Чехов. Последнее дело (СИ) - "Гоблин - MeXXanik"

Она пробежалась взглядом по строкам и ахнула:

— Павел Филиппович и Арина… — губы дрогнули, и она бросила на меня неуверенный взгляд, будто искала подтверждение, что это не ошибка типографа и не розыгрыш с призрачным подтекстом.

— Прошу вас надеть аксессуары цветов Чеховых, — сказал я ровно, без пафоса, но с той теплотой, которая не нуждается в декорациях. — Мне стоило сделать это давно…

Я замолчал на миг, чувствуя, как слова становятся плотнее в горле.

— Повторить клятвы помолвки, которую я… тогда пропустил. И кольцо…

Нечаева заметно смутилась. Щёки её порозовели, взгляд скользнул в сторону, будто она искала спасения в тенях приёмной. Неловко потянув за тонкую цепочку на шее, она извлекла из выреза платья кольцо с крупным сапфиром.

— Софья Яковлевна вручила мне это от вашего имени, — прошептала она, стараясь говорить спокойно, но голос всё же дрогнул. — Но я… не решилась его носить. Всё же…

— Простите, — сказал я тихо, бережно взяв её ладонь в свою. Коснулся пальцев губами — не как благородный жених, а как человек, который слишком долго откладывал самое важное. — Я вёл себя совершенно неподобающе. Мне стоило произнести эти слова давно…

Я медленно опустился на одно колено, ощущая истину: сейчас или никогда.

Нечаева стояла, затаив дыхание, а на щеках её разлился румянец. Она стала ещё прекрасней, как будто этот самый момент нужен был ей так же, как и мне.

— Дорогая Арина Родионовна… Арина… — начал я, чувствуя, как сердце отчего-то ведёт себя неровно, словно решило, что для таких слов нужно особое сопровождение. — Прошу вас оказать мне честь… То есть… сделать меня счастливым, согласившись стать моей невестой.

— Да, — прошептала она, почти неслышно, и протянула мне помолвочное кольцо Чеховых — оно было тёплым от её кожи, словно хранило в себе частицу её сердца.

Я аккуратно надел ободок на её тонкий безымянный палец, стараясь не дрожать, и лишь после этого поднялся на ноги.

Она несколько мгновений смотрела на кольцо, словно не веря, что оно на месте, что это происходит на самом деле. Сапфир ловил свет, переливался, как осколок неба в ясный день. А потом Арина подняла ко мне лицо, и в её глазах сияло такое счастье, что всё вокруг на мгновение словно замерло.

— Да, — повторила она, уже громче, с чуть дрожащим голосом, и приподнялась на носочки.

Я наклонился. Наши губы встретились в осторожном поцелуе. В нём не было страсти, не было торопливости, а только нежность, благодарность и тихое обещание: быть рядом, слышать, оберегать.

Её ладонь легла мне на щёку, и я прикрыл глаза, позволяя этому мгновению растянуться, впитаться в кожу, в память, в сердце. Словно весь шум мира отступил, оставив нас наедине.

Глава 32

Домашние посиделки

Гостиная встретила нас запахом запечённой в духовке рыбы, укропа и свежего хлеба с семечками. Лампа под кружевным абажуром заливала кухню мягким золотым светом. За столом уже сидела Людмила Фёдоровна. Она поправила салфетку на коленях и с довольным видом смотрела на Фому.

Тот снял пиджак и, закатав рукава, подтягивал отверткой петлю на дверце буфета.

— Когда этот мастер по мебели придет, как обещал, вы обязательно велите оставить старые ручки. Уж больно они хорошие. Будет жаль, если он заменит их на новые.

— Как скажешь — так и сделаю, — кивнула Яблокова. — Мне и самой нравится старинные. Есть в них какая-то особая прелесть.

Питерский закрыл дверцу, прислушиваясь к звуку петель. Довольно хмыкнул и убрал инструменты в свой старый ящик.

— Думала, что ты его заберешь с собой, — заметила женщина.

— Пусть останется здесь, — возразил парень и добавил, погладив металлическую крышку, — я все же думаю, что порой мне придется здесь что-то чинить.

— Никто не возражает, — сказал я, привлекая к себе внимание.

Шаман кивнул. В нём не чувствовалось ни напряжения, ни смущения. Он выглядел так, будто вернулся домой после долгого пути. Фома вымыл руки и сел за стол. Затем отломил кусочек хлеба, обмакнул в соус от рыбы и довольно зажмурился, словно кот, получивший миску сливок. Лицо его светилось довольством.

