Несбывшаяся весна - Арсеньева Елена

Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 93

– Да ладно, бросьте, все обойдется! – усмехнулся Мурзик, помахал рукой да и пошел по направлению к своему пятому бараку, напевая:

Александра и Надя-Кобел смотрели ему вслед.

Прорыдав последние слова, Мурзик вдруг заорал на весь лагерь – до того противно, пискляво, дурашливо, что женщины вздрогнули:

А затем, хохоча, словно наперсточник, открывающий секреты своего жульничества облапошенным им простакам, Мурзик выкрикнул:

И скрылся за углом барака.

Надя-Кобел покрутила пальцем у виска и угрюмо вздохнула. Она довела Александру до санчасти и велела санитару Фролову никому дверей не отворять. Пусть хоть кто там за ней помирает и даже нож у него из груди торчит! Не отворять, и все, если рядом с этим человеком не будет доктора Никольского, или начальника лагеря, или, на худой конец, ее самой, Нади-Кобел.

Александра думала, что глаз не сомкнет, однако уснула, едва легла на свой топчанчик. Она хотела бы увидеть во сне Игоря или Олю, но не видела никого, только песик-братик раз выглянул, молодой, взъерошенный какой-то, но тут же скрылся, словно спохватившись, и ночь прошла в пустом сером тумане. А к утру очень голова заболела, так заболела, что даже страхи как-то поутихли.

Так потом день и промучилась.

Из санчасти ни на шаг не уходили доктор Никольский и санитар Фролов. Надо понимать, охраняли Александру. Собирались даже остаться тут ночевать, но вечером…

Вечером снова пришла Надя.

Сняла с головы знаменитый тюрбан, обнажив стриженую макушку, и рассказала: нынче на лесоповале Мурзик встал перед бригадой на колени в снег и признался, что убил Кочегара. Убил, чтобы спасти от него Маманью. Потом сказал, что хочет выкупить жизнь Маманьи своей кровью и просит дать ему клятву, что в обмен на его кровь они поклянутся Маманью больше не трогать. И если кто нарушит ту клятву, то чтоб его на ножи поставили.

Ошеломленные авторитеты поклялись, что такой человек, кто решится его последнюю волю нарушить, будет заживо на клочки растерзан. И они лучше сами Бульку заранее пришьют, чем дадут ей хоть слово поперек вякнуть. Так что, Мурзик, не тревожься, сказали, все будет путем. Маманья в безопасности. Пускай дальше живет!

Получив это нерушимое слово, Мурзик неторопливо вынул из рукава спрятанный там жульман и на глазах у всех перерезал себе горло.

«Но он же привет Шурке собирался передать… Значит, Шурка умер!» – это было первое, что подумала Александра. Потом она заплакала. И никак не могла понять, по ком же плачет: то ли по Шурке, то ли по Мурзику.

А какая вообще-то разница?

Ольга вспомнила, как Варвара Савельевна сказала однажды: «Караимы говорят: бывает, что в степи прилетит пуля ниоткуда и убьет тебя, когда ты радостно смотришь на солнце».

Вот она, та пуля. Прилетела.

– Ага, – сказал Поляков спокойно. – Все-таки это был именно «ТК», а не «браунинг».

Петр кивнул:

– Совершенно точно. Где коробка? – И он сильней ткнул Ольгу в висок стволом.

Глаза Полякова чуть сузились, и Ольга, поймав его взгляд, проговорила, словно под диктовку:

– Не здесь. Я ее спрятала внизу.

– Где?

– В прачечной.

– Где?!

Петр отпихнул ее так, что она упала на колени, а сам в одно мгновение оказался сидящим на кровати рядом с Поляковым.

– А сейчас!.. – закричали за занавеской. – А сейчас выступает наш знаменитый клоун-фокусник Вася-Не-Горюй!

Затрещали хлопушки.

– Будете фокусничать, – предупредил Петр, приставляя пистолет на сей раз к голове Полякова, – пристрелю обоих. Никто ничего не услышит.

