Яромира. Украденная княжна (СИ) - Богачева Виктория

Как ни спешили они нагнать упущенное время, Харальд, поразмыслив, приказал передохнуть. Второй драккар, который вел кормщик Олаф, не попал под шторм, и потому в целости и сохранности на нем была и припасенная из дома снедь, и питье. Вскоре в воздухе разлился крепкий запах вина франков. Кислятина али нет, а тело оно согревало и туманило голову не хуже питейного меда.

После нескольких глотков Харальд почувствовал, как по жилам разлилось приятное, давно позабытое тепло. Вполуха он прислушивался к смеху и громким разговорам, звучавшим нынче повсюду. Стоило задрать голову, и взгляду открывалось бесконечное, черное небо с россыпью ярких звезд.

Нигде он не чувствовал себя дома, кроме как на драккаре.

Ярлфрид, тихая и задумчивая, сидела на дальней скамье. Он нашел ее взглядом и твердым шагом направился к ней. Не родился еще тот конунг, который запнется на палубе своего корабля.

Вино горячило кровь, и Харальд оттянул ворот рубахи, усевшись на скамью рядом с дроттнинг. Опустив длинные ресницы, она искоса посмотрела на него и перевела взгляд на сложенные на коленях руки.

До Гардарики оставалось совсем немного.

Ярлфрид переменилась за то недолгое время, как они вновь очутились на драккаре. Харальд порой глядел на нее и дивился про себя. Дроттнинг, которая скиталась вместе с ним по незнакомому берегу, казалась смелее и отважнее той, которая умостилась на скамье поодаль ото всех.

Харальд улыбнулся уголками губ.

— Почему ты пощадил его? — он не ожидал, но Ярлфрид заговорила первой.

Конунг пожал плечами. Объяснять было долго. Да и не хотел он говорить нынче о Иваре. К чему бередить то, что уже отболело?

— Скоро я привезу тебя к отцу, — сказал вместо этого.

Ярлфрид неуловимо поежилась и бросила на него быстрый взгляд. Она даже словно отодвинулась малость, повела плечами и поджала губы. Харальд выругал себя за косноязычие и растер ладонями глаза. С девками беседы вести ему всегда было тяжко. Куда проще врага на шаткой палубе зарубить.

— Пойдешь за меня, Ярлфрид? — и потому он решил обойтись без сладких речей.

Знал где-то в глубине души, что дроттнинг они не нужны.

Она зарумянилась и принялась пальцами теребить край рубахи, скручивая и раскручивая ткань.

— Пойду, но… — она запнулась, а потом вскинула голову и впервые посмотрела Харальду в глаза. — Но попроси еще раз. В тереме… И чтобы все видели и слышали! И чтобы я, как положено, надела бы поневу и вышитую рубаху, и нарядную свиту, и венец, и усерязи… Я и тебе рубаху вышью! — спохватилась она. — Так полагается. Подарок жениху от невесты…

Харальд слушал ее торопливое бормотание, и в голове у него все смешалось. Какая понева, какие усерязи? Он и слов-то таких не понимал. В его языке их не было, и Ярлфрид назвала их на своем.

— Харальд? — а потом она замолчала, смущенно прикусила губу и прикоснулась к его запястью. — Что ты?.. — позвала уже едва ли не испуганно.

А его голове снова сделалось легко.

— Как захочешь, так и сделаю, — посулил он и сам подивился, что такое обещание выговорил.

Ярлфрид вспыхнула быстрой, радостной улыбкой. Но тотчас ее лицо омрачилось, и она тяжело вздохнула.

— Ты ведь уйдешь с моим отцом, — проговорила она негромко, и ее голос звучал тускло и тоскливо. — Я буду тебя ждать.

Дроттнинг вскинула руки и нашарила на шее шнурок, надежно спрятанный под обеими рубашками. Она сняла его через голову, и Харальд увидел на нем серебряный полумесяц, с набитым узором.

— Это моя лунница, — Ярлфрид снова заговорила на своем языке. — Она будет хранить тебя.

Она заставила конунга склонить голову и надела шнурок ему на шею, и погладила полумесяц ладонью поверх его рубахи. Харальд перехватил ее руки и крепко сжал. Ему не нужны были слова, чтобы понять.

