Мама на Новый год. Запутанная история - Келлер Николь

– Как. Я. Могу. Это. Сделать?

– К директору нужно идти, – меланхолично бросает мужик. Снова медленно прогуливается по мне взглядом и усмехается своим мыслям. – Паспорт давай.

– Паспорта нет. Вот, – протягиваю чуть помятое водительское удостоверение, лежавшее в одном кармане с кредиткой, оттого и уцелевшее.

– Без паспорта не пущу.

– У меня права есть, – цежу, теряя терпение и вновь тычу ими едва ли не в лицо обнаглевшего мужика.

– И что? Это не замена документу, удостоверяющему личность, – упрямо твердит свое мужик.

– Послушайте, у меня там дочь…Она меня ждет. Ну, будьте вы человеком…

– Паспорт покажи, и тогда пущу. Без паспорта не положено.

Зверею, представив, сколько дней займет восстановление чертового паспорта. И все эти дни моя дочь будет в этом, с позволения сказать, учреждении. Одинокая и напуганная.

Представляю в красках и мгновенно зверею. И…опираюсь здоровой рукой о турникет и просто перепрыгиваю через него. Я заберу своего ребенка чего бы мне это не стоило.

Несусь на второй этаж, перескакивая через ступеньку.

– Эй, ты куда! Стой! Стой же ты! – мужик с поста за мной.

– Тая! – ору во всю силу легких на весь коридор, заглядывая в каждую дверь. – Таисия! Та-я!

– Что здесь происходит? – на моем пути возникает необъятных размеров женщина. Судя по ее виду – директор этой богодельни.

– Я ищу свою дочь, – задыхаясь и складываясь пополам от боли во всем теле, выдаю я. – Аверина Таисия. Вам на днях ее привезли. По ошибке.

– А вы…

– А я – ее отец. Когда я могу, в конце-то концов, увидеть и забрать свою дочь?!

– Не орите, – властно обрубает женщина, как и охранник несколько минут назад, прогуливаясь по мне взглядом. – Документы предъявите. Сначала докажите, что вы – папаша. А то вы все сначала шляетесь, где попало, забываете о ребенке, а потом приходите и права качаете. Плавали, знаем.

Эта женщина возмущенно бубнит еще что-то, пока я протягиваю зажатые в ладони права. Я не слушаю ее, считаю до десяти, пытаясь успокоить кипящий в крови адреналин, требующий выхода.

Отворачиваю голову к окну, надеясь, что хотя бы падающий снег успокоит нервы.

Но хрена лысого.

Становится только хуже от увиденного.

В долю секунды мне срывает тормоза.

– МЛЯТЬ! – и в следующую секунду несусь на выход, забив на свое состояние.

В окне я замечаю, как во дворе толпа ребят окружили мою дочь и толкают ее от одного к другому. Эта картинка перед глазами на повторе, и мои глаза наливаются яростью. Стискиваю кулаки до хруста суставов.

Если хоть один волос…если хоть одна слезинка…

Уничтожу.

Всех.

И каждого.

– ТАЯ! ТААААЯ! – ору, как обезумевший. Пошатываюсь, но не падаю.

Дочь резко вскидывает голову. Замечает меня. И срывается с места, расталкивая обидчиков локтями.

– Папа! – бросается в мои объятия. Ловлю ее здоровой рукой, но наше столкновение все равно очень сильное, и я падаю на колени прямо в грязный снег. Тая утыкается мне в шею и рыдает в голос, содрогаясь всем телом. Она как никогда близка к истерике. Цепляется за пальто на спине пальчиками и с силой стискивает меня в своих объятиях. – Папочка! Ты пришел! Ты пришел, папочка…

Глава 14

Егор

Прикрываю глаза и стискиваю зубы, чувствуя, как крошится эмаль. Обнимаю дочь сильнее и прижимаю к себе, пытаясь унять бешено колотящееся сердце.

– Я здесь. Я с тобой, моя родная, – бормочу, стирая большими пальцами крупные слезы с ее щек. Мой голос хрипит, как будто в горле резко пересохло. – Все хорошо… Не плачь, пожалуйста. Я здесь, мое солнышко. Я тут. Прости. Прости, что так вышло.

– Я…я… думала, – заикается, все еще захлебываясь слезами. Мысленно всех, кто причастен к истерике моей дочери, сжигаю на костре. Я обязательно воплощу свои намерения в жизнь, но чуть позже. – Что ты меня бросил… Ребята сказали, что я тебе не нужна…поэтому ты отдал меня в детский дом.

