И в болезни, и в здравии, и на подоконнике (СИ) - Стешенко Юлия

И Баррингтон может все прекратить. В любой момент, как только захочет. Никто из самоубийц не мог — а он может.

Так что все правильно. Все справедливо.

Все правильно.

Да говори же ты сука, еб твою мать, говори!

— Хватит! Хватитхватитхватитхватит!

Делла сняла заклинание, но Баррингтон продолжал вопить и корчиться, как разорванная пополам оса. Манкель подошел, брезгливо потыкал в него палочкой и присел на корточки.

— Ну, рассказывай.

— Самоубийцы — это жертвы. Плата за силу. Если заплатить тем, кто стоит за Завесой…

— Это мы и без тебя знаем. Ты детали рассказывай: что конкретно хотел, где алтарь, сколько вас вообще.

— Трое. Я, Роксана Твардзик и ее брат Габриель. Они полукровки, но Габ в отца пошел — он бездарь. Мы выкупили скотобойню. Там алтарь — за холодильниками, в старом разделочном цехе. Я заговаривал вход, я скажу вам пароль — «скажи друг и входи». Все просто, вы запомните. Вы же запомнили? Скажи друг и входи. Все просто.

— Да, мы запомнили, — терпеливо кивнул Манкель. — Все просто. Что конкретно вы попросили с той стороны?

— Власти. Знаний. Силы.

— Ого. На мелочи вроде гарема и золота вы не разменивались. Молодцы, серьезные ребята! — Делла склонилась к Баррингтону, и он шарахнулся назад, вжимаясь в стену. — Сколько амулетов продали?

— Не знаю. Штук триста или вроде того.

— А сколько активировали?

— Штук двести. Не знаю, я не помню.

— Раз уж ты попросил с той стороны знаний — наверное, ты большой эксперт по призыву, — прищурился Манкель. — Я прав?

— Нет. Да, наверное. Я не знаю.

— А я знаю. Тетрадки у тебя отличные: я таких построений даже в статьях профессиональных демонологов не видел. Так что знаний, дорогой мой Артур, тебе хватает, как и практического опыта. Поэтому слушай вопрос: как инвертировать связь с амулетами?

— Зачем? — растерялся Баррингтон.

— Чтобы те, кого вы еще не угандошили, живы остались. Адреса и фамилии вы у покупателей не спрашивали, поэтому единственный способ их найти — отследить связь, по которой вы активируете амулеты. У тебя есть какие-то идеи?

Баррингтон поднял голову, посмотрел Манкелю в глаза и оскалился в широкой улыбке.

— А не надо ничего инвертировать. Просто сломайте алтарь. Мы же еще не закончили, все действия вплетены в единую матрицу. Уничтожьте основу, и все остановится.

— Молодец! — хлопнул его по плечу Манкель. — Я же говорил: ты охуенно соображаешь!

Он разогнулся, упираясь ладонями в колени, и медленно, с наслаждением потянулся.

— Ну что, Делла, я этого мудака через портал в управление доставлю, а вы с Паттерсоном сгоняете на скотобойню. Или втроем этого красавца отконвоируем, а потом все вместе съездим?

— И оставим его в управлении без надзора? Думаешь, стулья с ножками уже закончились? — фыркнула Делла. — Нет, нахер. Забирай Баррингтона и глаз с него не спускай. А мы смотаемся на скотобойню — Стэн, согласен?

— Без проблем, — поправил кобуру Стэн. — Одна ведьма, один бездарь. Справимся.

***

Охранный контур могли пересечь воры. Малолетние идиоты-сатанисты, мечтающие обзавестись черепом с рогами. Защитники животных. Но я разу понял: это они. Те самые стражи, которые арестовали Конфорту. Слишком уж кучно легли события: как пули снайпера в мишень. Таких совпадений не бывает.

Жаль, что все произошло так быстро. Задержись они дней на пять, меня уже не интересовали бы визитеры. А сейчас… Сейчас я должен был принять меры. Я этого не хотел. В конце концов, именно эти люди выполнили свою работу безукоризненно — разве справедливо, что теперь они должны умереть?

Но каждый, кто принимает на себя долг и честь служить обществу, должен быть готов к такому исходу. Это высшая плата, которую мы несем на алтарь, выменивая на собственные жизни общее благо.

