Девять хвостов бессмертного мастера. Том 4 - Соул Джин

– О… – сказала Чэнь Юэ, и глаза её широко раскрылись, точно она вдруг осознала что-то важное, но доселе ускользавшее от восприятия. – Так это бывает?

– В общих чертах, – сказал У Цяньхэн.

– «Любви не ведающий совершенным не станет», – повторила Чэнь Юэ, держа перед собой на вытянутых руках раскрытую книгу. – У меня столько вопросов, но они все неясные, не могу пока выразить их словами. Мне нужно над этим подумать, учитель.

У Цяньхэн согласно наклонил голову. Чэнь Юэ положила книгу на стол и устремила взгляд в пространство. У Цяньхэн подпер голову рукой и непроизвольно на неё загляделся.

Чем станет для Чэнь Юэ её необычная внешность – подспорьем или проклятием? Император любит диковинки и будет рад заполучить ещё одну – живую – в свою коллекцию.

Ходили слухи, что император держит при себе только красавиц и ночами из его покоев доносятся сладострастные стоны. Чэнь Юэ легко может стать его фавориткой. Кому бы не хотелось обладать таким чудом, как девушка со светлыми волосами и необычными глазами? Император придёт в восторг, увидев её.

У Цяньхэн нахмурился и прикусил кончик ногтя, размышляя, отчего негодует при мысли об этом.

– Учитель? – позвала Чэнь Юэ.

У Цяньхэн мотнул головой и посмотрел на Сяоцзе.

Пока они предавались размышлениям, солнце скрылось за стенами поместья, но его отблески ещё играли на листве деревьев, на камнях садовых дорожек, на светлых волосах Чэнь Юэ…

У Цяньхэн, как во сне, протянул руку, коснулся ладонью щеки девушки и поцелуем её губ. Чэнь Юэ опешила на мгновение, потом резко оттолкнула У Цяньхэна и убежала. У Цяньхэн опомнился, схватился за лоб.

– Что я наделал! – пробормотал он. – Зачем… Как глупо! Меня же теперь выгонят!

Как странно было говорить о сожалениях и… не испытывать их.

[417] Непредсказуемая ученица и огорошенный учитель

У Цяньхэн провёл бессонную ночь, ожидая, что вот-вот явятся слуги и вышвырнут его из поместья, а может, ещё и побьют палками. Это меньшее, что он заслужил. Но ночь прошла, настало утро, а за ним так никто и не явился. Позже слуги принесли завтрак и воду для умывания – всё, как и в другие утра.

«Чэнь Юэ никому не рассказала?» – подумал У Цяньхэн с облегчением.

Ему бы не хотелось лишиться места, он убедил себя, что облегчение испытал именно поэтому.

Чэнь Юэ вела себя как обычно, словно вчера ничего и не произошло. У Цяньхэн всё-таки принёс ей извинения, назвав свой поступок недоразумением и слабостью, проявленной под влиянием момента.

Но Чэнь Юэ ответила беззаботно:

– Не нужно извиняться, учитель. Я убежала не потому, что рассердилась, просто… это было неожиданно и… застало меня врасплох. Что нужно делать, когда происходит подобное, учитель?

– Влепить пощёчину, – серьёзно ответил У Цяньхэн, – и не слушать никаких оправданий.

Больше к этой теме они не возвращались, и У Цяньхэн рад был видеть, что между ними не возникало неловкостей.

«Сяоцзе, может быть, и не поняла, почему это произошло, – подумал У Цяньхэн. – Если не заострять на этом внимания, она об этом забудет».

У Цяньхэн раскрыл книгу, и они продолжили разбирать стихотворения. Чэнь Юэ, как всегда, задавала много вопросов, и над некоторыми приходилось подумать, прежде чем отвечать.

У Цяньхэн, погружённый в поиски верных ответов, не замечал, что Чэнь Юэ ведёт себя вовсе не так, как обычно: если взгляд её ненароком останавливался на губах У Цяньхэна – ученики нередко «смотрят в рот» учителю, чтобы ничего не пропустить, – то на щеках её вспыхивал румянец, и девушка спешила отвести глаза.

– Почему влюблённых называют журавлями, учитель? – спросила Чэнь Юэ. – Эта метафора повторяется из стихотворения в стихотворение.

– Ты видела когда-нибудь журавлей? – спросил У Цяньхэн и, взяв кисть, нарисовал журавля. – Это красивая птица. Они создают пары на всю жизнь, и если один из пары погибает, то другой до самой смерти остаётся одиноким, поэтому верность любви называют журавлиной.