— Никто не готовит как наша Людмила Федоровна.

— Иришка готовит не хуже, я уверена, — усмехнулась женщина.

— У нее по-другому выходит. Не хуже, — согласился парень и вздохнул, — Но вашу готовку я ни с какой не спутаю.

— Спасибо, мой хороший, — произнесла Яблокова с особой теплотой и погладила Питерского по плечу. — Мне тебя сам Искупитель послал, не иначе.

— Скажете тоже, — пробормотал шаман и бросил на меня смущенный взгляд.

— Ну, как служба? — спросила хозяйка, чуть склонив голову.

Фома проглотил кусок и отозвался с нарочитой невозмутимостью, но при этом с улыбкой:

— Работы хоть отбавляй. Но Павел Филиппович поделился со мной одной мудростью, которой я решил следовать.

— Наш некромант плохого не посоветует, — добродушно заметила Людмила Фёдоровна.

— Мастер-адвокат сказал, что надо меньше работать, — хитро усмехнулся шаман.

— Неужели? — хмыкнула Яблокова. — Зато сам он у нас вовсе не гнушается сверхурочной работы. А на самое важное у него времени не остается.

Запечённая рыба, покрытая золотистой корочкой, источала такой аромат, что даже кот, лежавший до того на подоконнике, не выдержал и лениво потянулся, скосив глаза на угощение. Мы с Ариной Родионовной решил не отставать: вымыли руки и уселись за стол. Людмила Федоровна вручила нам салфетки, а приборы уже были приготовлены.

Фома принялся есть с таким аппетитом, что было ясно: он дома, и здесь никто его не осудит. Парень даже позволил себе пошутить:

— Павел Филиппович, боюсь, если меня так кормить будут каждый вечер, я из шаманов в булочники переквалифицируюсь.

— Так и запишем, — усмехнулся я, — капитан отдела хлебобулочных расследований.

Все тихо рассмеялись. В гостиной закряхтел Буся, который успел переставить фикус уже в третий угол. Но каждый раз ему что-то не нравилось, и он тащил горшок в другое место.

— Пусть выбирает место по душе, — тихо проговорила Яблокова, заметив, что я поглядываю на тотем.

Я кивнул, заметив, как к работе Буси присоединился Козырев. Он по традиции решил помочь и сдвинул полку с книгами. Несколько томов свалились на пол, и в комнате тут же появился Борис Николаевич. Он возмутился такому варварскому отношению к книгам. Оставалось лишь надеяться, что эта перепалка не перерастет в конфликт. Не хотелось бы портить впечатление от вечера разборками с мертвыми.

Арина Родионовна в этот момент слегка коснулась моей ладони, предлагая ломоть хлеба. Людмила Фёдоровна, уловив движение, взглянула на руку девушки, перевела взгляд на неё, а затем на меня.

— Павел Филиппович… — хозяйка прищурилась, будто проверяя догадку. — Неужто наш княжич, наконец, поступил как приличный человек?

Арина кивнула, и румянец мгновенно залил её щёки. Голос прозвучал чуть тише обычного, но в нём было столько света, что я непроизвольно задержал дыхание:

— Павел Филиппович официально сделал мне предложение.

На несколько секунд в комнате воцарилась тишина, лишь часы на стене тихо отмеряли мгновения. Потом Людмила Фёдоровна всплеснула руками, её лицо озарилось искренней радостью, и она воскликнула:

— Да ведь это замечательно! Поздравляю вас, мои дорогие!

Она вскочила на ноги и почти сразу оказалась между мной и Нечаевой. Сначала женщина запечатлела на моей щеке поцелуй, а потом проделала то же самое с Ариной.

— Слов нет, как я рада. Вы замечательная пара. А у меня как раз на вашу помолвку есть отличный подарок…

— Ковер? — предположил я.

Яблокова запнулась, явно разочарованная тем, что я перебил ее, но все же собралась и заявила:

— Ковер надо заслужить, Павел Филиппович. А вы только что обесценили мою попытку быть доброй.

— Простите, — я торопливо постарался исправиться.

— Поздно, — отрезала Людмила Федоровна, но я видел, что в ее глазах светится улыбка. — Ковер я подарю Арине Родионовне. А вам достанется бумага, в которую он был завернут. Так и знайте — половина ковра могла быть вашей, но вы свое счастье упустили.