Я боюсь меняться. Знаю, что принял верное решение, понимаю неизбежность и благотворность процесса — и все-таки боюсь. Не хочу. Наверное, такие же чувства испытывает гусеница, обматывая себя коконом тончайших шелковых нитей. Она хотела бы остаться собой, сохранить неуклюжее, толстое, мягкое тело и наполнять его зелеными листьями, каждый день испытывая радость насыщения. Это так приятно, так спокойно. Так привычно. Но есть сила, которая выше страха. Она толкает гусеницу вперед, заставляет ее похоронить себя в шелках, как в гробнице, и сгнить там, перебродив, словно раздавленный виноград. А потом собрать себя заново, изменив не просто тело, но самую суть. Гусенице не нужны радужные крылья. Ей не нужен полет, не нужна короткая, невесомая, стремительная жизнь бабочки. Просто так надо.

Я меняюсь. Каждый день. Я смотрю в зеркало и вижу, что Габриель Твардзик уходит, растворяется, как лед в теплой воде. Это уже не я. Я тоскую по прежнему Габриелю, но так надо. Я изменюсь. Они умрут. Всем станет лучше.

Глава 41

Главный вход они единодушно проигнорировали. Делла произнесла короткое шипящее слово, рубанула воздух палочкой, и шесть футов стены осыпались серой бетонной пылью. За стеной был двор, поросший бурой промерзшей травой, а за ним — приземистые здания скотобойни. Где-то внутри протяжно и тоскливо мычали коровы.

— Сейчас будет фокус, — коротко улыбнулась Делла и легонько стукнула Стэна палочкой по лбу. Вместе с заклинанием пришло ощущение острого перечного покалывания, оно стекло от головы к пятками россыпью искр. А потом Стэн пропал. То есть он был — ощущал собственное тело, владел им, создавал давление на тонкий наст обледеневшего снега — но больше не видел себя. Секунда — и Делла тоже исчезла, осталось только самодовольное хихиканье. К плечу Стэна прикоснулась невидимая рука, осторожным, ощупывающим жестом проползла по шее и легла на загривок. Стэн почувствовал, как Делла придвинулась, ощутил теплое, пахнущее кофе и мятной жвачкой дыхание.

— Всегда хотела это сделать, — прошептала Делла и поцеловала его. Стэн приоткрыл губы, пропуская внутрь горячий язык, и это было чертовски странно — стоять посреди улицы, целуя пустоту, и ощущать прикосновения там, где не было ничего, кроме воздуха.

— Если я сейчас сниму с тебя штаны, нагну над капотом и трахну, никто ничего не увидит, — прошептал на ухо Делле Стэн.

— Мне нравится ход твоих мыслей. Закончим работу и попробуем?

— Январь на дворе.

— А термочары на что? — Делла в последний раз лизнула его в губы и отодвинулась. — Все, хватит. Хорошего понемножку. До здания дойдем под невидимостью, а в помещении я сниму заклинание — оно при быстрых движения сбоить начинает. Ну и пулю в жопу не хочется случайно поймать.

— Как будто целенаправленно хочется, — пробурчал Стэн, расстегивая кобуру.

— Целенаправленно хотя бы не обидно. Ну что, двинулись?

— Двинулись.

Они прошли по двору, оставляя на пыльном снегу две цепочки следов, и остановились под окнами. Стэн приподнялся на цыпочки и заглянул в помещение. За дверью находилась небольшая пустая комната, заваленная какой-то ветошью — то ли замызганными спецовками, то ли комками грязной ткани.

— Никого нет. Вперед.

Делла взмахнула палочкой, замок хрустнул, и Стэн пинком вышиб дверь, одновременно уходя влево. Он знал, что прямо сейчас Делла скользнула вправо, пригибаясь, чтобы не перекрывать ему сектор обстрела. Знал, но не видел — а секунду спустя Делла возникла, напряженная, как взведенная пружина, с палочкой во вскинутой руке. Не говоря ни слова, они быстро пересекли комнату и вышли в коридор, тянущийся вдоль десятков белых дверей. Делла — вправо, Стэн — влево. Они открывали двери, оглядывали пустые, облицованные тускло-зеленым кафелем комнаты, и шли вперед — быстро, но не слишком. Не настолько быстро, чтобы пропустить что-то важное.

Вот только важного не было. В здании было мертвенно-тихо, и приглушенные хлопки дверей врезались в эту тишину, как удары кулака. Коридор петлял и поворачивал, прерывался большими неуютными комнатами, похожими на заброшенные больничные палаты, и снова длился. Стэн уже не соображал, в какой части здания находится, он просто шел вперед, прислушиваясь и всматриваясь в каждую тень, выискивая взглядом проблеск света, контуры, движение.