– Новые анекдоты! – кричал Вася-Не-Горюй. – Новые анекдоты про Гитлера! Стоят Гитлер и Геринг на вершине берлинской радиобашни. «Что бы такое сделать, чтобы повеселить берлинцев?» – размышляет Гитлер. Геринг отвечает: «А почему бы тебе просто не спрыгнуть вниз?»

Захохотали громче хлопушек.

– Петр, – с трудом выговорила Ольга, потирая висок, – это правда, что ты был с Никитой, мужем Варвары Савельевны, в лагере?

– Да, правда.

– А за что тебя посадили?

– Не заговаривай мне зубы, Оленька! – усмехнулся Петр. – Какая разница, за что? Я там жизнь провел. Сначала в их поганых детдомах, потом в тюрьмах, потом в лагерях. Ну, так и быть, скажу: попал туда за родителей, вернее, за моего дядьку.

– Который тут, в Энске?

– В Энске у меня никого нет. Только… соратники. Помощники.

– Это Братчиков твой помощник? – спросила Ольга.

– Партайгеноссе, – уточнил Поляков с непроницаемым выражением.

– Поосторожней, ты, паршивая советская сволочь! – посоветовал Петр. – Знаешь, за что ты словил пулю? С самого начала пуля предназначалась ей, – он кивком указал на Ольгу. Потом чуть повернул голову, вонзил в нее взгляд. – Как только Валентина рассказала мне, что ты начала болтать про моего дядьку в Энске, я понял, что ты стала опасной. Вдруг бы кто-то начал меня проверять? Я хотел пристрелить в той подворотне вас обоих. Но ты ни с того ни с сего сорвалась с места и кинулась бежать. Пришлось ограничиться майором. Я тогда мысленно тебя похвалил: какая девочка принципиальная, ну прямо Павлик Морозов в юбке. А ты что сделала? Немедленно изменила своим принципам. Что, он тебя под пистолетом заставил?

– Пистолет ты у меня забрал, – проговорил Поляков.

– Надо было тебя добить из твоего же пистолета, – сокрушенно покачал головой Петр. – Ну ничего, сейчас я исправлю ошибку. При звуке первой же хлопушки!

– Приезжает Гитлер с визитом в психбольницу! – кричал в палате Вася-Не-Горюй. – Пациенты выстроились в ряд и вскинули руку в нацистском приветствии. Гитлер идет вдоль шеренги больных и вдруг замечает, что одна женщина стоит с опущенными руками. «Почему ты не приветствуешь меня, как остальные?» – возмущается он. Та отвечает: «Майн фюрер, я медсестра, я не сумасшедшая!»

– Ха-ха-ха! – взорвалась хохотом палата.

Поляков не знал, что делать. Понятно, что при первой возможности Петр убьет его и заставит Ольгу идти искать коробку. Потом пристрелит и Ольгу, когда поймет, что коробки в прачечной нет.

Может быть, отдать ему документы? А когда он отвлечется, выхватить свой пистолет…

– Слушай, погоди, – сказал Поляков. – Если получишь свои бумаги, отпустишь ее?

– Ну а ты бы на моем месте отпустил? – усмехнулся Петр. – Она же крик поднимет!

– Пожалуйста, – проговорила Ольга дрожащим голосом, – Петр, давай его свяжем, – она указала на Полякова. – Ты сам свяжи, чтобы он не помешал тебе уйти. Я отдам бумаги, и ты… ты можешь убить меня, только, пожалуйста, ну пожалуйста, его не…

У нее перехватило дыхание.

– Наверное, я должен зарыдать от того, что слышу и наблюдаю, – хмыкнул Петр. – Но я не буду рыдать.

– Начальник расового отдела выступает перед публикой, – не унимался Вася-Не-Горюй, – и рассказывает: «Представители новой расы будут стройными, как Геринг, светловолосыми, как Гитлер, и рослыми, как Геббельс».

– Ха-ха-ха! – отреагировала публика.

– А это моя помощница, собачка Немка! – крикнул клоун. – Немка, покажи, как ваш народ любит своего фюрера?

Раздался грозный лай.

– Ой, ой! – заорал Вася. – Ты порвешь мои новые галифе! И я стану похож на тех фрицев, которых выбили из Сталинграда!

Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 93