Грани Агни Йоги (Том I) - Абрамов Борис Николаевич

1960 г. Окт. 22. Мир Мой нелегко утверждать в этом мире. Мир очевидности человеческий короток очень. Но Мой Мир — от вечности, как бы Нить вечности протянута через формы и явления плотного мира, нить, уводящая в беспредельность. К Миру Моему можно приобщиться, в Него можно войти, стать частью Его и жить в Нем, встречая волны преходящих явлений, как гранитный утес встречает прибой. Именно надо понять беспредельный аспект Моего Мира и сознанье на Нем утвердить. Именно надо понять, что дух, зажженный от вечного пламени жизни, живет в беспредельности, уявляемой в вечной смене проявленных форм. Беспредельные мы и живем в беспредельности. И мир плотный, в беспредельности сущий, является как бы разрезом ее во времени. Духом поднявшись над данным разрезом плотного мира, можно продолжить его в беспредельность и увидеть, что он представляет собой всего лишь кратчайший момент беспредельности и является частью ее. Нельзя отделить от нее ни одну форму жизни, ибо началом и концом своего существования касается она беспредельности. И не только концом и началом, но и каждым атомом, входящим в ее структуру. Беспредельны мы всеми элементами, составляющими микрокосм человека, ибо все элементы видимого и невидимого мира являются тем или иным видом аспекта беспредельности, в ней живут и в ней проявляются. Беспредельность вверху и внизу, в начале и в конце времени и во всем, что существует в Космосе. Поверх времени, в беспредельность устремляет стопы свои дух и в ней утверждает свой путь со звезды на звезду. Космос вечен, и вечен дух человека, и временность пребывания его на земле не преградою будет для духа, но ступенью и трамплином к дальним мирам. Надо огненной волей пробить плотную сферу очевидности, надо время понять и подняться над ним, надо мыслить о тайнах пространства. В век освобождения от всякого рабства надо подумать о том, как сбросить цепи, сковавшие дух, цепи плотного мира, Майи оковы. Свобода лишь в духе. Нет в теле свободы. А дух вездесущ, всемогущ и всезнающ в неисчерпаемом, безграничном, беспредельном потенциале своем. Мною было сказано о качествах духа. Ныне Берем высочайшие качества и атрибуты его, Указую на беспредельные возможности духа. Утверждая, что возможно все, Перебрасываю серебряный мост в беспредельность, где все достижимо, ибо не существуют предела роста могущества духа. Различные ступени всемогущества, всезнания, всевидения уже достижимы в какой-то, быть может только пока еще начальной, степени человеком, но эта достижимость ручательством служит дальнейших, других достижений, еще более высоких и мощных, и нет им предела, и нет им конца. Чем можно ограничить полет мысли? Лишь собственным невежеством. Отбросив его и все цепи, и все ограничения и оковы веков, можно устремиться по пути в беспредельность, где все достижимо, где невозможного нет и где несломимость устремления дух увенчает победой.

Время пришло пересмотреть заново многие положения и утверждения прежних учений, сбросив с них покровы клерикализма. Истина, очищенная от наносов, вновь засияет над миром. К примеру возьмем утверждение Первоучителя, столь яро замалчиваемое церковью: «Вы боги», или «И дана человеку власть над всякою плотью». Разве в этих словах не утверждается всемогущество человеческого разума и власть человека над всей природой и над телом своим? Йоги эту власть утверждают и ее достигают, и могут демонстрировать людям. Но что же сделали церковники с этими великими истинами, превратив сынов Божьих, то есть людей, в рабов, в страхе и трепете пресмыкающихся перед Высшим Началом, обрекающим их, по учениям этих церковников, на вечные мучения ада за краткие часы земного существования? Да знают ли эти невежды и мракобесы, что такое вечность? И может ли Космическая Справедливость и закон Кармы обречь человека за одну только жизнь на вечную муку? Много нелепостей нагородили эти невежды и сияющие истины жизни покрыли слоями изуверства и тьмы, лишив людей Света. Свет этот ныне миру дан будет наукой, ибо Истина мира одна. К Ней подойдут через науку.

