Оленья кавалерия. Очерки о русских первопроходцах - Волынец Алексей Николаевич

Занятия велись лейтенантом Хметевским при помощи нескольких педагогов из опытных морских штурманов. Учебное заведение на берегу Охотского моря удачно совмещало в себе начальную и профессиональную школу. В середине XVIII века здесь обучалось два десятка «навигацких» учеников и столько же лишь постигавших азы грамоты. Первые получали стипендию – от 12 до 72 рублей в год, в зависимости от специализации. Вторые стипендий не получали, зато учились бесплатно.

Так школа в Охотске стала первым на Дальнем Востоке техническим учебным заведением. По меркам той эпохи её можно считать почти настоящим вузом.

«И по ученым книжицам камчатских отроков обучать алфавиту…»

Почти одновременно с Якутском и Охотском учебные заведения возникли и в самом удалённом уголке Российской империи – на Камчатке, которая тогда славилась как источник драгоценных мехов и место самой дальней ссылки. Первую школу здесь открыли в 1741 году в Большерецком остроге по инициативе Георга Стеллера, сотрудника Петербургской академии наук, приехавшего на Камчатку вместе с экспедицией Беринга.

Расположенный на западном берегу полуострова (в 170 км к юго-западу от современного Петропавловска) Большерецкий острог был крупнейшим русским «городом» в этом регионе – аж три сотни постоянных обитателей. Как и в Якутске с Охотском, первыми учителями в Большерецкой школе стали ссыльные – некто Иван Гуляев и поручик Пражевский. Зарплату им платил Георг Стеллер из личных денег.

Однако спустя четыре года начался совершенно новый этап в истории камчатского просвещения – на полуострове появилась большая группа профессиональных учителей из Москвы и Петербурга.

Дело в том, что далёкая Камчатка рассматривалась высшей властью не только как место ссылки, но и как важнейший стратегический регион. Однако взрослых россиян мужского пола (даже если считать всех ссыльных всех наций) к середине XVIII века на полуострове не набралось бы и пяти сотен. При этом на Камчатке проживало около 10 тысяч коренных обитателей, камчадалов-ительменов, и несколько тысяч кочевых «оленных коряков». По сути, все их отношения с русской властью ограничивались нерегулярной меновой торговлей и уплатой ясака, меховой дани.

В далёком Петербурге понимали, что лучшим способом привязать аборигенов Камчатки к России станет распространение среди них православия. Но первые попытки христианизации провалились – прибывший с этой целью на камчатку архимандрит Мартиниан за 12 лет миссионерской деятельности сумел обратить в христианство лишь сотню аборигенов. В 1717 году Мартиниан был задушен камчадалами, не желавшими отказываться от обычаев предков.

Церковные власти разумно сочли, что главным препятствием является языковой барьер – диалекты ительменов сильно разнились между собой, и в них просто отсутствовали многие понятия, необходимые для восприятия христианской проповеди. Европейский уровень знаний по филологии и лингвистике в ту эпоху, при всём желании, тоже не позволял сделать адекватные переводы Библии на язык аборигенов Камчатки (показательно, что Евангелие смогут впервые перевести на один из ительменских диалектов только в начале XXI века).

Поэтому 300 лет назад кому-то из высших иерархов Русской православной церкви пришла в голову ценная мысль, что легче обучить всех камчадалов церковно-славянскому языку, чем выполнить неподъёмную работу по переводу христианства на их диалекты. И в 1732 году из Москвы к берегам Охотского моря отправили большую «миссию» священников, которых снабдили 200 букварями – очень внушительный запас учебников для той эпохи!

Та миссия, однако, до Камчатки не добралась – на полуострове вспыхнул большой бунт аборигенов, да и сами священники по пути так разругались между собой, что им стало не до просвещения ительменов. «По вспыхнувшей внутренней вражде, прежде чем достигла места назначения, миссия возвращена назад…» – обтекаемо писали о том событии дореволюционные историки.

