Мартовскіе дни 1917 года - Мельгунов Сергей Петрович

3. Вокруг сов?тскаго "манифеста".

"Безумным и преступным ребячеством звучит эта корявая прокламація: "...немедленное прекращеніе кровавой бойни", — записывает Гиппіус в дневник? 9 марта по поводу одного выступленія большевиков... "В этом "немедля" только может быть или извращенное толстовство или неприкрытое преступленіе. Но вот что нужно и можно "немедля". Нужно, не медля ни дня, объявить именно от новаго русскаго нашего правительства русское новое военное "во имя"... Конкретно: необходима абсолютно ясная и твердая декларація насчет наших ц?лей войны". Что же надо сказать русскому народу? На это пытался отв?тить такой психолог народной души и знаток народнаго быта, как Короленко, в стать? "Отечество в опасности", напечатанной в газетах 15 марта.

Обращеніе писателя вызвано было воззваніем Времен. Правительства, написанным Набоковым, в котором недвусмысленно говорилось о "надвигающейся и уже близкой" опасности со стороны вн?шняго врага: ..."прислушайтесь! Назр?вают и вскор? могут наступить грозныя событія. Не дремлющій, еще сильный враг уже понял, что великій переворот, разрушившій старые порядки, внес временное зам?шательство в жизнь нашей родины. Он напрягает посл?днее усиліе, чтобы воспользоваться положеніем и нанести нам тяжкій удар. Он стягивает, что может, к нашему фронту. С наступленіем весны его многочисленный флот получит свободу д?йствій и станет угрожать столиц?. Враг вложит вc? силы свои в этот напор. Если бы ему удалось сломить сопротивленіе наше и одержать поб?ду, это будет поб?да над новым строем, над освободившейся Россіей. Все, достигнутое народом, будет отнято этим ударом. Прусскій фельдфебель примется хозяйничать у нас и наведет свой порядок. И первым д?лом его будет возстановленіе власти Императора, порабощеніе народа". В обращеніи военнаго министра еще опред?ленн?е говорилось, что по полученным св?д?ніям "н?мцы, узнав о происшедших в Россіи событіях, сп?шно стягивают силы к С?верному фронту, р?шив нанести удар Петрограду". Многим впосл?дствіи казалось, что Правительство сознательно н?сколько форсировало, по тактическим соображеніям, положеніе, но, повидимому, нависшая угроза в т? дни казалась реальной под вліяніем телеграммы Алекс?ева 9 марта о подготовк? н?мцами "сильнаго удара в направленіи на Петроград"... Исполнявшій фактически обязанности верховнаго главнокомандующаго, настаивая на принятіи "самых р?шительных и энергичных м?р к уничтоженію поводов разложенія арміи", указывал, что операціи н?мцев могут "заставить нас совершенно очистить направленіе на Петроград", и что н?мцы "в іюл? м?сяц? могут при удач? достигнуть столицы. Потеря же столицы, в которой сосредоточено главн?йшее производство боевых припасов, знаменует собой наше пораженіе, конец войны, кровопролитную междоусобную войну и ярмо Германіи. Надо твердо и опред?ленно помнить, что нын? вс? без различія партій не только вполн? примирятся с происшедшим переворотом, но и будут прив?тствовать свободу Россіи лишь при условіи доведенія войны до поб?доноснаго конца [378]. В противном случа? вн? всякаго сомн?нія значительная часть населенія припишет неудачи тому, что переворот произведен в настоящее время, будут искать виновников, будут мстить и междоусобица неизб?жна". Позже Алекс?ев признал ошибочность своих предположеній и 30-го писал Гучкову, что "н?т никаких реальных данных, указывающих на продвиженіе н?мцев".