– Глупости, – зацеловываю щеки, заводясь с пол-оборота. Выть в голос хочется, глядя на то, как дрожит моя девочка. А в ее глазах все еще плещется вселенский страх, несмотря на то, что я рядом.

А еще горю желанием разорвать этих малолетних придурков.

Строго смотрю прямо в бездонные голубые глаза. Понижаю голос, чтобы услышать могла только Тая.

– Я тебя никогда не брошу. Ты же моя девочка. Моя самая любимая доченька. Поняла?

Таисия незамедлительно кивает. И тут же шмыгает носом. Не вздрагивает, и уже хорошо. Маленькая победа. Здесь и сейчас меня волнует только ее самочувствие и состояние. С остальным я разберусь.

Доча медленно сканирует меня взглядом. И чем ниже она спускается, тем сильнее хмурится. А, когда видит загипсованную руку, ее глазки вообще округляются от ужаса.

– Папочка, что с тобой? – тянет дрожащие пальчики к гипсу, но тут же их отдергивает. – Ты упал? Поранился? Твоя рука болит?

– Ерунда. Все прошло уже, как тебя увидел. Погоди…

Тая склоняет голову набок, и я замечаю то, чего не видел в предыдущем ракурсе. Осторожно поворачиваю голову своей малышки и замечаю багровый след на ее щеке.

– Что это?! – рявкаю отрывисто, на что Тая вздрагивает и опускает глаза в пол. Как будто она в чем-то виновата. Осторожно обвожу пальцем начинающий багроветь синяк, и ощущаю фантомную боль на своем лице. Как будто это меня приложили.

– Меня толкнули, я упала и ударилась о ледышку…

Пипец. Просто конкретный.

Перед глазами пелена. Чертово состояние аффекта, в котором я способен уничтожить любого, когда дело касается моего ребенка.

Я, млять, камня на камне тут не оставлю.

Медленно поднимаюсь на ноги, по очереди оглядывая «героев». Они понимают, что следующие в очереди на раздачу после директрисы, и дружно отступают назад. Но упрямо смотрят исподлобья, опаляя нас с Таей ненавистью. Волчата.

Как будто мы с дочерью виноваты, что они оказались в этом убогом, Богом забытом месте.

Хочется руки переломать каждому, кто дотронулся до моей дочери. Кто ранил ее словами. Но я не могу себе позволить опуститься до их уровня. Это все же дети. Озлобленные, недолюбленные и жестокие. И такими их сделала система. «Ларисы Петровны» и директрисы, подобные той, что останавливается передо мной.

Она сверкает глазками, тяжело дышит, задыхаясь от недолгой, но стремительной погони. А я молча уничтожаю ее взглядом, разжимая и сжимая кулаки. Задвигаю дочь за спину и одним своим видом даю понять – не отдам. Она моя.

Адреналин бурлит в крови, и я на грани, чтобы сотворить какую-то дичь.

Например, убить кого-нибудь.

Можно начать с директрисы. Для этого мне одной здоровой руки будет достаточно.

Ведь это она виновата в том, что ее воспитанники остаются без присмотра. Она виновата, допуская, чтобы новенького гнобили и избивали за то, что у него есть один, но родитель.

– Отойдите от девочки! – некультурно тычет в меня пальцем. – Вы не пойми кто…

– Это не «не пойми кто», – кричит Тая из-за моей спины. – А мой папа! И он меня заберет! Я с ним пойду домой!

– Я сейчас вызову полицию!

– А вызывайте! – взрываюсь, прижимая Таю крепче к своему бедру. – И будете заодно им объяснять, как так вышло, что вы не доглядели, и ваши воспитанники толпой избивают моего ребенка!

Разворачиваю лицо дочери той стороной, чтобы было лучше видно багровый синяк. Директриса открывает и закрывает рот, переглядываясь с охранником. Сдувается. Понимает, что дело пахнет жареным.

– Но я не могу отдать вам ребенка без паспорта. Меня же могут проверить…

Растягиваю губы в улыбке Джокера. Директриса сглатывает и отступает на шаг назад. Понимает, что ее карьера близится к закату. С моей помощью.

Достаю всю наличность из кармана и швыряю к ногам этой тетки.

– Вот мой паспорт. Подавитесь.

Здоровой рукой подхватываю дочь. Она сразу обнимает меня ногами и руками, как обезьянка. Утыкается носом в щеку и постоянно целует, без остановки повторяя: «Папочка…Мой папочка любимый…». И никакие обезболы не нужны, лишь бы вот так мой ребенок был рядом.