Конец лета (др. перевод) - Стил Даниэла

— Куда бы ты хотела отправиться?

— Куда угодно. Только бы мы были вместе. И одни.

Он долго смотрел на нее, пока они подъезжали к стоянке, и на мгновение Дине показалось, что она заметила сожаление в его глазах.

— Мы обязательно сделаем это. Как только я вернусь назад. — Затем, кажется, у него перехватило дыхание. — Дина, я…

Она ждала, но он не произнес ни слова, только обнял и крепко прижал к себе. Она почувствовала, как его руки обвиваются вокруг нее, и теснее прижалась к мужу, крепко зажмурившись. Он нужен был ей больше, чем мог об этом догадываться. Слезы медленно катились по ее лицу. Он почувствовал, как она дрожит в его объятиях, и отодвинул от себя, с удивлением взглянув на нее.

— Tu pleurs [12]?

— Un peu [13]. — Он улыбнулся. Уже очень давно она не отвечала ему по-французски. — Как бы я хотела, чтобы ты не уезжал. — Если бы только он остался, если бы у них было немного времени побыть без Пилар…

— Я тоже. — Но они оба знали, что это обман. Он вытащил ключ из замка зажигания и открыл дверь, подзывая носильщика.

Дина спокойно шла рядом с ним, погруженная в собственные мысли, пока они не вошли в зал ожидания для пассажиров первого класса, где он обычно уединялся, ожидая посадки на самолет. Она устроилась в соседнем кресле и улыбнулась ему. Но он уже был другим, ушедшим в себя, и ничто не напоминало тех мгновений, которые они пережили в машине. Он проверил бумаги в своем портфеле и посмотрел на часы. У него было еще десять минут, и было видно, что ему вдруг захотелось немедленно улететь.

— Alors [14], есть еще что-то, о чем мы забыли поговорить в машине? Что-нибудь передать Пилар?

— Передай ей мою любовь. Ты остановишься там перед тем, как лететь в Афины?

— Нет, только позвоню ей сегодня вечером.

— И мне тоже? — Она смотрела, как бегут секунды на огромных часах на стене.

— И тебе тоже. Ты не собираешься куда-либо пойти сегодня?

— Нет, у меня есть работа в студии, которую я хотела бы завершить.

— Тебе стоит заняться чем-то увлекательным, и тогда тебе не будет одиноко.

Не стоит, я уже привыкла. Опять она не произнесла ни слова вслух. «Со мной будет все в порядке». Она положила ногу на ногу, взглянув на краешек платья. На ней было новое бледно-лиловое шелковое платье и зеленые серьги из нефрита, усыпанные бриллиантами; серьги, которые он ей привез из Гонконга. Но он этого не замечал. Его мысли были далеко.

— Дина?

— Хм? — Она подняла глаза: он стоял рядом с ней с портфелем в руке и знакомой улыбкой победителя в глазах. Он был готов к сражениям, опять был чужим и свободным.

— Пора идти? — Уже? Так быстро?

Он кивнул; тогда она встала, такая маленькая по сравнению с ним, но прекрасно смотрящаяся рядом. Они были поразительно красивой супружеской парой. Даже мадам Дьюрас, его мать, женщина с вечно холодным взглядом, признала это — однажды.

— Тебе не стоит провожать меня до выхода. — Он казался чем-то расстроенным.

— Да, но мне хотелось бы. Ты не против?

— Разумеется. — Он придержал для нее дверь, и они влились в суматошную толпу, выстроившуюся у выхода, сразу растворившись среди массы путешественников, нагруженных чемоданами, подарками, гитарами. Они подошли к выходу слишком рано, и он, обернувшись, посмотрел на нее сверху вниз с улыбкой: — Я позвоню тебе сегодня вечером.

— Я люблю тебя.

Он не ответил, но наклонился и поцеловал ее в макушку, затем широко зашагал по дорожке к самолету, не оглянувшись назад. Она смотрела вслед, пока он не исчез, затем медленно повернулась и пошла обратно. Я люблю тебя. Ее собственные слова отдавались эхом в голове. Но он не ответил. Он уже ушел.

Она села в машину, стоявшую у тротуара, вздохнула, повернула ключ в замке зажигания и поехала домой.

Она быстро поднялась наверх, чтобы переодеться, и была глубоко погружена в свои размышления всю следующую половину дня, которую провела в студии. Она отрешенно делала зарисовки и только вышла на террасу подышать свежим воздухом, когда Маргарет осторожно постучала в дверь. Дина повернулась с выражением удивления, в то время как экономка нерешительно вошла в комнату.

