Мэтью кратко пересказал ему случившееся. Скиопос слушал без особого интереса. Наконец он сказал:
— На суше очень плохо?
— Что касается островов в проливе, то да. — Мэтью кончил хлеб с сыром. Он посмотрел на буханку, и Скиопос сказал:
— Продолжайте. Отрежьте себе еще. Последний раз я испек слишком много хлеба. Его нужно есть.
Отрезая хлеб, Мэтью спросил:
— Вы все время были здесь? Один?
— Все ушли, — ответил Скиопос. — Я говорил, что они сошли с ума, но они ушли. Я говорил: то, что осушило пролив, на суше сделало черт знает что. Вы не найдете земли с молоком и медом, говорил я им. Но они тронулись. Что за ночь! Такой корабль бросало, как спичку. Кто-то вытащил пробку из ванны. Но мы сели благополучно. И я им сказал: нам повезло. Но они не слушали. Взяли немного пищи и ушли на север.
— Давно?
Скиопос пожал плечами.
— Кто знает? На следующий день после того, как мы застряли. Но, я больше не веду журнала. Кому это нужно?
Хлеб с сыром оказались еще вкуснее, если только это возможно. А острый вкус пива в горле довершил эстетическое впечатление. Мэтью сказал:
— Благополучно — правильное слово. Похоже, корабль совсем не поврежден.
— Поврежден достаточно, чтобы не поплыть, если снова придет вода. Но, я считаю, этого не случится. Хотите принять ванну?
— Горячая вода?
— Конечно! Я не стал бы приглашать вас в ванну с холодной. Много мыла, полотенце и все такое. Есть ароматная соль для ванной, если хотите.
Он провел их в другую часть корабля. Открыв дверь, показал Мэтью роскошную ванную.
— А для мальчика — за следующей дверью. Пойду тоже освежусь: ведь у меня гости. Позвоните, Мэтью, когда кончите, и я приду за вами. Если не показать дорогу, вы можете заблудиться.
Мэтью пустил горячую воду, какую только мог вытерпеть. У него захватило дыхание от жара. Он лег, расслабившись. За перегородкой плескался Билли. Мэтью сосредоточился только на ощущении удовольствия.
Скиопос вернулся до того, как они кончили мыться. Он спросил:
— Хорошо вымылись, Мэтью? Я принес одежду. Должно подойти.
Он выглядел еще аккуратнее, чем прежде. В руках у него была аккуратная стопка. Он положил ее на крышку рундука.
— Должно быть вашего размера, — сказал он. — Вот брюки, жилет, носки, рубашка. Нет туфель, но на борту они вам не нужны. И для мальчика тоже есть. Великовато, но у меня с собой ножницы — можно подрезать.
Мэтью вышел из ванны и завернулся в полотенце. Он начал благодарить Скиопоса, но тот прервал:
— Я пойду отнесу это мальчику. После ванны нужно надевать чистое. Когда оденетесь, я покажу вам корабль.
Какое облегчение не надевать старую одежду! Она грязной грудой лежала на полу. Чистый холст замечательно пах, его прикосновение к коже было невероятно нежным. Одевшись, Мэтью прошел к Билли.
Скиопос одевал мальчика, вернее, стоял и разглядывал его с благожелательным интересом. Он сказал:
— Хороший мальчик, но маленький. — Билли неуверенно улыбнулся. — Вы не портной, Мэтью? Давайте попробуем вместе.
Когда Скиопос кончил, Билли выглядел комично, но чисто. Рубашка и брюки были ему велики, причем брюки поддерживались парой кричащих сине-золотых подтяжек. Скиопос потрепал его по плечу и провел пухлыми короткими пальцами по влажным волосам мальчика.
— Ну, по крайней мере теперь ты выглядишь лучше. Пойдемте, я вам кое-что покажу.
Он привел их в помещение с рядами удобных кресел. Скиопос подошел к передней стенке и нажал на кнопку. Развернулся экран, и Мэтью понял, что это корабельный кинозал. В стене за сидениями было отверстие; очевидно, оттуда проецировали фильм.
— Садитесь, — сказал Скиопос. — Я сейчас.
Все, что происходило с момента их появления, казалось нереальным. Как во сне. Но это превосходило все остальное. Мэтью и Билли сели, а Скиопос вышел. Несколько мгновений — и из отверстия в стене послышался голос:
— Готовы? Хорошо! Начинаю.
