Троя. Грозовой щит - Геммел Дэвид

– Позволь мне, – сказал он, беря склянку с маслом и выливая его на ладонь.

– Спасибо, – поблагодарил его чернокожий моряк. – Не могу достать сзади.

Кожа Биаса была горячей на ощупь, мышцы плеча горели и распухли. Каллиадес нежно помассировал их, разминая узлы и суставы.

– Я видел, что Банокл ушел, – заметил Биас. – Снова пошел к шлюхам?

Молодой воин засмеялся.

– Это то, что он делает лучше всего.

– Вот чего мне недостает со времен молодости, – улыбнулся моряк. – Я сожалею об этом и о том, что я не смог бросить это чертово копье так, чтобы каждый мускул на моей спине не болел.

– Даже при этом только трое кинули дальше тебя.

– Завтра они все метнут копье дальше меня.

Позже, холодной ночью, когда двое мужчин сидели вместе, Биас спросил:

– Ты подумал, что будешь делать, когда закончатся Игры?

– Наверное, направлюсь на юг. Вниз до Фив у горы Плака, затем, может, в Ликию. Присоединюсь к войскам наемников.

– Ты возьмешь девушку с собой?

– Нет. Она останется в Трое с другом.

Никого поблизости не было, но чернокожий моряк наклонился ближе и сказал, понизив голос:

– Может быть, этот друг будет ей не рад. Ты знаешь это?

– Они больше, чем просто друзья, – ответил Каллиадес.

– Я знаю это, парень. Команда не знает, кто такая Пирия, но Одиссей сказал мне, что ты знаешь. Храм на Тере был построен на троянское золото. Приам – его покровитель. Ты думаешь, он позволит беглянке спокойно жить в Трое? Пока она здесь, Пирия будет представлять собой опасность для каждого, кто предоставит ей укрытие.

– Что ты предлагаешь, Биас?

– Я знаю, что ты влюблен в нее. Возьми ее с собой. Подальше от города, туда, где ее никто не узнает.

Каллиадес посмотрел в широкое лицо чернокожего моряка.

– Тобой движет только беспокойство за Пирию?

– Нет, парень. Это беспокойство за меня и за других на «Пенелопе». Если ее поймают в Трое и будут задавать вопросы, тогда мы все будем замешаны. Я не хочу, чтобы меня сожгли заживо.

Молодой воин молчал. Пирия она говорила об Андромахе с любовью и энтузиазмом, ее лицо светилось от счастья и предвкушения встречи. Что с ней будет, если ее отвергнут? Или, хуже того, охрана Гектора возьмет ее под стражу? Мысль о таком исходе наполнила его страхом. Она обладала большой смелостью, но ее душа была очень ранима. Сколько еще предательств она сможет пережить?

– Ее не поймают, – сказал он наконец. – Я позабочусь о ней.

Глава 23 Собрание волков

Приам сидел один в покоях царицы, завернутое тело Гекубы лежало в центре комнаты. От белья исходил тяжелый аромат духов, который скрывал запах смерти. Царь Трои не мог подойти к телу. Он сидел в дальнем конце комнаты с наполовину опустевшей чашей в руке. Согласно похоронным обычаям дома Илоса, его белая туника была разрезана на плече, правый рукав был испачкан серым пеплом, которым была осыпана и голова.

Приам допил остатки вина. Он ощущал присутствие Гекубы в комнате, царица стояла здесь и смотрела на него. Царь чувствовал ее неодобрение.

– Я должен был прийти к тебе, – прошептал он. – Я знаю это. Но я не смог. Это было выше моих сил. Ты понимаешь это, Гекуба. Я знаю, что понимаешь. Ты когда-то была самой красивой женщиной в мире. Я хотел запомнить тебя такой, а не пораженной раком старухой с желтой кожей и выступающими костями.

Он украдкой бросил взгляд на тело и закрыл глаза, снова представляя славные дни своей молодости, когда им обоим казалось, что они бессмертны. Приам вспомнил, что, когда эти покои были закончены, они с Гекубой стояли на балконе и смотрели на город. Она была тогда беременна Гектором. «Нет ничего, чего бы мы не смогли сделать, Приам, – сказала ему тогда жена. – В наших руках огромная власть!»

– В наших руках была огромная власть, – произнес он вслух. – Но теперь ты ушла от меня, и здесь собираются волки. Все они в мегароне внизу ожидают пиршества в честь твоих похорон. Они придут ко мне, принося соболезнования и говоря добрые слова. Они будут смотреть на меня и будут чувствовать мою слабость. Агамемнон на вершине счастья. Отвратительный Пелей, жадный Идоменей, лукавый Нестор и хитрый Одиссей.