— Миссис Дьюрас, я… я прошу прощения. — Она знала, как Дина не любила, чтобы ее беспокоили именно здесь, но сейчас у нее не было иного выбора. Дина отключила свой телефон в студии.

— Что-нибудь случилось? — Дина выглядела раздосадованной, стоя на том же месте с распущенными по плечам волосами, засунув руки в карманы своих джинсов.

— Нет. Мистер Салливан ожидает вас внизу.

— Джим? — Теперь она вспомнила обещание Марка Эдуарда, что Джим будет навещать ее. Он действительно не терял времени даром. Всегда готов был выполнить любое указание своего компаньона. — Я сейчас спущусь.

Маргарет кивнула. Она все сделала правильно. Она знала, что Дина не хотела бы принимать его наверху в своей студии. Она провела его в отдающую холодом зеленую гостиную и предложила чашку чая, которую он с усмешкой отклонил. Он был настолько не похож на Марка Эдуарда, как только могут быть не похожи два человека, и он всегда нравился Маргарет. Он был грубоват, этот типичный американец, и легок в общении, и где-то в его глазах всегда прятался намек на широкую ирландскую улыбку.

Дина увидела его стоящим у окна и наблюдающим за тем, как летняя дымка тумана медленно плывет над заливом. Туман был похож на маленькие облачка хлопка, которые тянутся невидимой нитью, проплывая между пролетами моста и зависая над мачтами парусников.

— Привет, Джим.

— Мадам. — Он исполнил небольшой поклон с тем, чтобы поцеловать ее руку. Но она, прыснув от смеха, отвела руку в сторону, предлагая для поцелуя щеку, чем он бесцеремонно воспользовался.

— Должен отметить, что я предпочитаю именно так. Целование рук — это искусство, которым я до сих пор не овладел до конца. Никогда ведь не знаешь, чего они хотят: пожать тебе руку или чтобы ты ее поцеловал. Пару раз мне чуть было не разбили нос те дамы, которые хотели именно пожать руку.

Она рассмеялась и села.

— Тебе надо брать уроки у Марка. Он большой мастер по этой части. Ему помогает либо то, что он француз, либо какое-то шестое чувство. Как насчет чего-нибудь выпить?

— Люблю это дело. — Он понизил голос до шепота: — Маргарет, кажется, считает, что я должен пить чай.

— Как это ужасно!

Она снова рассмеялась, а он оценивающе наблюдал за ней, пока она открывала маленький встроенный шкафчик и вынимала оттуда два стакана и бутылку шотландского виски.

— Выпьешь, Дина?

Он сказал это непроизвольно и был удивлен. Он никогда не видел, чтобы она пила виски. Но, может быть, у Марка Эдуарда были веские причины, чтобы он заходил в этот дом. Но Дина уже отрицательно покачала головой.

— Я бы хотел немного воды со льдом. Ты беспокоишься?

Она с усмешкой взглянула на него, когда возвращалась с его стаканом обратно.

— Немного.

— Не беспокойся, любовь моя. Я еще не опустошил бутылку.

Ее глаза стали вдруг задумчивыми, когда она отпила глоток из своего стакана и осторожно поставила его на мраморный столик.

— Кажется, наступает очень долгое лето. — Она вздохнула и взглянула на него с улыбкой. Он осторожно дотянулся до нее и погладил по руке.

— Я знаю. Может, когда-нибудь мы сходим в кино?

— Ты очень хороший, но неужели у тебя нет занятия получше?

Она знала, что есть. Он был в разводе уже четыре года и жил теперь с манекенщицей, которая переехала сюда из Нью-Йорка два месяца назад. Он обожал таких женщин, и они всегда отвечали ему взаимностью. Высокий, красивый, атлетичный, с голубыми ирландскими глазами и черными волосами, слегка присыпанными редкой сединой. Он резко отличался от Марка Эдуарда во всем, был легок в общении везде, где Марк держал себя официально; типичный американец, в то время как Марк вел себя как истинный европеец; удивительно непритязательный, в отличие от едва скрываемого высокомерия Марка. Дину всегда ставило в тупик, почему Марк Эдуард выбрал себе в партнеры Джима, но это был мудрый шаг. Особая неповторимость натуры Марка только подчеркивалась яркой натурой Джима; их звезды сияли, не затмевая друг друга, и они двигались по своим весьма различным орбитам. Дьюрасы редко встречали Джима в обществе. Он был занят своей собственной жизнью, своей коллекцией манекенщиц, в данный момент сократившейся до одного экземпляра — до поры до времени. Джим никогда не оставался надолго с одной женщиной.