В Иродовой Бездне (книга 4) - Грачев Юрий Сергеевич

– Да, я вечером на собрании буду, — уверенно сказал Лева, радостно улыбаясь… — У меня большая и приятная новость: от директора Куйбышевского мединститута получена телеграмма. Я получил разрешение продолжать курс обучения в Куйбышеве. У них, как сообщается в телеграмме, все отрегулировано, и теперь я могу продолжать учиться в родном городе,

– Слава Богу! — воскликнул брат Камынин. — Бог услышал молитвы верующих, теперь время иное, должно быть все по правде, в нашей стране верующих не должны притеснять и гнать…

– Да, слава Богу! — сказал и Лева. — Он видел наши переживания, и теперь все устроилось. Я в Джизаке уже уволился с работы, моя Маруся тоже увольняется, и мы на днях отправляемся в Куйбышев. Вечером приду на собрание — прощаться с братьями и сестрами.

В самом радужном настроении Лева направился в город. Там ему в горздравотделе надлежало окончательно оформить свое увольнение.

«Вот сейчас все оформлю, — думал Лева, — потом пойду к брату Коновалову, вечером буду на собрании, выскажу свои пожелания, мне споют: «Бог с тобой, доколе свидимся…» Некоторые, возможно, пойдут проводить на станцию. Дорогие, близкие, родные. Мало мы были вместе, но как Христос нас сроднил! Да, ничто так не сближает людей, как Евангелие… А утром я снова буду в Джизаке. Еще несколько дней, и Куйбышев, учеба в институте…»

Лева чувствовал себя так, как будто воскресал для жизни. Его приглашают учиться. Лев запрашивал, сможет ли он поступить на 4-й курс, ведь полгода он пропустил. Мать Левы по его поручению ходила узнавать, и ей ответили, что примут на 4-й курс, что он догонит, все будет хорошо, пусть только приезжает… Действительно, проявлена такая гуманность, такая внимательность. «И почему это? — думал Лева. — Возможно, учли, что я учился на отлично, занимался научной работой. Нельзя же человека за его веру притеснять!..»

В самом радужном настроении Лева вошел в здание облздрава. Там его пригласили в спецчасть и перед увольнением предложили написать автобиографию. «Не забыть бы характеристику с фронта, которая здесь, в моем деле». По своей специальности фельдшера Лева участвовал в боях с японскими захватчиками в 1945 году, был награжден медалью «За победу над Японией». И когда он демобилизовалря, медчасть полка выдала ему отличную характеристику.

— Посидите еще одну минуточку, — сказала женщина из спецчасти и вышла.

В комнату вошли двое. Один из вошедших, грузный, заплывший жиром, в очках, мрачно взглянул на Леву и жестко, кратко произнес:

– Вы задержаны.

– Как так? Кто вы? — изумился Лева.

– Не говоря ни слова, вошедшие показали ему книжечки работников МГБ.

– В чем дело? — недоумевал Лева.

– Нам нужно выяснить вашу личность. Следуйте за нами. Разговаривать было бесполезно. Лева по опыту знал, что эти люди действуют наверняка и при этом «никогда не ошибаются».

Они шли по залитым солнечным светом улицам Самарканда. Впереди один, сзади другой, в середине Лева.

«Господи, что это такое?» — внутренне молился Лева, смотря на голубое небо. Сердце тревожно билось. Почему его взяли? Что он сделал плохого? Совесть Левы была абсолютно чиста. Никогда и нигде никакого худого слова не произнес он против власти, не выражал никакого недовольства. Будучи христианином, во всем старался поступать по Евангелию.

«И как же это я сказал, что буду на вечернем собрании? Такая самонадеянность! Ведь нужно всегда говорить, как учил апостол Иаков: «Если живы будем и Господу будет угодно, сделаем то или другое»… Неужели, неужели все мечты об учебе, а потом о врачебной деятельности, больше того — о большой научной работе — лопнут, как лопается мыльный пузырь?»

Они вошли в здание МГБ. В отдельной комнате жирный человек в очках сказал, что он следователь, и начал тщательный обыск Левы. Его раздели догола, снова обыскали, отобрали документы, отобрали каждую бумажку и деньги, что были в кошельке.