Он встал и стал ходить взад-вперед, не глядя на тело Гекубы. Царь Трои посмотрел на дно опустевшей чаши, затем швырнул ее в стену.

– Где ты теперь, когда ты мне так нужна?! – закричал Приам. Затем он без сил упал в кресло. У него перед глазами возник образ Андромахи, раздевающейся перед ним и поворачивающейся к нему спиной, когда ее хитон упал на пол. Он увидел, как сам сделал шаг вперед, его руки заскользили по ее нежной коже. Этот образ преследовал его последние дни. Приам просыпался с ним, жил с ним и засыпал с ним.

– Мой разум затуманен, Гекуба, – сказал он, пытаясь отогнать это воспоминание. – Я затащил Андромаху в постель, ты знала, что я должен. Я думал, что тем самым покончу со своим постоянным влечением к ней. Но этого не произошло. Это только разожгло мою кровь, чего не было с тех пор… с тех пор как мы с тобой были молодыми. Ты на это надеялась? Это был твой дар мне? Она так похожа на тебя, моя любовь. Я вижу тебя в ее глазах, слышу тебя в ее голосе.

Он замолчал, затем, шатаясь, пошел туда, где на маленьком столике стоял кувшин с вином. Взяв его, Приам жадно напился, жидкость красного цвета полилась по его щекам и закапала на тунику.

– Теперь она не придет ко мне. Андромаха напоминает мне о соглашении, которое мы заключили. Только в новолуние. Она напоминает мне! Разве я не царь? Разве я не могу заключать или нарушать соглашения? – Он протер глаза. – Нет, я не могу думать о ней сейчас. Я должен сосредоточиться на волках. Они сбиваются в стаю, я должен разделить их, разъединить. Я могу подкупить Идоменея. С Нестором можно договориться. Я должен найти способ запугать остальных. И Одиссей должен умереть.

Он услышал, как распахнулась дверь, и увидел, как тихо вошел его сын, толстый Антифон.

– Что с тобой? – закричал царь Трои. – Не можешь видеть, как я разговариваю с твоей матерью?

– Я могу, отец, как и другие, но боюсь, что она не может тебя услышать.

Приам повернулся к телу, потерял равновесие и начал падать. Антифон подхватил его, поставил прямо, а затем почти отнес к кушетке.

– Принеси мне вина, – приказал царь. Антифон покачал головой.

– Твои враги собрались в зале. Сейчас неподходящее время для такого настроения. Я принесу тебе воды, ты выпьешь ее и избавишься от этой слабости. Затем ты спустишься к своим гостям как могущественный царь Трои, а не как горький пьяница, ноющий о своей умершей жене.

Эти слова поразили Приама: несмотря на горе, он схватил Антифона за тунику и завалил его на кушетку.

– Ты смеешь разговаривать со мной так? Разрази тебя гром, я вырву твой язык!

– Вот такого Приама нам нужно сейчас увидеть, – тихо сказал его сын.

Царь захлопал глазами, его ярость прошла. Глубоко вздохнув, он отпустил Антифона. Его сын был прав. Комната поплыла у него перед глазами, и он отклонился назад на кушетку.

– Принеси воды, – пробормотал Приам. Сын взял его за руку.

– Давай выйдем на балкон. Свежий воздух прояснит твои мысли.

Царь Трои с трудом встал и, поддерживаемый сыном, шатаясь, вышел на залитый лунным светом балкон. Оказавшись там, он наклонился через перила, и его вырвало. В голове у него начало стучать, но Приам почувствовал, что действие вина проходит. Антифон принес ему кувшин с водой, который он заставил себя выпить. Через какое-то время царь Трои глубоко вздохнул и с усилием выпрямился.

– Я вернулся, – сказал он. – Теперь давай прогуляемся среди волков.

Цари западных и восточных земель сидели за огромным столом в мегароне Приама при свете мерцающих факелов, в тени позолоченных статуй троянских героев. Слуги с золотыми подносами, на которых стояли наполненные до краев чаши с вином, ходили вдоль большого стола, сделанного в форме лошадиной подковы. Приама все еще не было, и беспокойство царей нарастало. Царь Афин, Менестеос, первым начал жаловаться. Коренастый, рыжебородый афинянин славился своей нетерпеливостью.