Он любил меня и был искренним. Он сказал, что если брахмабодхи применить к любому ребенку, прежде чем ему исполнится двенадцать лет, он осознает Бога в этой жизни. Брахма значит предельное, Бог. И он хотел провести со мной этот ритуал.
Я сказал:
- Меня удивляет, что у тебя три сына, и ты ни с одним из них не провел этого ритуала. Разве ты не хочешь, чтобы они осознали Бога? Я знаю, что у трех ученых, которые будут читать мантры вокруг меня, есть собственные дети. Никто не испытывал этого на них, почему же ты хочешь сделать это со мной?
- Потому что я люблю тебя, и потому что я почувствовал, что ты мог бы осознать Бога, - сказал он.
- Если ты это чувствуешь, тогда я его осознаю и без твоего брахмабодхи, - сказал я. - Если бы брахмабодхи помогало людям осознать Бога, ты дал бы его своим детям. Просто из любопытства я хочу пройти через этот ритуал, но я совсем не уверен, что он имеет какую-то ценность. Если Бога можно осознать таким простым методом, который применяют к тебе другие... Я ничего не должен делать - только стоять в воде, может быть, немного померзнуть, пока вы читаете свои мантры... немного горький вкус, может быть, меня стошнит, но это не очень большие вещи в сравнении с достижением Бога. И я хочу, чтобы это было ясно и понятно: я отношусь к этому скептически, но готов сделать это из любопытства. Я только хочу знать, сколько времени мне потребуется, чтобы осознать Бога?
- Писания об этом ничего не говорят, - сказал он.
- По крайней мере, в этой жизни?
- Да, в той же жизни.
И ритуал был организован, и я прошел через всю эту пытку. Почти час я стоял, дрожа, в воде. И если до этого я думал, что ним , одно из индийских деревьев, имеет самый горький вкус, то это брахмабодхи превзошло все. Не думаю, что что-то другое может заставить вас чувствовать себя настолько плохо. Они написали «Ом» у меня на языке; было почти невозможно сдерживаться, потому что весь мой желудок выворачивался наизнанку, и мне хотелось, чтобы меня вырвало, но я не хотел нарушить их ритуала. Это было его частью: тебя не должно стошнить; иначе весь ритуал пропадает, ничего не случится.
Через час я был освобожден от этого ритуала. Я спросил старого врача:
- Ты действительно веришь, что эта чепуха чему-то поможет, что она имеет какое-то отношение к опыту Бога? Тогда почему люди всю жизнь продолжают заниматься этими аскетическими практиками, самоистязаниями, всевозможными дисциплинами? - одного часа этой пытки достаточно!
- Это создает вопрос и в моем уме, - сказал он. - Я поклонялся Богу всю жизнь, и когда я писал «Ом» у тебя на языке, я подумал: «Боже мой! Может быть, он его осознает, а я поклонялся Богу всю жизнь - утром и вечером. Я устал от этого, но продолжаю, потому что не остановлюсь, пока не осознаю».
Я сказал ему:
- Это абсолютно абсурдно. В этом нет никакой логики, и я не вижу в этом ничего, кроме беспричинного мучения маленьких детей.
И я был не единственный, потому что когда они организовали этот ритуал, об этом узнали некоторые богатые люди и привели своих сыновей.
В реке стояло в ряду, по крайней мере, девять мальчиков, так как то, что делается для одного, можно сделать и для девятерых; времени уходит столько же. И я сказал:
- Я знаю этих мальчиков; большинство из них идиоты. Если они могут осознать Бога, тогда я не хочу этого делать, потому что не хочу быть в раю с этими мальчиками. Они такие идиоты, что даже если в школе они окажутся со мной в одном классе, я сменю класс, возьму другой предмет. Я никогда не был с этими людьми. В первый раз - благодаря усилию по осознанию Бога - я стоял рядом с ними.
Впоследствии некоторые из них бросили школу на середине, потому что не смогли сдать экзамен, и я спросил этого врача:
- Что же случилось? Эти люди, которые собираются осознать Бога, не могут сдать небольшой экзамен? Они являют совершенное доказательство того, что твой ритуал - упражнение в бесполезности.
Он сердился, но внимал здравому смыслу. Он говорил:
- В твоих словах что-то есть, но что я могу сделать? Сейчас один из этих мальчиков сидит в тюрьме; он кого-то убил. Трое, которые этого не сделали, имеют небольшой бизнес. Оставшиеся затерялись в большом мире.
Я продолжал снова и снова его спрашивать:
- Как насчет этих девятерых, которые готовы к осознанию Бога? Ты все еще думаешь, что они осознают Бога?
В конце концов, он сказал:
- Ты так настойчив, что я должен тебе сказать: я не верю в этот ритуал; это только написано в священных писаниях. И видя поражение всех этих людей... но никому этого не говори.
- Почему? - спросил я.
- Будь мудрым.
- Что ты называешь быть мудрым?
- Никому этого не говори, потому что каждый верит в писания. Зачем наживать врагов? Держи это при себе, - сказал он.
- Это не правда, это путь лжи.
И я сказал:
- Все эти писания постоянно говорят: «Будь правдивым». Так должен ли я следовать писаниям, или мне следовать массам?
- Ты создаешь для меня дилеммы, - сказал он. - Я старый, усталый человек и не хочу никаких проблем. Теперь это для меня настоящая дилемма. Я не могу сказать тебе, не быть правдивым, и я не могу сказать тебе, быть правдивым. Я не могу сказать тебе, не быть правдивым, потому что это против писаний. Я не могу сказать тебе, быть правдивым, потому что это подвергнет опасности твою жизнь. Я могу просто сказать: «Будь мудрым».
Я сказал:
- Я думал, что мудрость состоит в том, чтобы быть правдивым, но здесь, кажется, быть мудрым значит быть политиком; быть мудрым значит уметь обманывать, быть небрежным в отношении истины и просто думать о своем комфорте и респектабельности.
Если ты только думаешь интеллектуально, то ты найдешь, что действительно мудро оставаться с массами, с правильной политикой. Говори все то, что они хотят слышать, - но тогда ты мертв. Ты можешь быть живым, только если ты один и сам по себе - как бы это ни было рискованно, как бы это ни было опасно.
И это привилегия человека - и единственная привилегия человека - в одиночку выстоять против всего мира, если человек чувствует, что за ним истина. Если он чувствует, что этот путь ведет к свободе, он должен принять любую ответственность. Тогда вся эта ответственность не будет на тебе бременем; она сделает тебя более зрелой, более центрированной, более укорененной, более красивой индивидуальностью.
