Смертельный кредит. Документальный детектив - Маркин Александр Алексеевич

Бубенцов, понимая, что он, напротив, следов оставил предостаточно, и имея в голове одному ему известный план действий, послушно согласился:

– Вам и решать.

Пуншу такое высказывание не понравилось.

Тем временем в штабе противника тоже шла подготовка к «стрелке» с кидальщиками. Взвесив все «за» и «против», возможные варианты решения проблемы, Григорий понял, что попал конкретно. В его багаже не было эффективных инструментов, которыми он мог бы надавить на аферистов и заставить их вернуть деньги. Просить Хаповязова, чтобы он подключил еще более крутых ментов, чем он сам, – значит, платить, и очень много. Но будет ли от этого толк? Ведь у Пунша тоже есть, к кому обратиться в ФСБ, и деньги у него с Бубенцовым появились немалые. К тому же, менты с эфэсбэшниками, взяв плату, как правило, договариваются между собой и начинают клянчить еще больше денег. Могут и дело возбудить с легкой руки того же Бубенцова, который знает все проводки, все левые фирмы, всех подставных лиц. Не придя ни к какому решению, Григорий надумал попробовать взять Пунша нахрапом, наивно полагая, что одной своей страшилкой в лице Хаповязова он сразу напугает двух аферистов. Он совсем не задумывался о том, что у Бубенцова могут быть свои планы и на деньги, и на Пунша, и на выход из всей этой ситуации…

Не созваниваясь с Пуншем, используя фактор неожиданности, Григорий с Хаповязовым нагрянули в «Интерпродукт-Capital» без предупреждения, как только разведка донесла, что мошенники вернулись в Россию. Дигоевский попросил Хаповязова разговаривать с Пуншем запугивающе жестко и, как минимум, получить с него и Бубенцова расписку на взятые деньги. План-максимум – забрать все деньги назад. Хаповязову было удобнее разговаривать с такими мошенниками, как Пунш и Бубенцов, на блатном языке, которым он за годы работы в милиции овладел в совершенстве и переходил на него как на более действенный в конфликтных ситуациях.

Фактор неожиданности сделал свое дело. Пунш не ожидал прихода Григория с Хаповязовым без звонка, поэтому скоро сломался и начал послушно соглашаться со всем, что ему говорили, невзирая на тон и оскорбления.

– Вова, старая ты министерская крыса, я тебя, симпатичного, с «петухами» [12] на севера отправлю чалиться, если бабло не вернешь. Говори по-хорошему, куда бабки дел, – не на шутку разошелся Хаповязов.

Не слушая ответов морально уничтоженного Пунша, он приказал позвать Бубенцова.

Ванечка пришел с красным перепуганным лицом, что сразу разрушило заготовленную ими легенду о том, что якобы все нормально, и никакого обмана не было. Хаповязов, обращаясь сразу к двоим, грозно потребовал:

– Так, крысы [13], пишите расписку на все бабки, которые крысанули у порядочного человека.

Написав после проверки с участием Катеньки Крысиной расписку на 19 млн. 475 тыс. 521 долл. США, Пунш с Бубенцовым тем самым железобетонно признали факт своего мошеннического завладения кредитами. Иначе, как законопослушные граждане, они бы, конечно, заявили в милицию или обратились бы к друзьям Пунша – эфэсбэшникам с жалобой на откровенное вымогательство денежных средств со стороны Дигоевского и Хаповязова.

Расписка гласила: «Мы, Пунш В. М. и Бубенцов И. А., заняли для организации совместного с Дигоевским Г. Ю. бизнеса у Дигоевского Г. Ю. 19 млн. 475 тыс. 521 долл. США. Обязуемся вернуть эту сумму следующим графиком:

1. До 1 апреля 2002 года – три миллиона – три миллиона пятьсот тыс. долл.;

2. До 1 мая 2002 года – оставшуюся сумму равными долями еженедельно».

Также расписка блокировала мошенникам возможность беспроблемно подвергать «Интерпродукт-Capital» ложному банкротству. За него пришлось бы давать большую взятку, поскольку, согласно расписке, надо было отдать большие суммы в короткие сроки, и все это в рамках совместного с Дигоевским бизнеса.

Довольный Хаповязов забрал из рук Пунша расписку:

– Пойдемте отсюда, Григорий Юрьевич, а то здесь очень дурно пахнет.

– Вы правы, Сергей Игоревич, пойдемте, – отозвался Григорий.

