Пока мы лиц не обрели - Льюис Клайв Стейплз

Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 52

- Сюда, дитя, - воскликнула я, - ко мне, под плащ. Твои лохмотья!.. Быстро,а не то ты вся промокнешь.

Она с удивлением посмотрела на меня.

- Почему это я промокну, Майя? Мы же сидим под крышей! Лохмотья? Ах да,я совсем забыла, ты же не можешь увидеть моих одежд.

Она говорила, а по лицу у нее стекали капли дождя. Если тот мудрый грек, который прочтет эту книгу, усомнится в том, что сердце мое переменилось, как только начался дождь, пусть он спросит у своей жены или матери. Когда я увидела ее, мое дитя, о котором я пеклась всю жизнь, сидящей под дождем с полным безразличием, не замечая текущей с неба воды, как не замечают ее коровы, я поняла, что нельзя более сомневаться в ее безумии. Я поняла, что (по крайней мере теперь) нужно остановиться на чем-то одном, а не терзаться в сомнениях. И я знала, на чем мне следует остановиться.

- Психея, - сказала я (совсем уже другим голосом). - Это полное безумие. Тыне можешь оставаться здесь. Скоро начнется зима. Холод убьет тебя.

- Я не могу оставить мой дом, Майя.

- Дом? Здесь нет никакого дома. Иди ко мне под плащ!Она устало покачала головой.

- Бесполезно, Майя, - сказала она. - Я вижу, а ты - нет. Кто нас рассудит?

- Бардия! Я позову его.

- Мне не позволено впускать его. Да он и сам не войдет.Тут она была права.

- Встань, девочка, - сказала я. - Ты меня слышишь? Делай, как я говорю. Тыже всегда слушалась меня раньше.

Она посмотрела на меня (она была уже совсем мокрой) и сказала мягко, но с твердой решимостью в голосе:

- Милая Майя, я теперь замужем. Теперь я более не обязана повиноваться тебе.

Только тогда я поняла, до какой степени можно возненавидеть того, кого некогда любил. Пальцы мои ухватили ее за запястье, другой рукой я вцепилась ей в плечо. Мы боролись.

- Ты пойдешь со мной, - хрипела я. - Мы тебя заставим - мы тебя спрячем.У Бардии есть жена - значит, должен быть дом. Мы запрем тебя там и приведем вчувство.

Но Психея была намного меня сильнее. "Говорят, -подумалось мне, - что сумасшедшие обретают двойную силу". Мы наставили друг другу синяков - и только.

Мы разошлись: Психея стояла и смотрела на меня с изумлением и упреком, я плакала навзрыд (так, как я плакала под дверьми ее тюрьмы) от стыда и отчаяния. Дождь прекратился; очевидно, я сделала именно то, что боги от меня хотели. Теперь я уже не могла ничего поделать. Психея, как всегда, справилась первой; она положила мне на плечо окровавленную руку (неужели я успела поцарапать ее?) и сказала:

- Милая Майя, сколько я тебя знаю, ты почти никогда на меня не злилась. Зачем же ты злишься теперь? Смотри, какие длинные тени уже лежат на полу. А я-тонадеялась, что мы пообедаем вместе и повеселимся, прежде чем настанет ночь! Но,увы, - для тебя все мои яства будут холодной водой и ягодами. Хлеб и лук из припасов Бардии доставят тебе больше радости. Но ты должна уйти до захода солнца. Я обещала ему, Майя.

- Ты отсылаешь меня навсегда, сестра? И ничего не скажешь мне на прощание?

- Посети меня снова, как только сможешь. Я поговорю с ним, и, может быть,он что-нибудь сделает. И тогда - о милая Майя - мы встретимся снова, и никакаятень уже не омрачит нашу встречу. А теперь - иди.

Что мне оставалось делать? Я подчинилась: физически она была сильнее, а того, что было у нее на уме, я не могла постичь. Она повела меня к реке через пустынную долину, которую называла своим дворцом. Я ненавидела эту долину всем своим сердцем. В воздухе похолодало. Солнце скрылось за черным вырезом седловины. Она подвела меня к самой воде.

- Возвращайся скорее, -сказала она. - Ты ведь вернешься, правда?

- Если смогу, Психея. Ты же знаешь, какие порядки у нас дома.

- Мне почему-то кажется, - сказала она, - что в ближайшие дни Царь не будет тебе препятствовать. Ну все, времени больше нет. Поцелуй меня, милая Майя. Атеперь держись за мою руку. Постарайся нащупать ногой камень поудобней.

Снова я вошла в обжигающе холодную воду. На другом берегу я обернулась.

- Психея! - вскричала я в последний раз. - Еще не поздно! Иди со мной. Мыне останемся в Гломе - мы будем бродить по свету, пусть нищими, или жить у Бардии, - пойдем куда угодно, куда ты сама захочешь!

Она покачала головой.