1960 г. Окт. 23. И все же будем писать, хотя бы все было против. В этой неизменности ритма утверждается нить связи, основой которого является постоянство. Ритм этот будет продолжен за грани смерти и смерть сделает жизнью, ибо утвержденное здесь утверждено будет там, и отвергнутое здесь — отвергнуто там. Эту жизнь на земле можно назвать полем утверждения условий существования в Надземном. Вот почему каждая принятая или отвергнутая мысль имеет значение для будущего. И равновесие утвержденное рамкою будет выражения духа в незримом. Постоянство и равновесие связаны тесно. Постоянство без равновесия или равновесие без постоянства будут разновесием. И когда слишком трудно, спасительный ритм можно на помощь призвать. И в нем почерпнуть новые силы. Что из того, что беснуются волны прибоя внешних явлений. Они снова откатятся в море, дух же по-прежнему будет стоять нерушимо, мощному дубу под вихрем подобно. Сила равновесия велика. И сила эта от духа, не от земли и других оболочек. В триаде бессмертной основа ее. Равновесие — качество огненное.

1960 г. Окт. 24. Неблагоприятные условия восприятия усиливаются для того, чтобы процесс мог протекать при всяких и даже самых неблагоприятных обстоятельствах. Нужно лишь не останавливать на них мысль, продолжая ее устремлять по принятому направлению. Условия астрального плана по сравнению с земным столь обостряются, что огненное тренирование этого порядка настоятельно необходимо. Планы мысли и планы низших воздействий различны. Но огненное сознание должно видеть и слышать все, что не нарушает своего сосредоточения. Основной поток остается неизменным, боковые же ручейки на него не влияют. Господство мысли над окружающим состоит в том, что мысль продвигается по избранному направлению, не изменяя его в зависимости от внешних условий. Вибрации этих последних, попадая в сознание и запечатлеваясь в нем, все же не изменяют направления основного течения мысли. Даже перерыв не пресекает его стройности. Сознание как бы касается известной сферы и черпает оттуда то, что ему созвучит, несмотря на поступление впечатлений из сфер низших. Расчленение сознания практически явно возможно, и в веках знаем немало примеров тому. Сознание при этом касается разнородных явлений, различных потоков и, почерпая из них, не теряет нить связи ни с одним из тех, с которыми оно соприкоснулось. Конечно, напряжение сознания должно быть велико, а также напряжение мысли ведущей. Вывод один: при всех обстоятельствах ритм записей продолжается, и никакие вторгающиеся в него явления со стороны его нарушить не в силах, если устремление сохранено. Вначале требовалась полная тишина и изоляция, в конце записи можно вести даже на людном перекрестке дорог. Важно допустить, что это возможно, чтобы позднее осуществить в применении. Многие чудесные феномены возможны, и нет установленных рамок уявления активности высокого сознания. Могучая сила ритма сметает преграды обычных условностей и делает невозможное возможным. Будем писать и ночью, и днем, и когда захотим, и во всяких условиях, и при всех обстоятельствах.

Победа в том, чтобы не замедлять шага и не нарушать его ритма. Особенно вредна в этом отношении неожиданность, вызывающая шок и даже паралич некоторых центров. Потому изумляться не следует ничему и не поражаться ничем, также не нужны и внешние знаки удивления в угоду кому-то или чему-то. Достоинство духа не позволяет этого. Ужимки духа этого порядка особенно вредоносны. Ведь рядом с ними стоит льстивая угодливость, а за нею унизительное лепетание. Быть собою самим надлежит при всех обстоятельствах жизни, не унижаясь до улыбок угодливости и соглашательства. Соглашательство, угодливость — это одно, согласие и взаимопонимание — нечто совершенно другое. Эти последние не уязвляют достоинство духа, в то время как соглашательство поражает его. Много вредоносных привычек носит в себе человек. Молчание тем хорошо, что избавляет от многих ошибок и не создает условий, в которых астральный паяц уявляет марионеточную сущность свою. Он унизитель достоинства духа, готовый в любую минуту проявить рабский свой лик. Он лепечет, он льстит, он улыбается условной улыбкой ничтожества, он же и лжет, он же боится всего и всегда. Не столь он ничтожен, сколь вреден, и не столь он живуч, сколь не нужен вперед устремленному духу.