Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 100
Он отправился к двери. Китаянка сидела на постели, по-прежнему неподвижная. В ее тонких пальцах тлел окурок. Он уже догорел и сейчас нестерпимо жег ее кожу, но та словно не замечала боли.
— И между прочим, — Неро задержался на пороге, выглянув в коридор, и заметил со злобным сарказмом: — к вам, кажется, очередной клиент! Готовьтесь до конца доиграть роль шлюхи. Всего хорошего!
В узких глазах китаянки набухали крупные, как кристаллы, слезы бессильного отчаяния.
Парижская квартира издательства «Ad Libitum», превратившегося сейчас в издательский концерн «OMNIES», размещалась в старинном особняке на авеню де Шампобер, двадцать пять, — в угловом доме, широким выгнутым фасадом выходившем на авеню Сюффрен. Из окон слева простиралась эспланада Марсова Поля и фитиль Эйфелевой Башни, а справа высились мрачноватые фасады комплекса Эколь Милитэр и торчащий за ними неоконструктивистский сырный кусок Дворца ЮНЕСКО. Здесь еще со времен Клемансо размещалась редакция одной из старейших правых газет — «Либерасьон» — и дух знаменитой автономии этой газеты еще плавал в кабинетах с высокими лепными потолками. Грузные амуры и худосочные наяды в углах лепнины определяли царствующую фривольность. Тут издавали все эпатажное, скабрезное, шокирующее и сенсационное: от ранних поэм маркиза де Сада с комментариями первой «Эммануэли», актрисы Сильвии Кристель, до иллюстрированной «Энциклопедии сексуальных отклонений»; от скандального «Учебника расчленения» Эрвина дю Брюйара до девятого издания «Сатанинских стихов» Салмана Рушди. Старые платаны щекотали кронами жестяные подоконники второго этажа, в комнате отдыха для корректоров, во флигеле, на столах сидели, сбросив туфли, какие-то кожаные девицы с серьгами в носу, и явно пахло марихуаной. А в кафе «Нерон», через авеню Де-ля-Мотт-Пике, был проведен один параллельный телефон, чтобы в любой момент разыскать там кого-то из сотрудников.
Майбах царил в угловой комнате, с полукруглой стенкой эркера. Сейчас он расхаживал по кабинету в расстегнутой чуть ли ни до пупа сорочке, полосатых брюках и носках. Штиблеты, пиджак с галстуком — все это, небрежно брошенное, покоилось на диванчике. Секретарша, Элизабет Гэдд Арби-Муа, куталась в ангорскую кофту, приколотую на острые плечи. В Париже, по местным понятиям, стояли холода: ведь было всего восемнадцать градусов тепла.
Майбах диктовал очередной приказ по издательству:
— …В связи с фактом предъявления необоснованных претензий права собственности на коллекцию манускриптов, личной переписки Вольтера и Екатерины Второй, являющейся неотъемлемой и законной частью экспозиции издательского концерна «OMNIES» на Международном книжном салоне… прошедшем… со стороны швейцарской фирмы «NOGA», настоящим приказом предписываю… Вот суки, а еще Швейцария! А еще Ламарк, шоколад «Tobleron»… Хренопуталы!
— Простите, патрон? — Мадемуазель Арби-Муа подняла красивую, наголо стриженную головку, с татуировкой в форме мистического узла восьми буддийских символов доброго предзнаменования — на левом височке.
— Э-э… это, нет, это я про себя! Итак, предписываю. Первое. Всем штатным сотрудникам издательского концерна производить каждое рабочее утро следующий ритуал: вставать с левой ноги, при этом пяткой правой ноги три раза ударять в пол, произнося слово «Т-А-К!» Повторите: «Tak!» Звук «k» на конце.
— Да. Tak-tak. Простите, патрон, а что это значит?
