В тени сталинских высоток. Исповедь архитектора - Галкин Даниил Семенович

Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 123

Главный архитектор перебросил меня на разработку зарубежной тематики. В эти годы через приоткрытый железный занавес стали просачиваться во внешний мир наши проекты промышленных предприятий. В основном заказчиками были третьи страны^[82], вступившие на путь интенсивного экономического развития. Условия, предлагаемые СССР, были для них выгоднее. Наше сотрудничество способствовало и распространению социалистических идей.

Я с обычным рвением включился в эту работу. Предстояло создать концепцию с наглядным демонстрационным материалом для машиностроительных предприятий в Албании и Китае. Руководство института обещало группу специалистов, включая меня, командировать в эти страны. Звучало, конечно, заманчиво. Правда, моя природная доверчивость с возрастом заметно притупилась. В том, что правда и обещания очень часто основаны на лжи, убеждался с горечью и неоднократно.

Речи приторные, а обман – горький

Ничего не подозревая, я увлеченно занимался построением перспективы будущих предприятий в Тиране и Ухани с птичьего полета. Это был давно пройденный этап для уровня руководителя архитектурной группы. Но, по собственной воле, я решил «тряхнуть стариной». Мне было интересно.

От творческого порыва отвлек внутренний звонок из секретариата директора. Приглашали к нему в кабинет. К тому времени уже произошла рокировка руководителей института. Зуев ушел на повышение в министерство. Его кресло занял бывший заместитель – Сахаров. В кабинете, помимо директора, за длинным столом восседали его заместители и представители профкома и парткома. Присутствовал также главный архитектор. Сахаров жестом указал мне на кресло в торце длинного стола. Я не понимал причины вызова, но почему-то встревожился. Сахаров с тонкой улыбкой, очень мягко и вкрадчиво обратился ко мне:

– Несмотря на трехлетний стаж работы в институте, вы стали одним из самых востребованных, перспективных и уважаемых специалистов.

Сахаров сделал паузу, по-прежнему улыбаясь и поглядывая на меня. Но очень уж приторны были его речи! Про себя я лихорадочно терялся в догадках, к чему он клонит. Продолжение не заставило себя долго ждать:

– К величайшему сожалению, при повторном рассмотрении списков на заселение дома в Черемушках мы вынуждены были вам отказать. Конечно, в следующий раз будем иметь вас в виду.

Такого я не ожидал. Полное крушение светлых надежд! Меня затрясло как в лихорадке. С трудом сдерживая себя, как в полусне, сказал:

– Но как же так? Зуев авторитетно заявил, что я включен в список, который согласован и одобрен всеми здесь присутствующими. Значит, это был обман?

– Вы напрасно обвиняете нас в обмане. Здесь все старше вас, многие – члены партии, которую справедливо называют умом, честью и совестью нашей эпохи.

Меня передернуло от этих высокопарных слов. Все еще сдерживаясь, я с дрожью в голосе спросил:

– Вы можете объяснить причину отказа – после трех лет моей работы в институте? И на стройке того самого дома – по выходным и вечерами?..

Сахаров, сохраняя любезное выражение лица, ответил:

– В том-то и дело, что ваш стаж очень мал, особенно по сравнению с другими очередниками. Кроме того, у родни вашей жены достаточно большая общая площадь. Пусть немного потеснятся ради молодой семьи!

Последние слова Сахарова взорвали меня. В сердцах я выкрикнул:

– Несправедливо спекулировать на людях, которые в войну потеряли близких! А вот вы, прикрываясь словами о справедливости, подло обманули меня!

Лицо Сахарова побагровело. Недобрый шепот прошелся среди присутствующих. Главный архитектор пытался что-то произнести в мою защиту, но его прервали на полуслове. Сахаров злобно проговорил:

– Держите себя в руках! Несмотря на эти слова, заверяю при всех, что наше отношение к вам как к специалисту останется неизменным. Если хотите продолжения разговора, обратитесь к Зуеву. Он ведь вам обещал квартиру, а не я.

