Княжич Юра V (СИ) - Француз Михаил

Да — опять Сплин. И даже песня с того же самого альбома, что предыдущая. Ну, а, почему бы и нет?

— «То поднимаясь в гору…»… — в этот момент снова оживился пустовавший до того «мир иллюзий». Который, кстати, за время двух пауз между песнями и прошлого «разминочного» трека, вырос. Стал больше и гуще. Значительно больше! Пожалуй, если раньше он был высотой примерно с девятиэтажку, то теперь — во всём городе не нашлось бы здания, равного этому облаку по высоте. А город-то отнюдь не маленький! Столица Сатрапии — это, минимум, город миллионник! А ещё деловой и культурный центр. То есть, тут хватало небоскрёбов.

«Мир иллюзий» ожил. И показал гору. Ну а чего вы ожидали под такую строчку? Да: гору. От подножия к вершине. Большую и знакомую гору. Ракурс и вид на неё не оставляли сомнений, что смотрит человек, стоящий у подножия. Точнее, поднимающийся по ней вверх. Изобразить такое для меня не составляло проблемы, ведь, за последние месяцы я успел налюбоваться на горы во всех видах. Они мне уже осточертеть, честно говоря, успели.

— «… а то падая вместе с горой» — закончил строчку я, а у всех зрителей на площади, а, может быть, и во всём городе, перехватило дыхание. И было от чего! Ведь, как я уже говорил, «Мир иллюзий» вырос и поднялся. И гора, которую он изобразил, была ничуть не менее внушительной, чем настоящая гора, что внезапно появилась в центре мегаполиса и… резко рухнула вниз на зрителей.

Ну а что? Не одному же мне оху… обалдевать от такого вот удовольствия? Нельзя же такой эксклюзив скрывать от широкой аудитории?

Ещё спасибо скажите, что я грохот, в реальности сопровождавший такое падение, не стал воспроизводить — она молча рухнула. Но звуковое сопровождение было бы точно лишним — никто и ничто не должно было мешать моей музыке и моему пению.

А «гора», так же быстро, как упала, исчезла.

— 'То двигаясь широким проспектом, а то — узкой тропой

То действуя опять в одиночку, а то вместе с толпой…' — широкие улицы и узкие горные тропы уже не впечатляли после прошлого «спецэффекта», но я добросовестно показал и их. И толпу, и «одиночество в толпе». И начал, наконец, уверенно и энергично бить по струнам, выдавливая из них настойчивый, несколько даже агрессивный ритм.

А с иллюзиями я и не думал останавливаться — тормоза-то слетели ещё на позапрошлой песне. Так что…

— 'Здесь самое время использовать лопату и штык

Здесь самое время взять языков и развязать им язык…' — а экран «иллюзорного мира» показал поочерёдно лица… те самые лица, тех самых людей, которые совсем недавно пытались избавить от меня эту реальность. Безуспешно пытались!

Всех показал! Никого не забыл. Разве что, Катерину не стал — но она от меня и так никуда не денется. Уж она-то, уверен, даже и не подумает сбегать и прятаться. Да и в покушении она вроде бы не участвовала… напрямую, по крайней мере.

— 'Здесь самое время потуже затянуть свой ремень

Здесь самое время на всех уроках ждать перемен

Беги, моя жизнь, обгоняй, я бегу за тобой

То поднимаясь в гору, а то падая вместе с горой

То двигаясь широким проспектом, а то — узкой тропой

То действуя опять в одиночку, а то вместе с толпой…' — второй раз фокус с падающей горой уже не был настолько шокирующим, как в первый, но ноги в коленочках дрогнули у многих. Практически у всех. У кое-кого, даже и подогнулись. Но не у всех — были и крепкие духом люди.

— 'Здесь самое время для тех, кто под гребенку обрит

Здесь самое время глазам вылезать из орбит

Здесь самое время навечно объявить карантин

Здесь самое время для виселиц и гильотин…' — а между тем, продолжали сменять друг друга те же самые лица. Только, теперь уже, обритые и с лезущими из орбит глазами. Да — ни в реальности, ни в своих «галлюцинациях» я их такими не видел, но это, разве, проблема? Фантазия-то у меня довольно богатая… пусть и несколько мрачная. Но тут уж, профессия накладывает некоторый след — написание низкопробного фэнтази без «кровь-кишки-распи****сило» невозможно. Его же читать не будут!! А, «если долго вглядываться в Бездну, то Бездна начнёт вглядываться в тебя».