Свет погас. Чернота и на мгновение приступ клаустрофобии; но экран осветился, и страх отступил. Это был мультфильм — “Приключения Тома и Джерри”. Поглядев вбок, Мэтью увидел лицо Билли. На нем было обычное детское удовольствие.
Скиопос показал еще два мультфильма, потом выключил аппарат и зажег свет в зале. Потом сказал в отверстие:
— Перерыв. Сидите. Я сейчас.
Вернувшись, он принес поднос.
— В перерыве у нас мороженое и конфеты. Как насчет этого, Билли? А вам сигарету, Мэтью? Или сигару?
Он дал Билли мороженое и плитку шоколада, зажег сигарету для Мэтью, а сам закурил маленькую сигару. Потом сел и начал говорить. Мэтью слушал его, гадая, здоров ли он, или безумен. Он не проявлял никаких признаков безумия, а был очень дружелюбен и деловит. Но ситуация была безумной, а он слишком обычно воспринял их появление Либо он должен был больше обрадоваться людям, либо негодовать из-за растраты драгоценных припасов: ведь они ограниченны, а что он будет делать, когда они кончатся?
По мере того как он говорил, яснее становилась картина происходившего. Он не убеждал команду остаться и не слушал их уговоров идти. Оставшись один, он копался в машине, пока не пустил ее в ход. Они шли на юг из Лондона, везя в танках воду в качестве балласта, и он умудрился переключить эту воду в охлаждающую систему. Безумный или нет, он был, очевидно, толковым механиком. Потом он начал чистить корабль, что делал с подмеченной Мэтью дотошностью. Он готовил для себя на большой электропечи, работавшей от генератора, слушал пластинки, снова и снова смотрел фильмы.
Он сказал:
— Вы, может быть, думаете, что мне одиноко? Но когда слушаешь голоса, видишь лица… у меня есть лента с Синатрой и Авой Гарднер. Они как друзья. Понимаете?
Мэтью медленно, с наслаждением курил сигарету. Он спросил:
— А радио?
— Радио? Вышло из строя.
— Вы можете починить его?
Скиопос пожал плечами:
— Я мало что понимаю в радио.
— Если попробовать… может, сумеем поймать какую-нибудь станцию.
Скиопос смотрел на него без всякого интереса.
— Мы знаем, что Западная Европа уничтожена. Вероятно, что-то подобное произошло и в Америке. Но ведь не может быть так плохо всюду… Россия, Китай, Новая Зеландия?
— Я мало что понимаю в радио, — повторил Скиопос.
Мэтью понял, что тому не нужен контакт с внешним миром. Он удовлетворен тем, что стал центром своего маленького мирка. Но почему тогда он их принял так по-дружески? Может быть, потому, что они дали ему возможность показать свою власть и чудеса.
Мэтью спросил:
— А горючее?
— Горючее? У меня его много.
— Сколько?
У Скиопоса появилось беспокойное выражение, он отвел взгляд. Настойчиво сказал:
— Много горючего, говорю вам.
— Но когда оно кончится и генератор заглохнет, что вы тогда будете делать?
— Не о чем беспокоиться. Вообще не о чем. Простите, Мэтью. Мне нужно заняться делами. Погуляйте. Увидимся позже.
В следующий раз они увидели Скиопоса в камбузе. Он готовил еду. Встретил их он так же приветливо, как и раньше.
— Когда у меня нет гостей, я днем перехватываю что-нибудь, но теперь я подумал, что вам захочется горячего.
— Не беспокойтесь, — сказал Мэтью. — Мы прекрасно обошлись бы хлебом с сыром.
Но запах был неотразим: толстые куски ветчины жарились в масле.
— Ничего особенного, — сказал Скиопос, — ветчина, жареный картофель, помидоры. Подождите еще десять минут. Хорошо?
За едой он рассказывал о своем распорядке дня. Будильник поднимает его в 6.30. Он моется, бреется и готовит на камбузе себе завтрак: кофе, тосты и консервы. Потом осматривает корабль, прибирает необходимое и отправляется на ежедневную прогулку на берег. Он делает это в любую погоду. Когда Мэтью нашел лестницу, он как раз гулял.
В первые дни он работал и во второй половине дня, ликвидируя последствия катастрофы. Теперь в этом нет необходимости, и он проводит время в бассейне, а в плохую погоду слушает пластинки и смотрит фильмы. На корабле есть библиотека, но Мэтью понял, что Скиопос не любитель чтения.
