Так просто понять, что ты приобрел от бытия — беспокойство. Дзен показывает тебе путь не-бытия, выход из всех бед, путь безмолвия.
Медитация приходит к своему цветению, когда нет никого. Это цветок из ничто — предельное выражение экзистенциальных высот. Иначе ты остаешься чем-то маленьким, чем-то ограниченным. Почему бы ни быть целым? Когда возможно упасть в океан, зачем оставаться каплей и бояться всевозможных смертей от солнца, которое будет испарять тебя?
Почему бы ни совершить небольшой прыжок в океан и не исчезнуть? Почему бы ни быть самим океаном? Вот еще один способ сказать это. Когда я говорю «Быть ничем», я просто говорю: «Почему бы ни быть всем?»
Исчезни в существовании. Ты будешь цвести в цветах, ты будешь летать с птицами; ты станешь облаками, ты будешь океанами, будешь реками, но ты не будешь кем-то особенным с «я». «Я» это беда, единственная беда, а затем она творит много бед вокруг.
Весь опыт дзен является опытом вхождения в состояние «не-я», «не-себя», и тогда нет вопроса — некому спрашивать, и некому отвечать.
Третий вопрос:
Было сказано, что двойственность это природа ума. Но не подразумеваются ли под « умом» только аналитические процессы, которые имеют место главным образом в левом полушарии мозга? Значит ли это, что такие явления как музыка, красота, целостность и синтез не возникают из неизбежной внутренней двойственности самого ума?
Все, что возникает из ума, неизбежно бывает двойственным. Оно может возникнуть как с правой стороны ума, так и с левой стороны ума, это не имеет значения.
Есть музыка, которая не происходит от ума. Такая музыка абсолютно беззвучна и слышна только тем, кто пришел к тому, чтобы быть ничем. Только те, кто вышел за пределы двойственности ума, познали эту красоту и ощутили этот танец. Медитацию можно определить как выход за пределы двойственности ума.
Все, что бы ни исходило от ума, бывает заурядным; будь то музыка или математика. Возникает она с правой стороны или с левой — это не имеет значения. Ваша музыка и ваша математика, ваша философия и ваша поэзия — все это, очень поверхностно.
Но есть нечто в тебе, которое никогда не слышно, никогда не может быть высказано, никогда не может быть выражено, а может быть только прожито. Это ничто, о котором я рассказываю, есть живое переживание бытия никем. Из такого ничто возникает жизнь, полная музыки, но музыки беззвучной; полная красоты, но красоты бесформенной; полная радости, но радости неопределимой; полная танца, но без движения.
Медитирующий знает нечто, о чем ум не способен знать. Ум знает лишь поверхностное, а поверхностное всегда двойственно; разделено на «за» и «против».
Ничто — не двойственно и не разделено. Это просто чистое безмолвие, но очень живое безмолвие. И все, что происходит из такого безмолвия, обладает красотой и истиной, которая не сопоставима ни с чем, созданным умом.
Человек безмолвия, если даже он не делает ничего, — уже просто его безмолвие это благословение всему существованию. Его безмолвие — музыка, слышная только тем, кто ушел глубоко и вышел за пределы ума.
Сутра:
Возлюбленный Ошо, Секиши-цзы был учеником Чоши.
Во время визита к Секито монах Секиши-цзы стал просветленным.
После своего просветления Секиши-цзы возвратился к своему мастеру, Чоши.
Чоши также был учеником Секито. Чоши спросил: « Добрался ли ты до Секито?»
Секиши-цзы ответил: «Да, добрался, но не был представлен».
Чоши спросил: «От кого ты получил указания?» Секиши-цзы ответил. «Не от него».
Вы видите мистический способ, которым Секиши-цзы отвечает? Когда его спросили: «Добрался ли ты до Секито?», он сказал: «Да, добрался, но не был представлен, потому что ни он не форма, ни я. Ни у него, ни у меня нет имени. Нет возможности представиться».
Чоши сказал: «От кого ты получил указания? — тогда у кого ты получал наставления?»
Секиши-цзы отвечал: «Не от него — я получил, но получил от ничто. По-моему, мой мастер не был человеком слов. Мы встретились за пределами слов. Мы посмотрели друг другу в глаза, и что-то произошло. Но он не сказал ни единого слова; вот почему я не могу сказать, что получил от него какие-либо наставления. Конечно, с ним я стал просветленным».
Секиши-цзы стал просветленным, просто увидев Секито. Ничего не говорилось ему вербально; также не становился он ни учеником, ни посвященным. Просто наблюдая Секито... лишь завидев такую колонну безмолвия, такое ничто — он просто исчез как существо — он сам; он превратился в ничто. И ни слова не говоря, он покинул Секито и возвратился к своему мастеру, Чоши.
Чоши также стал просветленным в компании Секито. Вот почему его интересовало, что же произошло. «Ты добрался до Секито? — потому что ты выглядишь, как будто ты не только добрался до него, но и нашел его. Ты проник в его существо; ты несешь его благоухание. В чем дело? Ты добрался до Секито?»
Секиши-цзы ответил: «Да, добрался, но не был представлен. Ничего не было сказано им, и ничего не было сказано мной».
Чоши сказал: «Тогда у кого же ты получал указания? Ты, кажется, реализовал чистоту сознания. Тебе не провести меня; я вижу, тебя больше нет. Как же это произошло? От кого ты получил указания, технику, методику, дисциплину?»
Секиши-цзы снова отвечал окольным путем: «Не от него».
Тогда Чоши сказал: «Если ты был таким там, каков же ты будешь здесь? — Если ты не получал техники, дисциплины, указаний у великого мастера Секито, каким же человеком ты будешь здесь? Если ты был таким там, каков же ты будешь здесь?»
Секиши-цзы сказал: «Невелика разница».
Чоши не смог понять это окольное высказывание; он был простым человеком дзен. Он сказал: «Слишком велика, если ты намерен быть таким же и здесь тоже. Здесь тебе придется следовать указаниям; здесь тебе придется медитировать. Здесь ты должен войти в мир дзен».
Но Чоши не был великим мастером дзен, он был человеком дзен. Он понял ничто, но не был способен выразить его. Он сказал: «Разница слишком велика, если ты не собираешься несколько отличаться здесь».
Секиши-цзы сказал: «Мой язык еще не красочен». Он говорит: «Не беспокойся. Я так же чист, как ребенок. Я не был запрограммирован никем. Я — табула раса, чистая доска. Мой язык еще не красочен».