По поводу этой надвигающейся опасности и написал Короленко. Позиція его столь показательна, что приведем из н?сколько позабытой статьи большую цитату: "Телеграммы военнаго министра и Временнаго Правительства бьют тревогу. Опасность надвигается. Будьте готовы. К чему? К торжеству свободы? К ликованію? К скор?йшему устройству будущаго? Н?т, к сраженіям, к битвам, к пролитію своей и чужой крови. Это не только грозно, но и ужасно. Ужасно, что эти призывы приходится слышать не от одних военных, чья профессія — кровавое д?ло войны на защиту родины, но и от нас, 70 писателей, чей голос звучит естественн?е в призывах к любви и миру, к общественному братству и солидарности, кто всегда будил благородную мечту о том времени, когда народы, распри позабыв, в великую семью соединятся... Тревога звучит, ширится, облекает страну. Я желал бы, чтобы голос печати звучал, как труба на зар?, чтобы подхватить его, передать дальше, разнести всюду до самых дальних углов, заронить в наимен?е чуткія сердца, в самыя безпечныя души. Тревога. Тревога. Смотрите в одну сторону. Д?лайте в эти дни одно д?ло, им довл?ющее. С запада идет туча, какая когда-то надвигалась на Русь с востока. И она готова опять покрыть т?нью родную землю, над которой только что засіяло солнце свободы. До сих пор я не написал еще ни одного слова с таким призывом, но не потому, чтобы я и прежде не считал обязательной защиту родины. Правда, я считаю безумной свалку народов, озарившую кровавым пожаром европейскій мір и грозящую перекинуться в другія части св?та, великим преступленіем, от отв?тственности за которое не свободно ни одно правительство, ни одно государство. И когда наступит время мирных переговоров, то, по моему глубокому уб?жденію, эта истина должна лечь в основу для того, чтобы этот ужас не повторялся. Нужно быть на страж? великаго сокровища — мира, которое не сум?ли оберечь для нас правительства королей(?) и дипломаты. Когда это несчастье готово было разразиться (я говорю ото искренне и с сознаніем всего значенія слова), я не пожал?л бы отдать остаток жизни т?м, кто мог бы с каким-нибудь в?роятіем усп?ха противод?йствовать этому безумію д?ятельною идеею челов?ческаго братства. Она давно зародилась в благородн?йших умах и пускала уже ростки в челов?честв?. Да, за это д?ло стоило бы отдать жизнь, если бы была мал?йшая надежда удержать море вражды и крови. Но ростки международнаго братства еще безсильны, как игрушечныя плотины перед порывом моря, и ничего удержать не могли. Это не упрек иде? международнаго братства. Слабая вначал? идея часто со временем завоевывает мір. Но теперь, пока она слаба, в д?йствительности она может служить опорой благородной мечт?, ут?шеніем, но не средством защиты. Это дальній огонь, но не указаніе ближайших путей в виду страшной опасности. А р?чь идет именно о том, что надвигается, что уже близко, что закрывает нам св?т, требует немедленнаго отв?та. Оно может на стол?тіе положить тяжелый гнет на жизнь покол?ній. Вот почему я чувствую повелительную обязанность заговорить о предмет?, мн? не свойственном в обычные дни, чтобы передать моим согражданам свою тревогу. Россія только что совершила великое д?ло, свергла в?ковое иго... Если бы теперь н?мецкое знамя развернулось над нашей землей, то всюду рядом с ним развернулось бы также мрачное знамя реставраціи, знамя возстановленія деспотическаго строя... Для отраженія этой опасности Россія должна стоять у своего порога с удвоенной, с удесятеренной энергіей. Перед этой грозой забудем распри, отложим споры о будущем. Долой партійное м?стничество. Долой — призыв к раздорам. Пусть историческая роковая минута застанет Россію готовой. Пусть вс? смотрят в одну сторону, откуда раздается тяжелый топот германца и грохот его орудій. Задача ближайшаго дня — отразить нашествіе, оградить родину и ея свободу... Оставим же будущему дню его злобу и его вопросы. Теперь одно вниманіе, вниманіе в этот великій р?шительный час. Нужно не только радоваться и пользоваться свободой, но и заслужить ее до конца. А заслужить можно одним — посл?дним усиліем для отраженія противника. Работа на фронт? и в тылу, на всяком м?ст?, до отраженія опасности, до конца великой войны. Может быть, это время уже близко; близок день, когда на великое сов?щаніе мира явятся в семью европейских народов делегаты Россіи и скажут: мы вошли в войну рабами, но к концу ея приходим свободными. Выслушайте же голос свободной Россіи. Она скажет теперь не то слово, которое сказали бы царскіе дипломаты. У Свободной Россіи есть, что сказать на великом сов?щаніи народов, которое должно положить основы долгаго прочнаго мира".