Кусая губы, Ярлфрид стояла на носу драккара, неосознанно поглаживая ладонью свирепую голову дракона. Она знала, что они сильно припозднились, и намеченный Харальдом день встречи давно прошел.

Но когда она увидела всадников, которые уходили все дальше и дальше от берега и поселения, ее сердце разбилось, а из глаз сами по себе хлынули злые, горючие слезы.

Она готовилась к тому, что они могут не застать отца. Но к тому, что она лишь поглядит на спины княжьего отряда, она оказалась не готова.

Харальд, молчаливый и мрачный, сам взялся за весло, подгоняя своих людей. Но как они ни спешили, а догнать всадников было не под силу даже им.

Одинокая Ярлфрид, съежившаяся на холодном ветру, заставляла его стискивать зубы, чтобы не зарычать от злости. Он непременно вскочит на первую попавшуюся на берегу лошадь и настигнет конунга, но какая от этого польза, когда дроттнинг уже размазывала по щекам горькие слезы?..

— Они развернулись! — закричал Вигг, самый зоркий из них. — Развернулся конунг Ярислейв!

Харальд налег на весло грудью и краем глаза заметил, что Ярлфрид пошатнулась на подогнувшихся коленях и впилась в голову дракона обеими ладонями.

«Запру, — подумал он с глухой, сердитой злостью, которую и сам не мог объяснить. — Моя будет — запру».

Такую запрешь…

К берегу они успели первыми. Он снес Ярлфрид на землю и сам отступил назад, переговорить с Олафом. Дроттнинг ходила из стороны в сторону, ломая сцепленные в замок пальцы, и не сводила взгляда с единственной дороги, на которой вот-вот был должен показаться отряд.

Вскоре заржали лошади, зазвучали громкие, незнакомые голоса. Конунг с трудом удержал себя на месте. С еще большим трудом — дозволил Ярлфрид пройти вперед, навстречу чужакам.

Потом Харальд увидел конунга Ярислейва. Он бы узнал его, даже если бы прежде никогда не встречал. На ходу соскочив с коня, мужчина мчался к берегу сломя голову, словно у него под ногами горела земля. Следом за ним, чуть поотстав, бежал мальчишка, похожий на отца как две капли воды.

— Батюшка! — дроттнинг не могла ступить и шага. Застыла на месте, потому что ноги больше не держали, и лишь вскинула руки.

— Яромира! — высокий мужчина подхватил ее, словно пушинку, прижал к себе, как самое величайшее сокровище, укрыл своим плащом и закружил по берегу.

Подскочивший к ним мальчишка поднырнул отцу под руку, и вскоре до ушей Харальда донесся надрывный, но счастливый девичий плач.

Кметь с косой V

Князь Ярослав запаздывал. Уже больше, чем на седмицу.

Давно собралось войско, числом превосходящее то, с которым много зим назад ходили они бить хазар. Под руку воеводы Буривоя прибыли кмети черноводского князя; Ждан Некрасович привел своих людей; сколько сдюжили, столько и пришло в ополчение из Велеградского княжества. Были среди них и погорельцы, пришедшие в ладожский терем искать крова и защиты. Не смогли остаться в стороне старики, чья рука была еще крепка, да юноши, жаждавшие отомстить Рюрику за то, что сотворили его воины с их домом. Отомстить за пожженные избы, за убитые семьи.

Чеслава дивилась про себя и вспомнила вече. Тогда она отчаялась и едва не утратила веру в своего князя. Ведь по первости казалось, что на его призыв выставить против Рюрика единую рать не откликнулся никто. Но тогда — слава всем Богам — она ошиблась. Нынче она видела, что ратников собралось больше, чем они ждали. Больше, чем рассчитывал Ярослав Мстиславич.

Только вон сам он куда-то запропастился. А чем больше людей, тем больше бродит и недовольства. Особенно когда нужно ждать, бесцельно и бездельно, да стоять на одном месте. Да не просто чего-то ждать, а князя, который должен возглавить войско. Князя, отправившегося на встречу, от которой его все отговаривали.

Князя, который мог угодить в ловушку.

И никогда уже не вернуться.

Такие разговоры слышала Чеслава, когда бродила по огромному лагерю. Такие слухи пересказывал ей Вячко, каждый вечер приходя к костру, возле которого она сидела. Такой страх воительница видела в глазах воеводы Будимира.