Непростые истории 5. Тайны ночных улиц - Кретова Евгения

Дима знал о ней всё: где живёт, чем занимается в свободное время, он даже знал, что нравится девушке, и был уверен, что и ей известно о нём достаточно, потому что иногда решительно шел к киоску, покупал розу и… немел, когда Елена протягивала цветок с неизменной улыбкой и словами: «Держите, Дмитрий Александрович». Она знала, как его зовут, она наверняка знала, где он живёт, и уж точно знала, кем работает.

Он возвращался в участок, ставил розу в вазу, вазу – на окно, и обещал себе, что в следующий раз обязательно пригласит девушку на свидание. Однако стоило Диме представить своё убогое холостяцкое логово с банкой кильки в холодильнике, с продавленным диваном, застеленным стареньким бельём, с ноющими днём и ночью канализационными трубами, потеками ржавчины на ванне, вконец обленившимися провайдерами на том конце сети, как «следующий раз» откладывался до следующего раза. Привести туда – королеву?!

Жара изматывала, и Дима рванул створки окна. Горячий ветерок тотчас всколыхнул угол жалюзи и пару увядших лепестков на подоконнике, ярко запылало платье Леночки, цвет которого ранее был притушен пыльными стеклами.

В ярко-красном, как атлас стяга, облегающем платье, низ которого едва прикрывал бёдра, в таких же красных туфельках королева закрыла киоск и, мотая рыжеволосой головой в такт музыке наушников, направилась к окутанному маревом жары автобусу.

Так рано?! Такого никогда не было!

Ревность слепозмейкой ударила по вискам, отравив разом и вязкий солнечный свет, и мысли следователя. Она же… на свидание… точно!

Дима вскочил, ударил кулаком по столу, опрокинув чашку с кофе на развёрнутый планшет, выскочил за двери, не зная ещё, что будет делать – догонять, говорить ей о любви, следить, что там за хахаль нарисовался, отбивать?

– Сегодня, – говорил он сам себе на бегу, – сегодня я приглашу Елену Прекрасную… куда-нибудь позову и…

Горячая стена наполненного жёлтым солнцем воздуха ударила, отрезвила Диму, змейка-ревность нырнула под сердце и затаилась там до времени. А если у девушки просто выходной? Если какие-то другие дела – не свидание?

Безотчётно он рванулся к автобусу, влетел, бросив взгляд на Леночку, занявшую сиденье впереди, смотрящую в окно и не заметившую его смятенной погони, прошагал к задним – свободным – и плюхнулся там, затаился, успокаивая сердечный трепет и дрожь рук.

«Не заметила? И хорошо», – думал Заморов, разглядывая красную пуговку наушника в аккуратном ушке.

По проходу шествовал знакомый водитель – грузный, с пивным пузом, с влажностью седого ёжика, с пятнами пота на белой фирменной рубашке. Лоб прорезала морщинка усталости, глаза цвета незрелой сливы ничего не выражали, но улыбка под блёклыми моржовыми усами была не дежурной, а вполне приветливой.

– Поздравляю, вам достался счастливый билет, – сказал водитель, склонившись к Леночке, – загадывайте желание.

Второй пассажир, третий… Шофёр не спешил, улыбался всем, перекидывался словечками, весело принимал деньги и отрывал билеты с ленты, почти торжественно вручал их, словно дармовые леденцы.

Пятый… Восьмой…

– Здравствуйте… – Взгляд водителя на мгновение омрачился, но тут же сменился на загадочный, словно он признавал их приобщённость к тайне пропавших людей, разгадать которую «морж» не мог помочь никак. – Сдача, – усач протянул мелочь и билет, тут же отошёл, не пускаясь в разговоры и расспросы – к чему тревожить занятого человека?

Двери глухо щёлкнули, перекрыли путь жёлтой патоке дневного света, и Дима ухватился за стоящее впереди кресло – автобус тронулся.

Люди в салоне синхронно покачивались, когда ретробус фыркал и дёргался – старинная колёсная машина не могла ехать так же плавно и тихо, как современный транспорт на воздушной подушке. Салон то пустел, то наполнялся. Они давно уже проехали и Леночкину остановку, и Димину. Заморов стал подозревать, что девушка всё же заметила его и ждёт, когда он будет выходить.