Однако вьючный обоз с большим трудом всё же доставил на берега Охотского моря две сотни букварей, провезённых через весь континент. Книги в ту эпоху были очень дорогими, но груз дешевле было оставить на месте, чем возвращать через тайгу обратно. Именно эти буквари и стали первыми учебниками на российском Дальнем Востоке. Это по ним учились читать и писать первые ученики «навигацких школ» в Якутские и Охотске и первой школы в камчатском Большерецке.

Только в 1743 году подготовили третью миссию для крещения Камчатки. Её руководитель, архимандрит Иосаф Хотунцевский получил инструкцию Святейшего Синода: «Велено тебе инородческие школы заводить, и по отправленным с тобою ученым книжицам камчатских отроков обучать алфавиту…» Однако инструкция Синода строго подчёркивала, что школы на Камчатке не должны быть только общеобразовательными: «Смотреть, дабы не единому письму обучали, но и разумению Святаго Писания…»

Костяная стрела для учителя

Для работы в будущих школах с миссией архимандрита Иосафа Хотунцевского, помимо священников, отправлялись семь студентов Московской славяно-греко-латинской академии: Петр Грязной, Дмитрий Камшигин, Василий Кочюров, Алексей Ласточкин, Петр Логинов, Степан Никифоров и Фёдор Серебряков. Будущим учителям полагалось неплохое жалованье – от 100 до 150 рублей серебром в год.

Из этой группы, как уже упоминалось, Дмитрий Камшигин стал учителем в «навигацкой школе» Охотска. Ещё одного студента, Василия Кочюрова, решено было отправить на Чукотку для организации первой школы в Анадырском остроге, который тогда был опорной базой для долгих и трудных войн с неукротимыми чукчами (см. главы 16–17).

Архимандрит Хотунцевский, не полагаясь на буквари предыдущей миссии, тоже вёз с собой внушительный обоз с книгами и учебниками. Для будущей первой школы на Чукотке он выделил студенту Кочюрову 85 букварей и азбук.

В январе 1745 года студент в сопровождении монаха Флавиана, дьячка Фёдора Смирных, пономаря Василия Решетникова, переводчика с эвенкского и корякского языков Ильи Наумова, одного солдата и пятерых казаков отправился из Охотска в долгий путь на Чукотку. Девять месяцев они на оленьих и собачьих упряжках двигались на северо-восток. К ноябрю 1745 года будущий учитель и его спутники прошли более тысячи километров вдоль берега Охотского моря – до цели, Анадырского острога, оставалось по дальневосточным меркам совсем «немного», каких-то 400 вёрст.

Перед финальным броском на Чукотку маленький караван рассчитывал передохнуть в Акланском остроге, единственном русском поселении (аж 12 казаков постоянного «гарнизона»!), остававшемся на пути к реке Анадырь. Но именно в это время корякский «оленный князец» Эвонто Косинкой, кочевавший со своими табунами в окрестностях Акланского острога, решил поднять восстание против русской власти. Политическая программа повстанца была простой – «ясаку вовсе не платить и жить в своей вольности», так позднее на следствии её излагали немногие выжившие бунтовщики.

Своё освободительное восстание князь Эвонто начал в первых числах ноября 1745 года с нападения на первый подвернувшийся русский караван. Человек, который должен был стать первым учителем на Чукотке, и все его спутники, не ожидавшие нападения, были убиты из засады стрелами с костяными наконечниками. «Оленный князец» Эвонто Косинкой, вероятно, рассчитывал найти в русском обозе оружие и порох, но нашёл груз букварей и азбук.

«Корабль на воде, а в дому корова…»

Вряд ли мы сегодня сможем даже представить, какие мысли бродили в голове мятежного «оленного князца» Эвонты, когда он рассматривал совершенно непостижимый для его первобытного сознания калейдоскоп неких знаков и картинок, листая захваченные буквари. Возможно, эти трофеи даже понравились князю и его жёнам.

Основными школьными учебниками в ту эпоху были различные «азбуки» и «Лицевой букварь», созданный в конце XVII века талантливым монахом Карионом Истоминым. «Азбуками» тогда именовали простые учебные пособия, а вот «Букварь» Истомина (именно его в сотнях экземпляров везли духовные миссии на Камчатку) был настоящей книгой, да ещё какой! Одних только иллюстраций – более четырёх сотен.