У обелиска (сборник) - Перумов Ник

Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 126

Молоденький щуплый солдатик вскинул винтовку, нервы у него не выдержали:

– А! Умри, мерзавец! Умрите все!

Только пуля заставила русского замолчать. Маленькие китайцы еще кричали некоторое время, а японец беспорядочно палил. Задел еще несколько человек, пока его не остановили: «Ты портишь ценный материал!» А он задергался, и по губам Ефремов прочел: «Правда не на нашей стороне». И тут же в голове голос: «Рисуй пентакль и беги! Беги!»

Безымянный напарник, убитый пулей в грудь, улыбался. По-человечески. Еще несколько китайцев истекали кровью, кто-то скорчился, кто-то раскинул руки. Кто-то сжал кулачки… Они сопротивлялись.

Остальные разбежались по камерам. «Быстрее!» – Снова голос Ли Сяо в голове. Ефремов макнул пальцы в чью-то кровь на полу и быстро начертил знак себе на лбу. Теперь в фас он невидим. На профили и тыл времени не хватило: рывком распахнулась дверь, и вбежали два десятка солдат в химзащите и противогазах. Дубинками они загоняли в камеры тех, кто высовывался, запирали их на засов. Ефремов побежал им навстречу – узкий обзор противогазных стекол увеличивал его шансы прорваться даже с частичной защитой. Один попытался оглянуться, но Ефремов вовремя среагировал ударом под дых.

Прошел первую дверь, вторую. А на самом выходе увидел – еще четверо, так же в химзащите и в противогазах, тащили широкий гибкий серебристый шланг. И тут из-за угла выбежала Ли Сяо в форме медсестры. Она не скрывалась, бросилась к Ефремову и повисла на нем. У него, как при их первой встрече, что-то начало трещать под кожей головы, но только сильнее во сто крат.

«Тебя нет, ты невидим, ты пуст, для всех ты – свой», – услышал он. Не смог сразу поставить заслон и подчинился.

Оказавшись за воротами Управления, в домике Ли Сяо, все, что Ефремов успел спросить, придя в себя, было:

– Как ты могла?!

Высосанный ее силой, Ефремов тряпичной куклой сидел у порога. Ли Сяо включила радио, чтоб никто не слышал разговора снаружи, а потом спокойно, с улыбкой и поклонами, стала расставлять на низком столике перед ним предметы: чернильный камень, тонкие кисточки, краски и тушь. Положила маленький бубен, обитую войлоком палочку и аккуратную стопку бумаги – каждый лист обрезан ровным квадратом. Набор, знакомый мудрецу и магу. Да, чуть-чуть отойдут руки-ноги, и Ефремов всем этим воспользуется – будь уверена, перебежчица. А уж отцы-командиры разберутся, кто ты и как могла…

– Я недавно здесь, в Харбине. Я старалась пробудить в людях милосердие, сеять сострадание, давать утешение, но у меня не получилось. Они не брали мои семена, не просыпались и не радовались. Они как будто забились в глубокие норы. И палачи, и жертвы будто спят сердцем. – Она делала в воздухе пассы руками, раздвигая невидимые створки, перелистывая страницы. Распахивались пространства у нее перед глазами, и Ефремов понял, что она делает. Снова она хочет сбежать! – Наверное, я учила не тому и успела спасти, как тебя, немногих. Но спасенные ничего не будут помнить. Я сама так сделала. И ты – прощай!

Григорий успел уклониться в сторону – заклятье забвения с тонкого женского пальца прошло в миллиметре от него.

– В военное время надо учить сопротивляться! – возразил Ефремов, чувствуя, как возвращаются силы и сжимаются кулаки. Ли Сяо пожала плечами и продолжила делать легкие движения. Картины других мест мог видеть и старший лейтенант. Вот Запретный город в Пекине, вот башни Кремля, резные карнизы Кракова, расстрелянный Берлин, лондонский Биг-Бен, американская статуя Свободы. Вот какие-то джунгли, а это безносый сфинкс. Как страницы журнала, листала Ли Сяо города. Листала и говорила:

– Это я поняла слишком поздно, но сделаю что смогу. – Ефремов потянулся рукой к чернильнице: пагода, гусь, квадрат. Дрожащими руками стал сворачивать лист в самолетик. Лишь бы не смазать тушь. Ли Сяо стояла к нему спиной. Осталось только легко двинуть кистью и… – Не надо, Григорий. Я же чувствую. Оставь свой гнев, – и шибанула его так, что он снова обвис, как кукла. Женщина в форме медика продолжала листать пространства, а ее силуэт словно кто-то обрисовывал простым карандашом. Затем он стал мерцать бурым неровным светом. – Помнишь, как мы встретились в первый раз? Так вот, на этом мне и стоило остановиться. На защите маленьких детей. Таким, как я, не стоит влезать в людские войны: это слишком сложно. Вы – слишком сложные. Вмешаться было ошибкой, но не вмешаться… Прости, что не объясняю всего: нет времени. Я должна остановить новый виток насилия. Предостеречь или уничтожить…

