Госэкзамен - Панфилов Василий "Маленький Диванный Тигр"

– Господи… – она завыла, сотрясаясь всем телом и прижимая к лицу нечистое полотенце.

– … сподобилась, – вытолкнула она из себя, ещё пуще заливаясь слезами, – счастье-то какое…

Додик часто заморгал и снял очки, протирая их манжетой и хлюпая носом, а Кузьмёныш, завздыхав, без лишних слов обнял мать. Уткнувшись лицом в тёплую макушку сыны, Глафира плакала от счастья.

Говорить что-то членораздельное она не могла, но…

– … Господи… кому в Расее… досыта, каждый день…

– … костюмчик, – дрожащими губами вытолкнула она, – Думать не могла! Костюмчик! А теперь…

Она всхлипнула и зарыдала ещё сильней, но это были слёзы счастья.

– Скри-ипочка-а… тала-ант!

– Обещай! – она вцепилась в сына обеими руками и уставилась глазами, из которых слёзы текли – ручьём! – Обещай… все силы… Ну же… ну!

– Обещаю… – вытолкнул из себя Кузьмёныш, готовый в эту минуту пообещать что угодно, лишь бы мама прекратила плакать. Он смутно догадывался, что футбол, может быть, для него и не всё… Но что многие мальчишеские удовольствия для него отныне под запретом, это точно!

А другой стороны – скрипочка… Нравится ведь! И костюм… не этот, жаркий и колючий, а костюм вообще!

– Обещаю, – уже уверенней повторил он, и мать прижала его к полной груди, разрыдавшись с новой силой.

Завидев толпу, длинной змеёй протянувшейся к спрятанному в глубине сада двухэтажному особняку в колониальном стиле, Глафира неосознанно замедлила шаги, прижав край расписного платка к губам и неверяще округляя глаза.

– Охти… – вырвалось у неё, – это што ж, все…

– Ага, – угрюмо отозвался Кузмёныш, прижимая к боку футляр со скрипкой и упрямо наклоняя подбородок к левому плечу. Проходя вперёд, он грозно сопел, готовый в любой момент двинуть какому-нибудь задаваке по сопатке. А то ишь! Смотрят!

– Это ж сколько народищу… – театральным шёпотом брякнул идущий позади Сашка Ванников, взятый за компанию, – и все сюды? Ужасть! Я б помер со страху, вот ей Богу!

Сердце у Кузьмёныша, после услышанного-то, провалилось куда-то вниз, в район мостовой и даже ниже…

… а потом забухало заново, часто-часто! Сзади послышался звук подзатыльника, и змейски зашипела на приятеля Ида Левинсон – рослая, нахальная, носатая девчонка с повадками опытной базарной торговки – вся в мамеле, дай ей Б-г здоровья!

– Я тибе язык с губами на ключь сажать буду! Не умеешь думать, так не берись мотать нервы вслух! Делай молча и сибе, а не всем окружающим разом!

– Так его! – гоготнул нахальный Севка, рассуждая на тему жениха и невесты, и что характерно – не встречая отпора по этому поводу.

– Воспитывает, – дипломатично отозвался чернявый Пепе, и на душе у Кузмёныша стало почему-то легче. Па-адумаешь! Он, может, всю жизнь (то бишь последние три месяца оной) хочет стать моряком! Если на скрипочке не получится, то вот он, запасной план!

Будет моряком, пиратом и известным путешественником. Ну или торговать с дикими племенами и охотиться на львов! А потом приезжать к матери и дружкам, весь в шрамах от львиных когтей и кафрских ассегаев, пропотелый и запылённый, как дядя Фриц, и рассказывать, посасывая трубочку, истории о своих приключениях, одна другой интересней и чудесатей.

" – А можно же и тово… – постучалась в потную мальчишескую голову горячечная мысль, – разом! Со скрипкой это… концентрировать, и на львов с кафрами приключаться!"

Додик, деликатно подхватив идущую впереди Глафиру под локоток, втолковывал ей что-то успокаивающее, наклонившись пониже.

" – Женихается, штоль? – отвлёкшись от будущих гастролей с ручным львом и преданным слугой-кафром, которого он самолично от чего-нибудь спасёт, недоумённо подумал мальчишка, следя за губами аптекаря, почти касающегося уха женщины, – Мамке двадцать пять годочков уже, куда ж…"

В этот момент его толкнули, и мысли по поводу предполагаемого жениховства и его, Кузьмёныша, отношения к этому, вылетели из головы. Осталось только возмущение и готовность если вдруг что – по сопатке!

