеку вооруженную группу солдат, решил уходить через черный ход. То есть вылезти из палатки с другой сторону, надрезав ее ткань снизу. Убедившись, что с этой стороны наблюдателей нет, я аккуратно вылез, распрямился и, держась одной рукой за «больную» голову, зашагал по направлению к лазарету.

Как ни странно, мои вещи еще дожидались меня там. Хотя почему странно? Не было меня всего пару часов, а то что меня арестовали, никому официально не сообщалось. Подхватив свой мешок с личными вещами, я не знал, что делать с комплектом брони и другими трофеями, тащить которые скрывающемуся человеку было бы неразумно. Хотел было уже, скрепя сердцем, бросить их, как вдруг увидел шагающего сюда к лазарету Хорки, который то ли решил меня проведать, то ли хотел рассказать последние новости. Он с подозрением уставился на меня, пытаясь разглядеть человека, роющегося в вещах его десятника. Спустя несколько секунд на его лице отразилось узнавание вперемешку с удивлением, когда он сопоставил знакомое лицо с моим новым облачением солдата баронского солдата.