— Древнеславянское заклинание, — обронил Майбах, рассматривая свои синие носки. — Итак, второе. Ах, нет, дополнение: офис-менеджеру издательства выделить ровно тридцать минут в течение первой половины рабочего дня, на оплачиваемой основе, для проведения указанного комплекса упражнений с опоздавшими, либо находившимися в разъездах сотрудниками. Об исполнении докладывать ежедневно! Второе: при посещении издательства всем штатным сотрудникам предписано совершать нижеуказанные действия. Абзац. Резким движением сбрасывать с левой ноги любую обувь в сторону определенного места, а правую ногу, заблаговременно лишенную обуви, омывать в специально подготовленной «мертвой воде». Это переводится? Отлично. Дополнение: ответственному по хозяйственной части издательства установить в холле мешки для отбрасываемой обуви, а также ванночки с водой подземного происхождения и сменные полотенца. Та-ак, что же третье? Третье! Провести в издательстве культурный вечер, посвященный жизни и творчеству русского барда… нет, напишите: поэта Александра Городницкого, с обязательным исполнением песни «Жена французского посла». Заказать за счет фонда представительских расходов издательства сувенирную продукцию в количестве девятьсот девяносто девяти штук ровно, с логотипом издательства и фразой… сейчас…
И Майбах, притопывая, пропел:
Как высока грудь ее нагая,
Как нага высокая нога!
Крокодилы, пальмы, баобабы
И жена французского посла!
Мадемуазель Элизабет, слушая туманный перевод стиха, резво перепечатала приказ на русском и французском языках, переводя на ходу. Майбах зашел за ее прямую, худую спину и посмотрел на монитор, чтобы убедиться, все ли верно. Прочел, успокоился, почесал лоб:
— Да, и пусть это четверостишие, с подстрочником, разместят на табличках по две штуки на этаж. Лев Николаевич наш неугомонный пусть проследит! М-м, что ж еще?
Секретарша посмотрела на шефа из-под мощных надбровных дуг. Как большинство типичных француженок, она слегка напоминала маленькую обезьянку.
— Прошу прощения, патрон. А что означают все эти… упражнения?
— Ну, мадемуазель Элизабет, это же совсем просто. Фирма «NOGA» настаивает, что она права и должна забрать манускрипты. А вот и нет. Мы каждое утро будем утверждать: наше дело правое, а ее «нога» — левая! Левая она в этом деле! Merde, как это сказать? А, лишняя она! Заклинаем «ТАКом», потом приходим в издательство и отбрасываем эту левую «NOGA», черт бы ее драл, в сторону. А правоту правой ноги купаем в «мертвой воде», на кармическом уровне, как известно, уничтожающей любые поползновения. Вы поняли меня?
— Смутно, патрон. А стихи зачем?
— Стихи? Ну, это так, — Майбах смутился, — для усиления эффекта. Вдруг после этого, например, компания «NOGA» попадет в какую-нибудь скандальную историю… с крокодилами, пальмами, баобабами или женой французского посла! Обнажит публично каким-нибудь образом всю мерзость своих намерений, — закончил он.
Секретарша кивнула, хотя все-таки мало что восприняла. В этот момент в приемной зазвучало что-то бессмертное, моцартовское, и второй секретарь, широкоплечий и не очень стриженый мсье Уашад внес маленький телефон, держа его в руках боязливо, словно змею.
Издатель выхватил из синеватой ладони индийца аппарат и прижал к уху. Элизабет вынула из принтера отпечатанный листок.
— Hallo, madame Marica, je suis emu, que vous ne m’oubliez-pas! [38] — прокричал он, другой рукой делая широкий росчерк на приказе.
— Майбах, из вас бы вышел дерьмовый француз и несносный еврей! — зарычала трубка голосом Марики Мерди. — Оставайтесь лучше русским медведем!
— О! — обрадовался Майбах, зная, что Мерди прекрасно говорит по-русски, только иногда путает традиционные ругательства. — Мадам Марика, тогда нет проблем. Значит так, с вашей требухой полный порядок. Лежит, голенькая, у меня на столе, отходит от оргастического совокупления с отделом корректуры. С моей стороны была только одна правка: я везде поправил только одну букву в вашем излюбленном термине. Поверьте мне, гОвно — это звучит более по-русски, чем…
— К черту! — снова рявкнул телефон. — Меня это сейчас не интересует. Нам необходимо немедленно встретиться!
— Очень срочно?
— Сию секунду!
— Что ж, тогда… — Майбах посмотрел на свои серебряные часы от Breguet, сделанные по спецзаказу (золото не любил), — тогда я могу отдать вам, как хорошему врагу, мой ранний ужин.
