Индульгенция 3. Без права на смерть (СИ) - Машуков Тимур

Переоделся — отлично, теперь меня от местных не отличить. Ну, и пару комплектов нижнего белья прихватил, потому как поизносился уже. Еды в кольце было еще достаточно, так что больше нас ничего тут не держало.

Под конец Навка, ничуть не сомневаясь, вынесла кассу. Было там немного — всего-то три тысячи рублей, но наличка нам была необходима, на всякий случай.

Мы сымитировали банальное ограбление, устроив в торговом зале небольшой погром, выскочили наружу и быстрым шагом направились дальше, затерявшись среди гуляющего народа.

Духи сразу ушли в невидимость, но я их чувствовал, как и напряжение, что росло с каждой минутой. Что ж, маршрут проложен, Навка контролирует каждый шаг, Мавка прикрывает. Поехали!

Городок впился в границу, как ржавый гвоздь в доску. Я иду, прижимаясь к стенам домов, кирпичные стены которых пропитаны дымом костров и чужой речью. Здесь пахнет не магией, а контрабандой — сладковатым дурманом «Маде ин оттуда», ворованными специями и потом. Над головой вместо неба — марево, сотканное из защитных чар: липкая сеть, в которой путаются даже звёзды.

Толпа бурлит на центральной улице. Местные, приезжие, каторжники, выведенные на работы с печатью «запрета» на запястьях. Они толкаются у лотков, где торгуют тем, что запрещено по обе стороны — яйцами фениксов (подделка), эликсирами без лицензии (яд) и картами теневых троп (ловушка). Я натягиваю капюшон глубже, но голос лавочника цепляется за меня:

— Эй, парень! Тебе же надо в Зеркальную Щель? У меня пропуск…

Не оборачиваюсь. Знаю — если встретишь глаза торговца, станешь его клиентом. Навсегда. От него так и несет проклятьями зависимости. Простолюдину без магии к нему на пушечный выстрел подходить нельзя. Куда смотрит стража, интересно? Был бы я сейчас в правах князя, от этого ублюдка даже пепла бы не осталось.

Приграничье живёт по своим законам. Даже воздух здесь другой — густой, пропахший безнадежностью и обманом. Слева, в переулке, две ведьмы в платках спорят на ломаном языке, мешая ругательства с заклинаниями. Их кот, трехглазый уродец, шипит на меня, чуя чужую кровь.

Справа — кабак с вывеской «У двойного агента». Сквозь заляпанное оконное стекло вижу, как пьяный оборотень тычет пальцем в карту, что-то показывая своему подельнику.

Мне нужно к вокзалу. Там, за третьим путем есть дыра в заборе — её не покажут на картах. Но чтобы пройти, придётся пересечь площадь.

Площадь. Сердце городка, бьющееся в аритмии. Фонари горят тускло, экономя заряды кристаллов. Дети-беспризорники с глазами, как угольки, играют в кости-предсказатели. Их смех обрывается, когда мимо проходят стражи в плащах с гербом — двуглавый орёл, держащий нож и ключ. Я прижимаюсь к киоску с газетами, на страницах которых заголовки кричат о диверсиях и изменах.

— Документы! — хрипит стражник, хватая за плечо старика. — Что несешь?

Тот молчит, трясущимися руками развязывая мешок. Оттуда выкатывается яблоко, от которого так и разит магией света. Контрабанда и плод грехов какого-то алхимика-рукожопа. Толпа замирает, заворожённая.

Я использую момент — скользнул за спину торговца рыбой, чьи ведра наполнены требухой, кишками и прочей мерзостью. Вонь перекрывает дыхание, зато меня не видят.

Вот и добрался до вокзала. Времени все меньше. Да что там, его почти нет. Здесь свет ярче, поэтому опаснее. Патрули с волкодавами-оборотнями обнюхивают чемоданы. Поезда — ржавые звери — плюются паром, завывая на языках всех наречий. Билетёрша, женщина с лицом куклы и глазами паука, стучит костяными пальцами по стеклу:

— Куда, милый?

— В никуда, — бурчу, проходя мимо.

За третьим путём, за грудой шлака, он — забор из колючей проволоки, заряженной молниями. Но я знаю слабое место — труба канализации, где стоки смешиваются с магическими отходами. Вонь съедает кожу, зато защиты тут нет.

Я пролезаю, царапая руки о ржавчину, и на секунду оборачиваюсь. Городок мигает огнями, как циркач, жонглирующий ножами. Он уже забыл меня. И слава тёмным богам.

