Вечеринка в саду - Мэнсфилд Кэтрин

Пока он искал поэму, Берта повернула голову в сторону передней. И увидела… Гарри с пальто мисс Фултон в руках. Мисс Фултон повернулась к нему спиной и склонила голову. Он бросил пальто в сторону, положил руки ей на плечи и яростно развернул ее к себе. С его губ сорвалось: «Я обожаю вас», а мисс Фултон прикоснулась своими пальцами с их лунным светом к его щекам и улыбнулась сонной улыбкой. Ноздри Гарри вздрогнули, губы мучительно скривились, и он прошептал: «Завтра», и мисс Фултон в знак согласия опустила веки.

– А вот и она, – произнес Эдди. – «Почему всегда должен быть томатный суп?» Как это глубоко, не правда ли? Поистине, томатный суп – это ужасающая вечность.

– Если хотите, – зазвучал нарочито громкий голос Гарри, – я могу заказать вам такси прямо к нашей двери.

– Ну что вы! В этом нет надобности, – ответила мисс Фултон и, подойдя к Берте, подала ей свои тонкие пальцы.

– До свидания. Благодарю вас.

– До свидания, – ответила Берта.

Мисс Фултон на мгновение задержала ее руку в своей.

– Ваше прекрасное грушевое дерево, – прошептала она.

И она ушла, и Эдди последовал за ней, как черная кошка – за серой.

– Я закрою, – сказал Гарри, демонстративно спокойный и собранный.

– Ваше прекрасное дерево, дерево, дерево! – Берта бросилась к высоким окнам. – Что же теперь будет? – закричала она.

Но груша в саду стояла неподвижно, прекрасная, как и прежде, в полном цвету.

Прелюдия

I

В коляске не нашлось ни одного свободного дюйма для Лотти и Кези. Когда Пэт усадил их поверх багажа, они едва не свалились, ехать так было нельзя. Колени бабушки заняты, а Линда Бернелл ни за что на свете не согласилась бы держать ребенка ни на руках, ни даже просто рядом. Изабелла важно восседала на ко́злах, рядом с новым извозчиком. На полу коляски громоздились вещевые мешки, коробки и сумки.

– Здесь все только самое необходимое, мне без этого не обойтись, – сказала Линда, ее голос дрожал от усталости и волнения.

Лотти и Кези стояли на лужайке перед воротами, полностью готовые, в пальтишках с латунными пуговицами-якорями и в матросских шапочках. Держась за руки, они внимательно посмотрели круглыми печальными глазами сначала на все самое необходимое, а потом на мать.

– Что ж, придется их оставить. Вот и все. Мы просто бросим их здесь, – сказала Линда Бернелл. С ее губ сорвался странный смешок; она откинулась на кожаные стеганые подушки с пуговицами и прикрыла глаза, губы вздрагивали от смеха. К счастью, в этот момент на садовую дорожку вышла вразвалку миссис Сэмюэл Джозефс, до сей поры наблюдавшая за происходящим из-за шторы в своей гостиной.

– Почему бы вам не оставить детей, миссис Беднелл? Они могли бы пдиехать на телеге с поддучным, когда он веднется вечедом. Все эти вещи на додожке тоже надо отвезти, не так ли?

– Да, все, что вне дома, должно быть перевезено, – сказала Линда Бернелл и махнула бледной рукой в сторону столов и перевернутых стульев, оставленных на лужайке перед домом. Как же нелепо они выглядели! Либо их нужно перевернуть, либо Лотти и Кези должны встать на головы. Линде захотелось сказать: «Встаньте на голову, дети, и ждите извозчика». Это показалось ей настолько изумительно смешным, что она перестала обращать внимание на миссис Сэмюэл Джозефс.

Тучное и, кажется, поскрипывающее тело прислонилось к воротам, а большое желеобразное лицо расплылось в улыбке:

– Не волнуйтесь, миссис Беднелл. Лотти и Кези могут выпить чаю с моими детьми в детской комнате, а потом я пдовожу их к телеге.

Бабушка задумалась.

– Да, возможно, так будет лучше всего. Мы вам очень признательны, миссис Джозефс. Дети, поблагодарите миссис.

Два покорных голоса прощебетали:

– Спасибо, миссис Сэмюэл Джозефс.

– И будьте послушными девочками, и… подойдите ближе. – Дети приблизились. – Не забудьте сообщить миссис Сэмюэл Джозефс, когда захотите…

– Не забудем, бабуля.