Он встал. Я вышел, хлопнув дверью. Между нами образовалась незримая моральная граница. Мысли в хаотическом беспорядке распирали мозги. Было ощущение, что черепная коробка не выдержит их напора. Не в состоянии продолжать работу, я помчался домой. Жена была удивлена и одновременно рада столь непривычно раннему появлению. Дочка с радостным визгом бросилась на шею, приятно увлажнив мое разгоряченное лицо теплыми губами. От ее нежных прикосновений душевное состояние слегка уравновесилось. Когда дочь уложили спать, подробно поведал Дорите о гнусном обмане и рухнувших надеждах. Жена, в отличие от меня, относительно спокойно восприняла неприятную новость. Она ласково и нежно изложила свою позицию:

– Я понимаю твою глубокую обиду. Ты верил людям, которые тебя обманули. Но ты – сильный, и я в тебя верю. Поэтому постарайся быть выше обиды. Не торопи время и события, не трепи себе нервы. Думай о здоровье. Ведь дом на Каляевской – ветхий и старый, его все равно снесут. Так что отдельная квартира не за горами.

Доводы жены были убедительны и благотворно подействовали на меня. Тем не менее, заведомо зная результат, я решил записаться на прием к Зуеву. Он дружелюбно встретил меня в огромном, отделанном карельской березой кабинете. Усадил в мягкое кресло напротив. Секретарь на красочном подносе принесла чай и пряники. Зуев опередил меня, начав разговор:

– Знаю причину вашего визита. – Он сделал небольшую паузу и доверительным тоном продолжил: – Наверное, если бы во главе института по-прежнему стоял я, все вышло бы иначе. Но… вы по молодости допустили тактическую ошибку. Не очень мудро и дипломатично повели себя. Запомните раз и навсегда: сильный всегда прав, если даже не прав. Таков цинизм человеческих отношений. Вы поставили под угрозу свое положение и, главное, возможность сменить в будущем главного архитектора, который, к сожалению, стар и очень нездоров. В списках на выезд в заграничную командировку рядом с вашей фамилией поставили большой знак вопроса. И еще – прочерк. Не случайно говорят: «Язык мой – враг мой». Да, ваша обида по горячности оказала вам плохую услугу. И все-таки вы мне очень симпатичны. Появится необходимость в повторной встрече, милости прошу.

Его дружеское рукопожатие и искренняя улыбка завершили встречу. Она лишь усугубила мои опасения. Я своей естественной, хотя и резкой реакцией возвел плотину отчуждения с руководством института. Это подтвердил и главный архитектор, выслушав от меня о встрече с Зуевым:

– К сожалению, Сахаров ничего и никогда не прощает – в отличие от предыдущего директора. Я пытался переговорить с ним с глазу на глаз. Он неумолим. Ты фактически попал в его «черный» список. Это значит, что будешь спокойно работать, но выпадешь из обоймы успешных сотрудников и распрощаешься с перспективой роста по всем показателям…

Итак, через пять лет после окончания института и успешного постижения любимой профессии я загнал себя в патовую ситуацию. Из Гипровуза, после тяжелых раздумий, ушел в надежде решить жилищный вопрос. Из Гипростанка, после не менее тяжелых раздумий, решил уйти вследствие рухнувших надежд на получение жилья…

К счастью, истекшие годы не прошли бесследно. Накопился солидный профессиональный и житейский опыт. Укрепилась уверенность в своих силах и возможностях. Расширились деловые связи на всех уровнях деятельности. Меня стали привлекать сторонние организации в качестве независимого консультанта, эксперта и оппонента. Посыпались заманчивые предложения перехода на более высокие уровни по должности и зарплате. По результатам профессиональной деятельности за истекшие годы меня приняли в члены Союза архитекторов. Поэтому отступление, которое я счел наиболее правильным шагом в сложившейся ситуации, чем-то было похоже на ленинские слова: «Два шага назад, один вперед»^[83]. По своим убеждениям у меня не было склонности к частой перемене мест работы. Правда, мои мудрые учителя, не сговариваясь, проповедовали разумную целесообразность – в первое десятилетие не зацикливаться на одном месте. По их мнению, в этот период особенно важно было расширить кругозор творческого мышления за счет многообразия деятельности различных архитектурных школ.

Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 123