Впереди — дорога. Сбоку — граница пустошей, где заканчивается цивилизация и начинается настоящая тьма. Я шагаю в неё, чувствуя, как на плечах тает липкий груз чужих взглядов. Потому что мне надо именно туда — пройти по краю пустошей. Иначе на хутор не попасть. Опасно, очень опасно, но надо.

Пустошь встретила меня ветром, который резал лицо, словно ржавый нож из грубого железа. Воздух здесь был другим — не липким от чар, а пустым, выжженным, как будто сама земля выдохнула последнее дыхание и застыла.

Я шёл, не оглядываясь, но голову сверлила мысль — они уже знают. Они идут. За мою голову обещали столько денег, что даже мёртвые, наверное, встали бы из могил. Но я не собирался становиться их добычей.

Городок остался позади, растворившись в мареве, словно страшный сон. Под ногами хрустел песок, перемешанный с осколками древних камней — возможно, остатками пограничных стелл. Когда-то здесь пролегала Великая Черта, разделявшая империи. Теперь от неё остались лишь обломки да легенды, которыми пугали детей. Я наступил на плиту с выцветшей руной, и та вспыхнула синим огнём на секунду, будто пыталась вспомнить своё предназначение.

К хутору я шёл три часа, ориентируясь по маршруту, выданному отцом. Откуда он про это знал? Понятия не имею. Говорят, по молодости он знатно куролесил где-то в этих местах. И то, что узнал, сохранил и сберег до худших времен. Что ж, не понадобились они ему, значит, помогут сохранить жизнь мне.

Путь пролегал через высохшее русло реки. Камни, отполированные водой, которую никто не видел десятилетиями, скользили под ногами. Я споткнулся, упал на колени, и песок зашуршал у меня под ладонью. Взглянул вверх — над головой плыла луна, обернутая в дымку, словно в саван.

— Не время валяться, — прошептал я себе, впиваясь ногтями в кожу.

Но тело не слушалось. Ноги горели, хотя по моим меркам я прошел не так уж и много. Но это место — оно будто высасывало силы. Причем, это всего лишь самый край пустошей, где еще могли ходить люди. А вот что в глубине, я даже предположить боюсь.

Достал бутылку, глотнул — вода пахла ржавчиной и кровью. Надо быть осторожней, я слышал, водятся тут такие звери, что и в кошмарах не приснятся.

Мои духи тоже выглядели не очень бодрыми — время шуток ушло, браслет уже давно показал, что охота началась. Но все же первая опасность пришла не от людей.

Я услышал глухое рычание, когда пробирался через чахлый лесок. Звук шёл отовсюду сразу — низкий, грудной, словно сама земля ворчала на нас. Из-за стволов, искривлённых, как кости стариков, вышла она. Волчица. Но не простая. Её шерсть была серая, как пепел, а глаза горели жёлтым огнём. На шее — ошейник из спутанных проволок с обрывками свинцовых печатей. Охотничий дух. Приручённый убийца.

— Пошла на хер! — прорычал и я, создавая меч света.

Она прыгнула. Я едва успел отклониться, но её коготь зацепил плечо, разорвав кожу. Боль ударила в мозг, но адреналин уже нёсся по жилам. Волчица развернулась, рыча. Слюна капала с её клыков, прожигая песок.

— Ходи ко мне, гули-гули! — я бросился вперёд, ударив клинком в бок.

Меч звонко отскочил, будто я ударил по камню. Волчица засмеялась — нет, это не могло быть правдой, но звук был человеческим, полным презрения!

— Ты думал, это сработает? — её голос скрипел, как несмазанные шестерни.

Она прыгнула снова. Я упал на спину, подняв меч над собой. Вес зверя придавил меня, но лезвие вонзилось ей в горло. Точнее, должно было вонзиться. Вместо этого клинок рассыпался, словно сделанный из песка.

— Дурак, — прошипела волчица. — Меня не убить магией.

Её пасть сомкнулась на моей руке. Боль. Яркая, ослепляющая. Но вдруг в ушах зазвучал звон — высокий, чистый, как удар хрусталя. Волчица взвыла и отпрянула. На её морде дымилась рана — когти Навки, решившей все же прийти на помощь, оставили яркий след.

— Ты… Ты с ним? Дух мести и страданий первого порядка с простым смертным⁈ — ее голос дрожал. — Он должен знать!