– Не беспокойтесь, миссис Беднелл.

Неожиданно Кези выпустила руку Лотти и бросилась к коляске.

– Я хочу еще раз поцеловать бабулю на прощанье.

Но было слишком поздно. Коляска катилась по дороге, Изабеллу распирало от гордости, ведь она смотрела на мир сверху вниз, Линда Бернелл пребывала в отчаянии, а бабушка с заинтересованным видом копалась в вещичках, которые в последний момент бросила в свой черный шелковый ридикюль: она искала что-нибудь для дочери. Коляска исчезла в лучах солнца, взметнув золотистые песчинки пыли над холмом. Кези прикусила губу, а Лотти, предусмотрительно отыскав свой носовой платок, завыла:

– Мама! Бабуля!

Миссис Сэмюэл Джозефс накрыла ее, словно просторная теплая чайная баба небольшой чайничек.

– Все ходошо, моя милая! Нужно быть сильной. Ты можешь пойти поигдать в детской.

Она обняла плачущую Лотти и увела ее с собой. Кези последовала за ними, скривившись при виде юбки миссис Сэмюэл Джозефс, которая, как обычно, была не до конца завязана, и из нее свисали два длинных розовых корсетных шнурка…

Всхлипывания Лотти утихли, пока она поднималась по лестнице. Тем не менее, когда она появилась в дверях детской с распухшим носом-пуговкой и мокрыми глазами, ее вид доставил большое удовольствие детям миссис Сэмюэл Джозефс. Они сидели на двух скамейках за длинным столом, покрытым клеенкой и уставленным огромными мисками с хлебом и мясным жиром и двумя коричневыми кружками, из которых исходил слабый пар.

– Привет! Ты ревела!

– Ничего себе! Твои глаза так распухли!

– И нос такой смешной.

– Ты вся в красных пятнах!

Лотти пользовалась популярностью. Почувствовав это, она надулась от гордости, губы сложились в скромную улыбку.

– Голубушка, садись дядом с Зэди, – сказала миссис Сэмюэл Джозефс, – а ты, Кези, – на дгугом кдаю, дядом с Моузом.

Моуз ухмыльнулся и ущипнул ее, пока она занимала свое место, Кези же сделала вид, будто ничего не произошло. Она ненавидела мальчишек.

– Что ты будешь? – спросил Стэнли с вежливой улыбкой, наклонившись к ней через стол. – С чего бы ты хотела начать – клубника со сливками или хлеб с жиром?

– Клубнику со сливками, пожалуйста, – ответила она.

– Ха-ха-ха! – Дети от восторга заколотили ложками по столу. Какой отличный розыгрыш! И она попалась! Как отлично он обдурил ее! Молодчина, Стэн!

– Ма! Она думала, что я серьезно ей предлагаю!

Даже миссис Сэмюэл Джозефс, разливая молоко с водой, не смогла сдержать улыбку.

– Не надо ддазнить девочек в их последний день, – произнесла она, тяжело дыша.

Кези откусила большой ломоть хлеба с жиром и положила его в тарелку. С откушенным краем ломоть напоминал небольшие симпатичные ворота. Уф! Ей было не до этого. По ее щеке скатилась слеза, хотя она не плакала. Она не могла себе позволить расплакаться перед этими ужасными Сэмюэл Джозефсами. Кези сидела, низко наклонив голову, и, когда слезы медленно ползли вниз, аккуратно ловила их кончиком языка и проглатывала, чтобы никто не успел заметить.

II

После чая Кези побрела обратно в свой дом. Медленно поднявшись по лестнице черного хода, она прошла в кухню через буфетную. Здесь не осталось ничего, кроме куска хозяйственного мыла в одном углу подоконника и фланелевой тряпки, испачканной синькой, в другом. Печка была завалена мусором. Кези порылась в нем кочергой, но не нашла ничего, кроме склянки с волосами [5], с нарисованным на ней сердечком. Склянка принадлежала молодой служанке. Оставив ее, Кези продолжила путь по узкому коридору в гостиную. Венецианские жалюзи были опущены, но неплотно. Сквозь них пробивались длинные пучки солнечных лучей, и волнистая тень кустарника, растущего за окном, плясала на этих золотых полосах. Она то замирала, то снова начинала трепетать и вот уже почти добралась до ее ног. Зум! Зум! Синяя муха билась о потолок; к гвоздям, на которых раньше держались ковры, прилипли клочки красного ворса.