Так что, чему удивляться: в «Мире иллюзий» начали щёлкать своими здоровенными ножами классические французские конструкции, авторства Месье Де Гильотена. А в корзины, установленные под ними, принялись падать те самые обритые головы с выпученными глазами. Виселицы я решил не визуализировать — не зачем. Нагромождать лишние образы — вызывать кашу в восприятии и обесценивать каждый из них.

— 'Беги, моя жизнь, обгоняй, я бегу за тобой

То поднимаясь в гору, а то падая вместе с горой

То двигаясь широким проспектом, а то — узкой тропой

То действуя опять в одиночку, а то вместе с толпой

Здесь самое время взять и показать, кто тут крут

Здесь самое время поднять все флаги и лечь на грунт

Здесь самое время сравнить цвет крови с цветом знамен

Здесь самое время остановить ход времен

Беги, моя жизнь, обгоняй, я бегу за тобой

То поднимаясь в гору, а то падая вместе с горой

То двигаясь широким проспектом, а то — узкой тропой

То действуя опять в одиночку, а то вместе с толпой…' — и снова падающие горы, снова проспекты и тропки, толпа и одиночество в толпе. А потом я.

Да — я. Тот самый «я», который лишь недавно восседал на троне из черепов. И да — на том же самом троне. С той же женщиной, стоящей у правого плеча с пустующим местом возле левого. К чему мне там кто-то? Я сам в состоянии «нашептать себе гадких мыслей». Так «нашептать», что любая нечисть обзавидуется.

Резкий взмах руки этого страшного меня, и на весь «Иллюзорный мир» распахивается знамя. Не важно какое — я сам не знаю, какое оно должно было быть изначально. Думаю, и никто из зрителей не успел заметить, что там было нарисовано. Да и было ли вообще что-то? Это ведь было просто знамя, некое абстрактное и обобщённое. Не важно!

Ведь, в следующий же миг, практически без паузы, на него плеснуло ярко алым, не оставляющим сомнения в том, чем именно. Так плеснуло, что весь штандарт разом накрыло и окрасило. Ни клочка чистого места не оставило.

Так, что даже зрители дёрнулись, словно это не на тряпку, а лично им в лица брызнуло.

А затем мир замер. Сразу и весь. Вот уж действительно: «ход времён остановился». Длилось это не долго: пару-тройку мгновений всего. Но и того оказалось достаточно, чтобы оставить впечатление. Пробрать до нутра весь город.

Откуда я знаю? Ментал же — я чувствовал обратную связь со своими зрителями. Мог читать и ощущать всем собой их реакцию. И именно это было тем самым «наркотиком», который тянул и тянул меня каждый раз обратно на сцену. Снова и снова.

Мир отмер, и тут же снова заставил подогнуться колени даже у самых стойких и крепких зрителей очередной удар падающей горы.

Ну и проспект с тропкой и толпой на закуску. Ну, чтобы чуть-чуть сгладить гнетущее впечатление.

Ну а что? С чего я должен был сегодня быть «мягким, белым, пушистым и приятным»? У меня поводы для этого были? Меня тут главы этого мира, самые крутые, сильные и влиятельные, к смерти приговорили! И их приговор никто даже близко не собирался отменять или пересматривать. Я — смертник. И, если бы не мой «петельный чит», меня бы уже сколько раз стёрли бы? Пять? Шесть? Десять?

Так, с чего мне сегодня быть мягким? С чего я должен был сдерживать своё раздражение⁈

Вот я и не сдерживал. Выплеснул наотмашь, как ту кровь на полотнище флага.

И… знаете, что? Мне полегчало.

Это странно, но — действительно полегчало.

И следующую песню я начал уже спокойно. Почти без злости. Однако, на том же душевном подъёме. Не могло не быть «подъёма» на таком-то «допинге», как внимание сотен и сотен глаз зрителей.

А может, уже и не сотен? Что-то внутри мне подсказывало, а логика подтверждала, что такой громадный экран, возникший в центре города не мог не привлечь к себе взгляды всех жителей этого города. А музыка… ну, с «усилителем» можно играть не только в вертикальном его положении. Если расположить мембрану горизонтально, сверху — то эффект будет заметно лучше. Звук чище и распространяется дальше. Чем выше и шире она будет, тем большую площадь накроет эффектом.