Звезда королевы - Арсеньева Елена

— Ты что, спятил, Джордж? — досадливо прошептал Эрлах. — Что тебе проку в этой сухореброй невесте Христовой?!

Мария безотчетно провела пальцами по боку. Ничего себе, сухоребрая!

— Спокойно, Майкл! — усмехнулся тот, кого назвали Джорджем. — Удача на нашей стороне! Я был уверен, что русские не могли не иметь запасного варианта — Корф слишком умен и хитер! Неистовый человек.

Мария чуть приподняла брови. Вот так, значит? Неистовый?!

— Как только курьер был убит, его место в дилижансе заняла молодая монахиня, — продолжал Джордж. — Она якобы ехала в Берн к умирающей тетке, но в Берне не задержалась и на минуту. Я упустил ее в городе, но один из пассажиров, какой-то олух, нагруженный книгами, сказал мне, что она расспрашивала его о дороге на Тун… интересовалась и твоим трактиром. Это она и есть, та, кого мы ищем, кто приведет нас к русскому связному!

— Баба-шпионка? — с отвращением в голосе пробормотал трактирщик. — Тьфу!

— Эй, поосторожнее! — усмехнулся Джордж. — А как насчет нашей прекрасной Этты?

— Тысяча извинений! — Майкл Эрлах как бы сорвал с головы воображаемую шляпу. — Миледи вне критики. Она одна-единственная… Эта же девка была так измучена, что едва добралась до постели. Возьмем ее голыми руками и…

— Никого и ничем мы брать сегодня не будем! — перебил Джордж. — Наше дело — выявить русского связного. Наверняка у них встреча на Тунской пристани, но ты же знаешь, сколько там бывает народу! Попробуй отыщи там того, кто нам нужен… А эта крошка приведет нас прямиком к нему.

— Неужто? — пробормотала Мария. — You are sure, aren't you, my friend?! [203]

Эти двое обсуждали свои планы совершенно спокойно, не опасаясь, что здесь, в сердце швейцарских Альп, отыщется человек, знающий язык далекой туманной страны.

— Мне надо поспать хотя бы час, Майкл, — широко зевнул вновь прибывший. — Ты уверен, что девчонка не сбежит?

— Куда? — усмехнулся Эрлах. — И в чем? Моя горничная до полуночи возилась с ее сорочкою и платьем. Не голышом же ей бегать по горам?

Мария кивнула: «Big mistake!» — большая ошибка, как говорят англичане. Он ничего не знает о черном платье — ну что ж, пусть ждет до утра, когда простодушная монахиня проснется, готовая продолжать свое «паломничество»! Хотелось тотчас же выскочить в окошко и броситься в лес, однако ей хватило выдержки — пусть улягутся, уснут…

Через какое-то время, решив, что трактирщик и гость уже спят, она совсем было изготовилась бежать, однако напряженным слухом уловила легкие, крадущиеся шаги у двери. Эрлах все-таки решил проверить, на месте ли она!

В мгновение ока Мария содрала с себя платье, бросила его под кровать и прыгнула в постель, выпростав из-под перин (одеял здесь не водилось) голую руку.

Ей стоило нечеловеческих усилий сдержать дрожь ужаса, когда горячее дыхание коснулось ее плеча.

Эрлах потоптался у кровати — ему явно не хотелось уходить, но, видимо вспомнив о холодной ванне Рейнбаха, где купаются с камнем на шее, пересилил похоть.

— Не такая уж она и сухоребрая! — услыхала Мария его шепот.

Потом дверь спальни тихонько затворилась, и ключ повернулся в замке.

— Спасибо за комплимент, — усмехнулась «монахиня».

Она поспешно надела черное платье, подвязала подол, обулась и туго окрутила вокруг головы косу. Да, и не забыть о деньгах!

Она уже перекинула ногу через подоконник, когда сердце ее упало: мыслимо ли — тайком проскользнуть через этот сияющий в лунном свете двор?! Мария молитвенно сложила руки — и тихонько вскрикнула от радости, когда невесть откуда взявшееся черное облачко заволокло луну.

Длилось сие невероятное затмение не более двух минут, но Марии этого вполне хватило: спуститься по бревенчатой стене было раз плюнуть; перелезть через забор — то же самое. Она даже не успела испугаться, что ей сейчас придется идти по незнакомой дороге в кромешной тьме, — луна снова засияла на небе.

