Граф (СИ) - Конычев Игорь Николаевич

— Это же не случайность, так?

— Не понимаю, о чем вы, — отозвался капрал, продолжая мягко тянуть оружие на себя. — Случилось ровно то, что случилось.

— И что же я должен за это? — даже после переноса сознания в чужое тело в чудеса я не верил. Особенно если к ним причастны люди.

— Возможно, услугу, — уклончиво ответил Петр.

— И какую же? — я все же выпустил пистолет и позволил Нечаеву убрать оружие обратно в коробку.

— Исключительно ту, что послужит на благо Российской империи. — Нечаев со щелчком захлопнул крышку. — И лишь тогда, когда потребуется. Не переживайте, вас известят.

4. Под монастырь

Проснулся я от чьих-то причитаний. Голова раскалывалась, во рту пересохло, а по телу растеклись неприятные ощущения — оно и немудрено, ведь я уснул прямо в кресле у камина. И сколько мы вчера выпили? Или уже сегодня?

За окном во всю светило солнце, и весело щебетали птички. Несмотря на тяжелое похмелье, денек обещал быть хорошим. Я встал, с хрустом потянулся и огляделся: гости куда-то подевались. Надеюсь, это не князь там воет за стенкой.

— Прохор! — позвал я и тут же скривился от звука собственного голоса: в больной голове будто бомба взорвалась.

Никто не отозвался. Зря орал, выходит. Снова повышать голос не хотелось, поэтому я отправился на поиски хоть одной живой души в видавшем и лучшие времена особняке. В просторных и некогда помпезных залах сейчас было пустовато. Ощущалось запустение и отсутствие некоторых вещей — их будто совсем недавно вынесли и куда-то дели. Памятуя о словах Прохора касательно плачевного финансового состояния рода Воронцовых, вещи, скорее всего, банально продали. Но это меня сейчас заботило меньше всего.

Ориентируясь на звук, я вскоре отыскал источник непрекращающихся стенаний и всхлипываний. Им оказалась уже немолодая полная женщина. Она сидела, судя по убранству, на кухне, резала лук и самозабвенно роняла в небольшой тазик не только мелко нашинкованное растение, но и собственные горючие слезы.

Меня она не заметила.

— А что, соль закончилась? — полюбопытствовал я.

Женщина вздрогнула и затравленно посмотрела в мою сторону.

— Барин, — она попыталась встать, но я жестом велел ей этого не делать. — Есть соль, барин. А вам зачем?

Шутку она, очевидно, не оценила. Ну да ладно. Судя по виду, женщине сейчас не до юмора — плакала она точно не от лука.

— Что стряслось?

— Обед готовлю, — женщина тщательно пыталась сдержать слезы, но это ей не удавалось.

— А ревешь чего? — я нашел в шкафу мытые стаканы и кувшин с водой — то, что надо.

— Барин, я сейчас налью…

— Да сиди ты, чай не безрукий, — я выпил, вытер губы пропахшим табаком рукавом и повторил свой вопрос. — А ты у нас…

— Евдокия я, кухарка.

— И почему ты плачешь?

— Не могу сказать, барин. Вы ругаться станете.

— Не стану, — пообещал я.

Женщина с сомнением посмотрела на меня, но все же решилась:

— Вам давеча плохо было, — шмыгнула она покрасневшим носом, — и Демидка, сынок мой, в монастырь ходил, чтобы батюшку к вам пригласить.

— А он не пришел, потому что гореть в аду мне и всей моей семье, — кинул я, вспомнив вчерашний рассказ Прохора.

— Точно так, да, — закивала Евдокия, но тут же спохватилась. — То есть это я не про вас, барин, и не про семью вашу. — Затараторила она, напрочь позабыв о луке. — Я про то, что батюшка не пришел. Вы не подумайте чего! Мне…

— Все нормально. Говори дальше, о своей проблеме, — прервал я словесный поток, направляя мысли женщины в былое русло.

— Простите, — виновато потупилась она и снова шмыгнула носом. — Вчера вам лучше стало, ну я Демидку снова в монастырь отправила, чтобы попросить старцев о здравии вашем помолиться, да и просто узнать, не надо ли им чего, а то давно от них вестей не слышала. Сыночек мой вчера днем уехал, а домой так и не вернулся.

Руки и плечи Евдокии затряслись. Секунда, и она снова разрыдалась.

— Найдем мы твоего сына, не переживай, — успокоил я кухарку. — Скажи лучше, где Прохор? Я его в монастырь пошлю.