У Левы была очень миниатюрная книжечка с адресами, и он попытался сохранить ее, держа в ладони. Следователь заметил это и рассердился:

– Кого провести хотите? Дайте сюда, что у вас в руке! Лева подал.

– Ага, адреса!

Он попытался читать их, но у Левы был такой почерк, что следователь, как ни вертел книжечку, ни пытался разобрать, ничего не мог прочесть.

– Как это вы пишете? — возмутился он.

– Уж такой почерк! — сказал Лева, пожимая плечами. Следователь оформил протокол обыска, позвонил. Пришел конвоир внутренней тюрьмы МГБ, которому и передали Леву.

— Почему меня арестовали! Где ордер на арест?

— Это вы потом узнаете, — равнодушно сказал следователь и закурил папиросу.

Они вошли во двор. Это был двор МГБ, на него выходили камеры для заключенных. Сами камеры были расположены под землей.

Здесь Леву снова тщательно обыскали, и в поясном кармане нашли деньги, пересчитали их и записали на его счет

Глава 7. Скорбь

(Во внутренней тюрьме Самаркандского МГБ).

«Ты потряс землю, разбил ее; исцели повреждения ее, ибо она колеблется». Ты дал испытать народу Твоему жестокое, напоил нас вином изумления». «Даруй боящимся Тебя знамя, чтобы они подняли его ради истины».

Псал. 59, ст.4-9.

Лева в своей жизни видел всякие тюремные камеры, но эта изумила его. Это была маленькая пустая подземная комната, деревянный пол и больше ничего: ни табуретки, ни стола, ни признаков какой-то кровати. Окна не было, только над окованной железом дверью было отверстие, в котором тускло светилась электрическая лампочка. Временами она совсем тухла, и тогда воцарялся полный мрак. Лишь небольшие лучи дневного света проникали из отверстия, где висела лампочка.

«Странно! — подумал Лева. — Это, видимо, я временно здесь, на несколько часов, а потом переведут в камеру, где содержатся заключенные…»

Но настала ночь, и Леву никуда не переводили. Было очень холодно. Лев всячески старался укутаться в свое пальто.

На следующий день его вызвал следователь. Он был страшно рассержен и начал с крика:

– Почему ты скрыл деньги?

– Я не скрывал, — ответил Лева. — Вы обыскивали, они лежали в кармане брюк.

– А почему ты хотел утаить адресную книжку?

— Очень просто, — объяснил Лева. — Мне адреса нужны, в памяти я их держать не могу; значит, нужна и адресная книжка.

Наконец следователь успокоился, взял листки допроса и начал с обычного: фамилия, имя, отчество, где родился? Перейдя к допросу по существу, следователь спросил:

— С какой целью и по какому заданию вы приехали в Среднюю Азию?

Лева начал подробно объяснять, что его удалили из Куйбышева, как имеющего в прошлом судимость. Чтобы продолжать учебу в мединституте, он везде искал пристанища и приехал в Самарканд по направлению Министерства здравоохранения СССР, чтобы продолжать учиться.

— Брось заливать нам, — прервал его следователь. — Ты лучше расскажи, каких ты старших братьев знаешь в Москве. Когда был в Москве, встречался с ними?

— Встречался, — сказал Лева, нисколько не смутившись. Следователь внимательно посмотрел на него. Лева внутренне молился:

«Господи, сделай так, чтобы этот следователь не сделал никакого зла для детй Твоих и правда и справедливость восторжествовала.

Следователь порылся в каких-то бумагах и потом медленно, в упор глядя на Леву, произнес:

– Старше вас Жидков Яков Иванович, Орлов Михаил Акимович. Встречались с ними?

– Встречался, — сказал Лева.

Следователь повеселел, лицо его стало добрым, почти добродушным.

– Знаете что, Смирнский? Я вам зла не желаю, ведь все мы понимаем, что вы действуете под руководством ваших старших братьев. Говорите всю правду, вам легче будет; вся вина падет на них.

– Я всегда говорю только правду, — сказал Лева. — Всякая неправда есть грех, мы никогда не обманываем.