Дома закончились и, преодолев пологую насыпь, автобус покатил среди частных домиков пригорода.

Диму тоже стала одолевать дремота, сонный взгляд остановился на клочке бумажки, зажатой в пальцах: 367 538. Счастливый…

Счастливый! И у неё… у Леночки, стало быть, 367 529.

Капелька пота скатилась по виску, защекотала шею.

Всё изменилось в один миг. Увиделось вдруг, что медовый свет дня – вот он, с другой стороны мутноватого стекла, а здесь – сырая уверенная тьма. Предчувствие, что что-то должно случиться, наваливалось тёмными волнами.

Похожие на сонных мух пассажиры, видимо, спали с открытыми глазами. Они мерно качались каждый на своём сидении в такт ухабам окольной дороги, и, казалось, что убаюканной цепочкой едут к неотвратимой, словно паучьи лапы, смерти.

Ерунда, ну что особенного? Полутёмный салон, дремлющие люди, гул мотора… Но тонким, похожим на комариный писк, сигналом инстинкт выл о невидимой и жуткой беде так, что ладони Заморова вспотели, а сердце затрепыхалось, как будто силилось вырваться из тесного плена рёбер. Сглотнув ставший в горле ком, Дима понял, что больше всего на свете ему тоже хочется биться в двери-рёбра и кричать, чтобы выпустили.

Туманная дымка окутала салон, в ней зыбко и страшно покачивались силуэты, за стёклами, а может, в сознании Димы сгущалась темнота.

В какой-то момент ему показалось, что окружающее плывёт, теряет реальность, стены салона сдвинулись, а сам он, напротив, стал как будто болезненно чётким. Руки потяжелели, Дима видел каждую папиллярную линию на сжимающих билет пальцах.

Леночка!

С трудом Заморов приподнялся, сделал несколько тягучих, словно в маслянистой воде, шагов. Он перевёл дух и тронул Леночку за плечо, привлекая внимание. Дима сомневался, что Елена Прекрасная его видела, когда он заскочил следом в отъезжающий автобус, но сейчас она поглядела, будто узнавая после долгой разлуки. Немного растерянно обернувшись, девушка встрепенулась.

Время остановилось. Он что-то кричал… Но крик лился густой волной «йэ-э-э-э-э», и Дима тянулся к хватающим воздух тонким пальцам, силясь достичь… И понимая, что не успевает. Чёрная пелена окутала мозг.

Болела голова, во рту чувствовался металлический привкус, когда Дима открыл глаза.

Ржаво-охристая поверхность чавкнула, отпуская из объятий, жирноватая холодная грязь продавилась между пальцами. Дима сел, пытаясь унять головокружение и дрожь. Что случилось? Сколько времени прошло? Где он?

В белёсом, истекающем желтоватыми струйками тумане проступали тонкие болезненные силуэты искорёженных конструкций непонятного происхождения, уходила в марево глинистая грязь. И абсолютная мертвящая тишина. Что-то жуткое было в этой тишине: казалось, что недалеко, скрытое непроницаемой завесой, таится нечто огромное и наблюдает за ним. Дима обхватил плечи и обернулся. Всё то же: грязь, торчащие из мглы куски проволоки, похожие на антенны штыри и вкрадчиво переливающийся желтовато-белёсый туман.

Дима поднялся и, прихрамывая, двинулся вперёд. Вернее, наугад, потому что ориентироваться в этом мешке туманной взвеси было невозможно. Болело и плохо сгибалось колено – то ли ушиб, то ли сказалось лежание в холодной грязи. Штанины неприятно липли к коже.

Сделав несколько шагов, он провалился ногой в яму, дернулся, освобождаясь от противной липкости, побежал, снова споткнулся, чуть не упал, но схватился за что-то твердое и склизкое. Дима пригляделся, и его чуть не стошнило: изогнутый в смертельной конвульсии позвоночник, у трупа не было кожи, а виднеющиеся между костями багровые остатки плоти были покрыты жёлтой слизью.

Дима отдёрнул руку, замер, не в силах отвести взгляда от страшной находки. Пальцы судорожно сжали ткань брюк, стараясь избавиться от противной липкости.

«…Держите, Дмитрий Александрович…» – едва слышный женский голос в мертвенной тишине показался жутким.

Сердце остановилось, живот скрутило леденящим ужасом догадки.