… по сопатке не получилось, потому как мальчишек развел дядя Гектор Христодулопулос и дядя ПалВаныч, коротко выговорив обоим.

Померявшись взглядами и…

… Кузьмёныш залихватски и оченно круто сплюнул через дырку в зубах прямо под ноги противному толкачу.

… а оппонент очень гадко и невоспитанно харкнул через губу под ноги людям.

… разошлись.

– Флейта, – снисходительно сказал Сашка, проводив взглядом мелкого невоспитанного поца с верблюжьими привычками, – от неё футляр.

– То-то! – подытожил Кузьмёныш, будто ставя точку в несостоявшемся споре о крутости. В негласном музыкальном рейтинге скрипка занимает почётное первое место, деля его с роялем. А флейта… ну, тоже инструмент! Не литавры и не треугольник, знамо дело… вот уж где стыдобища-то!

– Он ещё и с мамочкой пришёл, – сказала Ида, и в этих словах Кузьмёнышу послышалась подковырка. Он внимательно поглядел на девочку, но та с деловитым видом отковыривала болячку на локте, не обращая на мальчика никакого внимания.

– Ну да, – неуверенно согласился будущий великий музыкант, путешественник и охотник на львов, – маменькин сынок!

А сам он… ну это же совсем другое дело! И вообще…

… сделав вид, что очень занят, Кузьмёныш уткнулся глазами в огромную матерчатую вывеску, растянутую на чугунной ограде.

"Комиссия по делам молодёжи"

Очередь неспешно тянулась, и Кузьмины продвигались всё ближе к саду, поросшему такой умопомрачительной красотищей, какой на Земле и быть не может. За это время Кузьмёныш успел изучить каждую буковку на вывеске, каждый причудливый, художественно оформленный завиток, состоящий будто бы из танцующих языков пламени.

– … и раз-два-три… – слышалось то и дело, и какая-нибудь девочка, встав на носочки, кружилась прямо на каменной дорожке, разминаясь…

… а заодно и деморализуя соперниц!

Повсюду молодые улыбчивые люди с нарукавными повязками волонтёров, разносящие лимонад, пресекающие ссоры и терпеливо отвечающие на вопросы.

– … а где? – робко вопросил очередной претендент, высадивший на нервной почве литра полтора бесплатного лимонада со льдом, и смутился, не договаривая…

– Пройдёмте, – ответ доброжелательный, без малейшей тени улыбки, и долговязый мальчишка лет двенадцати, алея ушами, поспешил за волонтёром куда-то за кусты.

В гул голосов вклиниваются распевки, из особняка доносится то пение а капелла, то звуки рояля или фагота. А очередь всё ближе и ближе…

– … Кузьмин! – доносится как сквозь вату, и вот он перед комиссией, отвечает на вопросы, а что…

… убей Бог, не вспомнить!

– … и ад либитум [16], – доброжелательно говорит пожилой и очень известный музыкант, переглянувшись с Надей Гиляровской, сидящей по левую руку.

– … безусловный талант, – соглашается комиссия, и Кузьмёныша ажно качает от волнения. Он сейчас не понимает решительным образом ни-че-го… Слышит, запоминает, но не понимает!

– Стипендия? – деловито спрашивает председательствующего молоденькая, невозможно красивенная жидовка, которую весь Дурбан знает как невесту Самого Егора Кузьмича.

– Пожалуй… – кивает мэтр, склоняя голову с львиной гривой седых волос.

– … поздравляем, молодой человек, – пожилой музыкант, встав из-за стола, пожал мальчику руку, – вы приняты стипендиатом в Школу Искусств!

– … класс Григория Ильича, – втолковывал ему седовласый, – Школа Искусств, пока строится, поэтому занятия идут…

Видя полную невменяемость новоиспечённого стипендиата, мэтр вздохнул и подозвал родителей мальчика…

… но Глафира Ивановна только улыбалась растерянно и очень счастливо.

– Кхм… я тут некоторым образом, – смущённо начал Додик, подойдя к комиссии и подхватывая женщину под локоток. До Кузьмёныша, как через вату, доносились обрывки фраз.

– … пока в особняке Владимира Ивановича… проехать можно на конке или…