– Это печально, – сказала Чэнь Юэ. – Тогда и несчастную любовь тоже можно назвать журавлиной? Оставшийся журавль ведь наверняка несчастен, поскольку тоскует по своей утрате?

– Гм… – растерялся У Цяньхэн.

Так он эту метафору никогда не рассматривал. Чэнь Юэ вновь проявила живой, неординарный ум.

Время урока истекло, они распрощались до следующего утра.

У Цяньхэн почитал немного перед сном, чтобы подготовиться к следующему уроку. У него вошло в привычку угадывать, какие вопросы по стихотворению задаст ему Сяоцзе, и подготавливать ответы заранее. Но, должно заметить, он редко угадывал. Чэнь Юэ мыслила нестандартно и всегда подходила к вопросу основательно, но с неожиданной стороны, как, например, было с метафорой о журавлях. У Цяньхэн покачал головой, задул свечу и лёг спать.

Он никогда не засыпал сразу, как бы ни устал за день. В голову всегда лезли какие-то мысли. А в эту ночь, к тому же, разыгралась гроза, вспышки молний то и дело озаряли темноту, косыми полосами света вваливаясь в покои и через долю секунды откатываясь обратно в ночь. У Цяньхэн заслонил глаза ладонью, но чувствовал всполохи даже через сомкнутые веки.

Гром ещё не успел присоединиться к молниям, поэтому У Цяньхэн расслышал шаги. Он приподнял ладонь от глаз и во вспышках молний увидел, что в его покои кто-то вошёл.

На голову вошедшего было накинуто покрывало. У Цяньхэн решил, что это кто-то из служанок: женщины нередко накидывали на голову покрывало или верхнее одеяние, когда тайком пробирались к мужчине. У Цяньхэн знал, что такое случается в богатых домах, но не мог припомнить, чтобы видел в поместье У служанок.

«Надеюсь только, – подумал он нервно, – это не госпожа Чэнь».

Хозяйку он видел несколько раз, но ему даже думать не хотелось, что она могла к нему «воспылать». Она была дурна собой и сварлива.

Вошедший скинул с головы покрывало, скользнул к У Цяньхэну в постель. Очередная вспышка молний озарила комнату, У Цяньхэн смог разглядеть лицо ночного гостя.

«Чэнь Юэ?!» – поразился он.

Чэнь Юэ прижалась к его губам неумелым поцелуем и, прежде чем У Цяньхэн успел что-нибудь возразить или сделать, схватила покрывало, накинула его себе на голову и скрылась в темноте.

У Цяньхэн приподнялся на локте, прижимая к губам тыльную сторону ладони. Ничего подобного он не ожидал и теперь не знал, что и думать.

Спалось ему в ту ночь плохо, и на урок к Сяоцзе он шёл с опаской, но Чэнь Юэ вела себя как ни в чём не бывало, точно и не было вчерашней ночной вылазки и сворованного поцелуя. У Цяньхэн решил ничего не говорить, раз сама Сяоцзе об этом не упоминала.

«Быть может, она сделала это из любопытства? – подумал У Цяньхэн. – Да, это должно быть любопытство, разожжённое моим опрометчивым поступком».

Найдя объяснение, он успокоился и стал вести себя так, словно ничего не произошло.

Но ночью, когда У Цяньхэн лёг спать, всё повторилось: Чэнь Юэ пробралась в комнату учителя, закрываясь покрывалом от случайных взглядов, так же неумело, как и в прошлый раз, клюнула его в губы и поспешно скрылась. И в следующую ночь, и в последующую, и в те, что за ними…

Вероятно, Сяоцзе это забавляло. Другого объяснения У Цяньхэн найти не мог, но не собирался становиться чьей-то игрушкой.

«Если она делает это забавы ради, я её проучу», – решил У Цяньхэн.

Такие игры подрывали его учительский авторитет и задевали мужское достоинство.

Когда Чэнь Юэ в очередной раз пробралась в его постель, У Цяньхэн оказался проворнее: прежде чем девушка успела своровать с его губ поцелуй, У Цяньхэн схватил её за плечи и продемонстрировал, какими бывают настоящие поцелуи. Пожалуй, сделал он это грубовато, силой раздвигая её губы языком, но этого, он решил, должно хватить, чтобы припугнуть Сяоцзе: в другой раз не решится дразнить взрослого мужчину.

Чэнь Юэ так густо покраснела, что краска залила не только лицо, даже шею. Она явно не ожидала ничего подобного. У Цяньхэн, чтобы самому не «заиграться», отпустил её почти сразу же, предполагая, что Сяоцзе тут же пустится наутёк.