— Спасибо тебе, милая, голубушка, красавица моя! — сквозь слезы прошептала Мария и вприпрыжку побежала по узкой горной дороге на восток к Тунскому озеру.

Утро застало Марию в пути. Издалека уже давно доносился ровный, грозный гул, наверное, там шумел один из знаменитых швейцарских водопадов, возможно зловещий Рейнбах, но Мария побоялась свернуть с дороги и потерять время, любуясь красотами природы. К тому же она уже видела чуть поодаль подобие Рейнбаха — ручей, свергающийся с вершины каменной горы футов в девятьсот вышиною. На расстоянии он казался неподвижным столбом млечной пены; вода, чудилось, разбивалась еще в воздухе и падала на землю в виде мелкого серебряного дождя, брызги которого разлетались далеко вокруг и даже промочили Марии платье.

Ох уж это платье!.. Похоже, заканчивался срок его верной службы, сейчас оно обращалось в предателя. Мария понимала, что ее преследователи под перинами не залежатся, ее хватятся рано, может быть, уже хватились; а стоит им спросить служанку, сразу станет ясно, в чем ушла «монахиня». Мария полжизни отдала бы сейчас за одежду, которая сделала бы ее неузнаваемой, да где ее раздобыть в швейцарских Альпах, в виду водопадов, ледников и диких сосен? Дважды ей, правда, встречались хижины пастухов — в одной Мария отведала творога, сыру и густых свежих сливок, и за все это с нее взяли символическую плату, однако после просьбы продать смену одежды посмотрели как на сумасшедшую: у них просто не было ничего другого, кроме того, что на себе, — может быть, в деревне, в каких-нибудь сундуках, но не здесь, на летнем выпасе. Мария ушла ни с чем, однако же и деревню обошла стороной, опасаясь, что преследователи могли обогнать ее кратчайшей дорогою и теперь подкарауливают. Однако нельзя, никак нельзя появиться на переправе в этом наряде! Мария строила разные планы, один отчаяннее другого: вот завидит впереди путника — и сделает вид, будто лишилась чувства, путник подойдет, а она набросится на него, свяжет, заберет одежду…

Между тем погода постепенно портилась, и когда Мария, так ничего и не придумав, добрела до деревушки Унтерзеен, откуда, как ей объяснили, ходила почтовая лодка в Тун, вершины гор скрылись в тяжелых, темных облаках. Вчерашний день научил Марию доверять небесным предупреждениям, и она оглядывалась с опаскою, однако ни Эрлаха, ни кого-либо, похожего на человека по имени Джордж, не увидела. «Береженого Бог бережет», — подумала Мария и решила все-таки зайти в лавку, купить хотя бы плед или плащ, под которым можно скрыть ее приметное платье, а также, ежели сыщутся, пару крепких башмаков — от тех, в которых она отправилась из Парижа, остались, после promenade по горам одни опорки. Мария уже отошла от берега, как вдруг лодочник закричал:

— Кому в Тун — садитесь скорее! Еще час — и начнется буря. Я сейчас отчаливаю.

Пришлось вернуться.

Три крестьянки, ожидавшие на берегу, подхватив свои корзинки и юбки, бросились наперегонки к лодке.

Их опередили два молодых пастуха, распространявшие вокруг себя острый запах своих козьих безрукавок. Впрочем, как выяснилось, они спешили только для того, чтобы помочь почтенным матронам взойти в качающуюся лодку. Не обошли помощью и Марию. Она не сводила глаз с дороги, круто спускавшейся с горы, с замиранием сердца ожидая, что на ней вот-вот появятся преследователи… «Господи! Господи, помилуй!» — твердила она непрестанно и только тогда вздохнула свободно, когда лодочник оттолкнулся веслом от берега и умело направил свою осадистую посудину по неспокойным водам.

И тут Мария заметила, что любопытные взоры ее попутчиков как бы приклеились к ней. Ей оставалось лишь вообразить, какое дивное зрелище она представляет: в уродливом черном платье явно с чужого плеча, вся в поту и в пыли, с нечесаной косой. Право, если бы в сих местах были женские исправительные учреждения, Мария являла бы собою типичный портрет беглянки оттуда!

Да она и была беглянкою… Впрочем, нет, не только! Она едет за бумагами, которые подорвут престиж Англии, которые укрепят позиции России в черноморских портах! Она здесь не просто так — одяжка [204] какая-нибудь. Она — курьер, вернее, нарочный, у нее высокая миссия!