Григорий увидел куцые азиатские домики, почти европейское здание с куполом и мост странной формы – как буква «Т». Ли Сяо, похоже, нашла что искала. Она подалась чуть вперед, разглядывая что-то. Ефремов тоже увидел: вокруг буквы «Т» точки такого же бурого сияния.

– Прощай, маленький братец, – обернулась женщина, раскрыв широко руки, словно собираясь взлететь. – Прощай, русский диди. Я верю в перерождения. Может, мы еще увидимся, когда будет мир. Он у вас – прекрасный, если жить, а не выживать. Я люблю учиться всему новому! – И она резко хлопнула перед собой, закрыла невидимые створки. Самолетик Ефремова протаранил пустое пространство…

… – Я так и не понял, что она мне хотела сказать про «жить и выжить», про заснувших жертв и палачей, про милосердие, эта ваша искусственная гуанинь. Этот ваш буддизм, он… – Русский старик махнул рукой так, что я увидела в нем бывшего красного офицера. Именно так, широко, от плеча машут они, когда не находят слов. Я в кино видела. – После войны уже я мост тот опознал. Он – в Хиросиме. И про спешное возвращение многих и многих туда, в том числе и магов, как раз перед бомбардировкой. Были ли там маги, или такие же существа, как Ли Сяо, за нас они были или за японцев, или за кого-то еще – узнать не смог. Такое было время, что все возможно было, и все ради жизни жили и умирали. Но мне кажется, что она не умерла.

Мне стало понятно, что господин Ефремов надеялся найти Ли Сяо. Она пообещала перерождение. И он по-думал, что я – это она. Но я слишком быстро начала с ним драться. Теперь мне не было стыдно за свой поступок в «Зионе».

Я достала сережки в виде листиков гинкго, которые купила вчера. Я зажала их ладонями и протянула старику. Двумя руками в знак уважения. Он не понял.

– Вы виделись с ней, лаоши. – Теперь я буду его удивлять. – Там, в Хиросиме. Вы ведь приехали оттуда сейчас, не правда ли?

– Да. – Он даже не удивился. – Обошел все тени этого города. Думал, может, она – одна из них…

– Она – живая, – обрадовала я его. – И радуется жизни. И помнит вас. У нее вот такие серьги. Много-много. Каждый сезон. И она помнит вас, лаоши. Только ей пришлось перестать быть Ли Сяо. Ведь порой приходится жертвовать не только жизнью ради жизни. Из спящих в глубокой норе порой прорастает чудо.

Не знаю, смогла бы я сказать еще что-то человеку, прошедшему нечеловеческую войну. Он принял серьги. На ладони его белел шрам:

– Если тот, кто спит, решит, что пора проснуться.

Дети бегали по берегу Сунгари, лодки отплывали на Солнечный остров, неподалеку в уличном кафе мясо бросили в свежее ароматное масло. Еще три змея взлетели в небо над площадью. Сегодня вторник, и, как стемнеет, поющие фонтаны дадут представление. Пройти немного вперед – и можно спуститься в метро. Там – поезда. Туда и направился мой знакомый. Я поклонилась ему на прощание, как учили родители, и пожала руку, как делают у него на родине. День клонился к закату.

Я родилась в социалистическом Китае, у нас современное общество, где чтут традиции предков. Я знаю, кто такая Гуанинь, хорошо пользуюсь интернетом, у меня «отлично» по курсу новейшей истории и новый белый сенсорный телефон. Я с уважением отношусь к русским воинам-освободителям. Но вот уже три дня как вокруг меня и со мной происходят странные вещи. Я должна постараться это пережить сейчас, выслушать, запомнить, научиться. Потом пройдет время, и я все пойму или забуду. Ведь когда-то мои предки считали, например, поезд – чудовищем, а сейчас я каждый день езжу в метро и люблю поезда – они быстрые и удобные. Так рассуждали все мои предки, так мы выжили и стали великой страной. Мы так выживали всегда – выживание без жертв невозможно, но так сохраняется жизнь. А они, русские, тоже жертвовали и победили в войне и помогли нам освободиться. Это их путь сохранять жизнь. Не только свою жизнь.

Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 126