— Прохор пошел мужиков по деревням собирать, чтобы тушу полоза разделать, да кровь сцедить. Вы вчера с князем сговорились и продали ему червяка дохлого, намедни приедут за ним, подготовить надобно.

— Так, ладно, — я почесал затылок, — а кто еще тут есть?

— Только мы с вами, да порченые в подвале, — ответила женщина. — Еще Демидка мой…

Мда уж, дефицит кадров налицо.

— А гости где? — быстро сменил я тему. — Князь и его спутники?

— Рано утром уехали. Тот, который в очках, Его сиятельство в машину погрузил и увез. Вас велел не будить, но передал, что скоро с вами свяжется.

— Ага, — неопределенно буркнул я, вспомнив хитрый взгляд Нечаева. Ведь так и не сказал, кто он таков. Но человек непростой, это точно.

— Барин, — отвлекла меня от размышлений кухарка, — можно я Прохора попрошу в монастырь сходить? Вечером он вернется и…

— А до вечера ты будешь в еду слезы лить? Я Олежку пошлю.

Покрасневшие глаза женщины широко раскрылись, а румяные щеки побледнели.

— Вы что же, хотите порченого на святую землю отправить? Не можно так поступать, барин!

— И что мне, самому теперь идти? — возмутился я, на что кухарка испуганно опустила голову и снова тихонько заплакала.

Я коснулся ее плеча, чтобы успокоить, но сделал только хуже: Евдокия испуганно вздрогнула и отстранилась, будто ожидала удара. Она сжалась и мелко задрожала. Неужто прежний Воронцов и на нее руку поднимал? Вот же гнида…

— Спокойнее, найду я твоего сына. Долго до монастыря идти? — мне в голову пришла шальная мысль воспользоваться драгуном. Но едва ли древний доспех обрадуется, если его разбудят не ради битвы. Чего доброго, убьет меня, как старого хозяина.

— С-с-сами? — Евдокия, кажется, не поверила своим ушам.

Я утвердительно кивнул, налил в чистый стакан воды и подал ей.

— Прохор говорил, что вы изменились, барин, но я не верила, — пролепетала кухарка. — До монастыря быстрее будет на лошадке добраться. Демидка вашего коня в чистоте содержит, скорее сам не поест, но его завсегда накормит.

— Еще бы знать, как на нем скакать, — пробормотал я.

— Что вы сказали? — не расслышала кухарка.

— Веди, говорю, меня на конюшню. Запамятовал я, где она.

— Сейчас-сейчас! — засуетилась Евдокия.

Она отложила готовку, вытерла полные руки о фартук и вышла из кухни. Я зашагал за ней, по пути запоминая дорогу. Мы вышли из особняка, свернули направо, потом еще раз и, миновав узкую тропинку вдоль неухоженной живой изгороди, оказались в конюшнях. Все стойла кроме одних пустовали.

— Вот тут обычно Зорька стоит, лошадка Демидкина. Он на ней вчера уехал. А вот тут ваш Демон…

— Подходящее имечко, — я встретился взглядом с темными глазами огромного вороного жеребца с пышной гривой. Красивое и сильное животное смотрело на людей грозно и раздувало ноздри. Особенно недобро конь таращился на женщину.

— Если от ворот прямо идти, то там тропинка будет, у леса, — Евдокия начала медленно пятиться назад. — Там еще путевой столб рядом стоит. Вот с той тропы не сворачивайте и до монастыря доберетесь.

— Понял, — я кивнул и осмотрел коня. Ездить верхом мне прежде не приходилось, а на этой зверюге даже седла нет. — А как мне… его подготовить?

— Тоже запамятовали? — Евдокия остановилась, но по ее лицу было видно, что она предпочла бы вернуться на кухню.

— Вроде того.

— Я подскажу. Много раз видела, как Демидка Зорьку седлает. Все запомнила и вас научу.

— А может ты сама? — предложил я, на что кухарка замотала головой так, что ее румяные щеки затряслись.

— Ни в жизнь, барин! Демон только вас да Демидку к себе подпускает. Я к нему даже близко не подойду, хоть что делайте!

Мне оставалось только вздохнуть. Впрочем, Евдокия оказалась хорошим учителем, а конь, действительно, не проявлял ко мне никакой враждебности, правда продолжал темным глазом коситься на стоявшую в стороне кухарку. У меня даже сложилось впечатление, что, несмотря на травоядную природу, Демон хотел ее сожрать.