Боливар не выдержит двоих

Была вторая половина января 2002 года. Я долго созерцал красивую морскую гладь с удобной террасы на втором этаже своего дома в Испании и размышлял о том, как под водой одни рыбы пожирают других. Это мое занятие прервал звонок Пунша из другой – в чем-то аналогичной в плане пожирания себе подобных – дали. Пунш подавленным голосом сказал, что хочет встретиться, и желательно поскорее. Ничего толком не объясняя, твердил, что надо поговорить. Я ответил, что перезвоню на следующий день и скажу, когда буду в Москве. Через несколько часов мне позвонил Дигоевский и примерно таким же, как у Пунша, неуверенным и тяжелым голосом попросил о встрече, тоже ничего на объясняя. Мне оставалось только теряться в догадках, почему они мне названивают [14]. Определившись, я на следующий день сообщил собеседникам, что буду в Москве в конце февраля.

Прилетев в конце февраля 2002 года в мрачную Москву, я встретился сначала с Пуншем, поскольку он позвонил мне первым. Пунш пригласил меня к себе домой в поселок Заря, там же оказался Бубенцов. Жена Пунша Карина Леонидовна накрыла на стол. По ее лицу было видно, что она в курсе событий. Пунш после серии дежурных вопросов о моей семье и о погоде в Испании начал свой рассказ о проблеме с Дигоевским. О том, что рассказ был лживым, и что эту проблему они с Бубенцовым сами же и создали, я узнал позже. Пунш вещал: мол, Дигоевский разворовал банк и теперь разрушает их с Бубенцовым бизнес – может быть, последний в его жизни. Якобы Григорий угрожает расправой, если они срочно не вернут ему девятнадцать с половиной миллионов долларов, которых у них нет. У Григория нет денег, чтобы рассчитаться со мной, согласно нашим с ним договоренностям, и они с Бубенцовым ждут от него начала боевых действий. Дигоевский с Хаповязовым уже выбили из них расписку на 19 млн. 475 тыс. 521 долл., – рассказывал Пунш.

Закончив повествование, Пунш сделал предложение мне:

– Мы с Иваном в рамках «Соглашения», которое мы с тобой подписали 1 февраля прошлого года в сауне банка МКБ, берем тебя в бизнес «Интерпродукт-Capital», твоя доля будет составлять 25 процентов. Оформляем все как положено, в том числе официально принимаем на себя остаточный долг Дигоевского тебе. Кстати, сколько там осталось? – Пунш взял ручку и лист бумаги.

– Два миллиона четыреста шестьдесят тысяч долларов, – ответил я.

– Хорошо, берем. – Записав сумму на листе бумаги, Пунш на повышенных тонах обратился к Бубенцову, о чем-то глубоко задумавшемуся:

– Иван, я все правильно сказал?

– Да, конечно, – очнувшись от своих мыслей, ответил Бубенцов.

– А ты, Саша, будешь силами твоего ЧОПа охранять нас и наш бизнес от бандитов Дигоевского, Хаповязова и им подобных. В общем, мы должны быть спокойны.

Выслушав Пунша и обратив внимание, что Бубенцов практически ничего не говорил и мало что подтверждал, я взял неделю на размышление [15]… Через несколько дней я встретился с Дигоевским, и тот прямо заявил мне, что отдать долг он сможет лишь после того, как Бубенцов и Пунш вернут ему деньги. Я успокоил уже никуда не спешившего банкира:

– Я тебя не тороплю. Когда будут, тогда и отдашь.

Я понимал, что между Григорием, Пуншем и Бубенцовым, пока всё было хорошо, существовали договоренности строго на троих, касавшиеся не только меня с Митей Будкиным, но и других учредителей банка и их денег. Я посоветовал Дигоевскому самому разбираться с бывшими партнерами, добавив, что делать это следует цивилизованно.

– Мне писец, меня убьют! – завопил Григорий.

– Никто тебя не убьет! – Я вдруг опять заметил, что это не я, а кто-то другой, видящий, отвечает моими устами Григорию. – Единственное, что я могу для тебя сделать, – не буду переваливать на тебя вдобавок и свою вину. Ведь это я виноват в том, что доверял тебе. И когда ты прекратил наше сотрудничество, я не настоял, чтобы ты сразу отдал мне все мои деньги. Для банка в то время это было реально и без напряга. Поэтому считай, что ты мне ничего не должен.