- Я не могу. Я больше не принадлежу самой себе. Ты совсем забыла, сестра, чтоя замужем. Но я по-прежнему твоя. Если бы ты только поняла это. Не грусти, прошутебя, Оруаль! Все устроится, все будет лучше, чем ты могла мечтать. Возвращайся!До скорого свидания!

И она ушла от меня, вернулась в свою ужасную долину и исчезла за деревьями. На моем берегу наступили сумерки, потому что тень от хребта уже дотянулась до него.

- Бардия, - позвала я. - Бардия, где же ты?

Глава двенадцатая

Бардия возник в сумерках подобно серой тени.

- Ты покинула благословенную? - спросил он.

- Да, - коротко ответила я. Мне не хотелось объяснять ему ничего.

- Нам нужно решить, как устроиться на ночь. Верхом в сумерках через седловину не проедешь, да и зачем? Разве для того, чтобы заночевать в той, другой долине, у Древа. На самом гребне не выспишься - ветер. Да и здесь с часу на час похолодает. Боюсь, спать придется здесь. Негоже это, у богов под самым носом…

- Какая разница? - обронила я устало. - Везде одинаково.

- Тогда пойдем со мной, госпожа. Я там собрал немного хворосту.

Я пошла; в молчании близившейся ночи (все стихло, и только поток журчал громче прежнего) мы издалека услышали, как скрипит трава на конских зубах.

Нет в мире создания более дивного, чем мужчина-воин. Бардия выбрал для ночлега место там, где берег был самый пологий и две скалы, смыкаясь, образовывали нечто вроде пещеры. Мы сложили из хвороста костер и развели его; он легко разгорелся, хотя мокрые от недавнего дождя сучья шипели в огне. Из чересседельной сумки Бардия извлек снедь получше, чем хлеб и лук; даже фляга с вином нашлась у него. Я все еще была по сути дела девчонкой (а значит, в большинстве случаев - дурой), и мне стало стыдно, что, несмотря на мое горе, я так обрадовалась еде. На вкус все было отменным; мы ели возле костра, который погрузил окружающий мир в непроглядный мрак, оставив от него только освещенный круг, уютный и жилой, как дом. Что еще нужно людям, кроме тепла и пищи, чтобы согреть и напитать свое смертное тело? Зачем им тогда думать о богах, чудесах и неразгаданных тайнах? Для этого не остается ни места, ни времени.

Когда мы подкрепились, Бардия сказал, потупив глаза:

- Госпожа, ты непривычна к ночлегу под открытым небом; боюсь, ты умрешь от холода, раньше чем взойдет солнце. Поэтому, осмелюсь сказать, нам лучше лечь вместе, спина к спине, под одним плащом, как это делают воины в походе. Не стесняйся, госпожа, ведь я для тебя вроде отцовой собаки, не более того…

Я согласилась; ни у одной женщины в мире не было меньше причин ломаться. Меня удивило скорее то, что Бардия вообще нашел нужным что-то сказать. Я уже знала, что если ты в достаточной степени уродлива, то мужчины (если только они не питают к тебе особой неприязни) вскоре перестают воспринимать тебя как женщину. Бардия спал, как спят все воины: сон сразил его в мгновение ока; но он проснулся бы с тою же быстротой при малейшей опасности (позже я имела случай в этом убедиться). Я же никак не могла заснуть. Во-первых, земля была ужасно твердой и неровной. Кроме того, мне не давал заснуть хоровод безумных мыслей - о Психее, о загадочном дворце и о многом другом. Холод был такой пронизывающий, что я выползла из-под плаща (снаружи он весь намок от росы) и принялась расхаживать взад-вперед около костра. И тут, о мудрый грек, мой будущий читатель и судья, случилось следующее.

Уже светало, и в долине стоял густой туман. Когда я подошла к реке, чтобы напиться (а пить мне хотелось ужасно), речные омуты показались мне черными дырами на серой глади. Я выпила ледяной воды, и она то ли отрезвила мой рассудок, то ли окончательно отняла его у меня. Так или иначе, когда я подняла глаза и посмотрела за реку, туда, где клубился серый туман, я увидела такое, от чего у меня перехватило дыхание. Там, за рекой, высился дворец. Он был серый - в этот час и в тумане серым казалось все, - но явно настоящий, не призрачный. Я видела стены, бесконечные арки, могучий архитрав, целый лес колонн. Дворец был подобен прекрасному лабиринту. Шпили и башенки тянулись к высокому небу, такие стройные и неправдоподобно хрупкие, словно сам камень расцвел и пустил побеги. Ничего подобного я никогда не встречала прежде; Психея была права - ни один дворец в наших краях не мог сравниться с этим. Ни одно окно не светилось; казалось, все уснули. Где-то там внутри спало нечто или некто - божественное, ужасное, прекрасное, диковинное? - кто может сказать, - сжав Психею в своих объятиях. А я? Что я натворила! Позволила себе сомневаться и богохульствовать! Какая кара ждет меня теперь?

Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 52